Она моя зависимость (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 20

– Есения Альбертовна, ваши сестры…

– Он их убил! – снова кричит мама, зажимая рот ладонью.

– Что?

– Девочки вместе с подружкой стояли на остановке. Водитель не справился с управлением. Сильно превышал скорость. Машина слетела с дороги прямо в остановку.

– Они мертвы? – я спрашиваю это настолько спокойным тоном, что начинаю бояться сама себя.

– Нет. Подруга в реанимации. А ваши девочки в палате.

– Того, кто был за рулем, нашли?

Офицер смотрит куда-то поверх моей головы и кивает.

– Да, нашли.

Оборачиваюсь и вижу Андрея. Его машина стоит в паре метров, но я даже не услышала, как он приехал.

– Есь, нужно поговорить.

Панкратов сжимает мою руку, а я только сейчас соображаю: откуда он мог знать, что к нам пришла полиция?

Тело обдает холодом. Разгадка лежит на поверхности и совершенно мне не нравится.

13

Андрей.

– Ты должен с ней поговорить, – отец крутит в руках уже пустой бокал и снова тянется за бутылкой.

В его кабинете душно. Оттягиваю ворот рубашки и расстегиваю несколько верхних пуговиц.

– Ты понимаешь, о чем меня просишь?

Растираю плечо. Оно ноет от удара. Отцовский водитель резко дал по тормозам во время выстрелов, и я прилично впечатался в спинку переднего кресла.

– Понимаю. И, можно сказать, настаиваю. Это и в твоих интересах тоже. Я хочу решить этот вопрос тихо и очень надеюсь, что мирно. Семья подружки приняла наше предложение. Лукин отзвонился буквально только что. Завтра они уедут из города.

– Так просто?

– Девочку тетка воспитывала. Родители давно умерли.

– Откуда он вообще взял машину? – кошусь на телефон и лишь сейчас соображаю, что так его и не включил.

Стоит экрану засветиться, всплывает несколько оповещений о пропущенных звонках.

Еська.

От одного только имени по телу расползается неприятный холодок. То, о чем просит меня отец, полнейший треш. Но самое главное – я абсолютно не знаю, как мне поступить.

– Охрана его упустила. Видимо, у кого-то из дружков одолжил.

Папа сжимает пальцами переносицу и устало смотрит перед собой.

– Врачи говорят, что травмы серьезные. Не пристегнут был, его через лобовое выбросило.

– Под кайфом?

– Результат анализа еще не пришел, но, думаю, да.

– Идиот, – рывком поднимаюсь с кресла. Пересекаю кабинет в несколько широких шагов, замирая у окна. – Я не знаю. Не могу тебе ничего обещать.

– Подумай о матери. Если Славика посадят, она не переживет.

– Ты, когда со своими девками кувыркаешься, тоже в первую очередь о ней думаешь?

– Не надо, Андрей. Давай без пустых разговоров.

– Кто в нас стрелял? – этот вопрос крутится в моей голове еще с обеда, но из-за всей происходящей суматохи задаю я его только сейчас.

– Нас запугивали. Убить задачи не стояло. С этими людьми уже разбираются. Последние месяцы мы с Царевым тоже не сидели сложа руки.

– Ты знал о покушении? Это те люди, что присылали угрозы?

– Знал. Прости, что не предупредил. Но так было нужно. В конечном счете большую часть работы мы хотим сделать по закону.

– Смешно звучит, не находишь?

– Поговори с Есей. Никто кроме тебя в этой ситуации не разберется.

То, что никто не разберется, он лукавит. Я знаю его методы. Он может просто их запугать, выжить из города или… Представить страшно эти «или».

Сейчас он дает мне возможность урегулировать ситуацию мирным путем.

А передо мной стоит выбор. Самый сложный выбор.

– Я тебя понял, – киваю и выхожу из кабинета.

Спустившись во двор, долго сижу в машине. Палец завис над экраном с иконкой Еськиного номера. Нажать не решаюсь. Думаю, что сказать. Уже представляю ее реакцию, точно зная, что она будет негативной. И это понятно.

В ее глазах я буду тварью, как и вся моя семья.

Но и не сделать этого тоже не могу. Ситуация критичная, и отец не станет мелочиться. Сейчас он дал мне шанс на то, чтобы оградить Есину семью от неприятностей.

Если не выйдет, то я автоматически лишусь права голоса. Он поступит так, как считает нужным – проедется по ним катком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

До больницы доезжаю быстро. По дороге все же решаюсь ей позвонить, но разговор резко обрывается.

Выхожу из машины. Уши закладывает от громких криков. Плач ее матери неприятно скребет в области груди. Мышца на лице дергается, но я уверенно делаю очередной шаг.

Сжимаю Есину ладонь.

Прошу о разговоре, замечая, как в ее глазах начинает плескаться понимание. Она мечется, отказываясь верить в происходящее, хотя уже знает, зачем я приехал.

Лидию Денисовну уводят в палату, ставят укол успокоительного.

Врач бегло рассказывает, что в целом с девочками все в порядке, жить будут. Но у одной из них были проблемы со здоровьем, которые еще не давали о себе знать. Что-то с почками. Возможно, потребуется операция.

Еся сглатывает и растерянно проводит ладонями по лицу. Я все это время нахожусь рядом.

О произошедшем еще никто не знает. Точнее, не узнает уже никогда.

Все записи с камер на перекрестке и ближайших домов изъяты. Ищут всевозможных свидетелей. Всех, кто мог видеть хоть что-то. Все они получат по внушительной сумме денег и забудут об увиденном раз и навсегда.

Отец перестраховывается. Я прекрасно понимаю, что, заяви Есина мать о произошедшем публично, доказательств не будет. Но это придаст огласку. Губернатору не понравится, если фамилия Панкратовых мелькнет в прессе в подобном контексте.

– Кто был за рулем, Андрей? – Еськин безжизненный голос становится триггером.

Хочется выпустить скапливающуюся агрессию и разнести эту чертову больницу в щепки.

В голове творится настоящий ад, внешне же я чуть сильнее сжимаю кулаки и смотрю ей в глаза.

– Мой брат.

– Ты пришел, чтобы попросить о чем-то?

– Да. Моя семья хочет купить ваше молчание, – говорю быстро, четко, чтобы не сбиться. Намеренно не подбираю красивых слов и не предпринимаю попыток как-то завуалировать свою кощунственную просьбу.

– Ваша семья, – ее губы изгибаются в циничной усмешке.

– Я тебе не враг. Я приехал, потому что знаю своего отца. Он все равно добьется желаемого, но уже другими методами. Послушай меня…

– Я не хочу тебя слушать, Андрей. Ты хотя бы понимаешь, о чем просишь? Твой брат покалечил людей. А если бы все закончилось летально, что, если бы кто-то умер или остался на всю жизнь калекой?

– Знаю. Поверь, я все знаю и все прекрасно понимаю.

– Как ты вообще себе это представляешь? Что я скажу маме? Нам дадут денег и… Боже, – она зарывается пальцами в волосы. – Я не знаю. Я не знаю, что мне делать. Как правильно, скажи?

Хочется ее обнять до ломоты в костях. Прижать к себе и сказать, что все будет хорошо, все поправимо, но это ни черта не так.

Поэтому мои руки остаются упертыми в колени.

– Пойдем на улицу.

Нам обоим нужно проветриться. Еся кивает и, выпрямив спину, идет за мной следом.

– Что он хочет сделать? – ее вопрос летит мне вслед, и я замираю. Веду пятерней по волосам и хаотично думаю, как сформулировать мысль. Сказать всю правду? О чем-то смолчать?

– Ничего хорошего. У него очень радикальные методы.

– Убийство, что ли? – ее голос становится тоньше.

– Если бы я мог повлиять, хоть как-то, я бы это сделал. Поверь мне. Но я не могу. Это мерзко признавать, но сейчас я бессилен против своего отца. У меня нет рычагов давления, поэтому пообещал ему, что поговорю с тобой.

– Он делает это ради тебя, – она закрывает глаза и качает головой. – Я не смогу с этим жить. Моя совесть не позволит. А мама, что будет с ней?

– Подумай о будущем. И знай, я всегда на твоей стороне.

– Можно я побуду одна?

– Конечно, – все-таки решаюсь сжать холодную ладонь, но не выдерживаю и крепко прижимаю Есю к себе. – Я всегда рядом. Не отдаляйся от меня, пожалуйста.

Последние слова звучат замогильно тихо, а еще жалостливо. Я будто вымаливаю у нее шанс остаться прежним. Но это невозможно. Все изменилось.