Его нельзя любить. Сводные (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 25

— Но я жив, — пожимаю плечами, а у самого холодок по коже.

— Нам повезло, — она облизывает свои пухлые губы, а меня не покидает мысль снова ее поцеловать.

Это тупой инстинкт. Животный. Если мозг решил, что ты на волосок от смерти, был или вот-вот будешь, срабатывают первобытные позывы к размножению.

В своих мыслях я, конечно, уже давно зашел дальше поцелуев. Именно с ней. И вот это уже куда хуже. Можно выбрать любую, но я хочу с ней.

— Мы здесь надолго?

— Дней на пять, — закидываю руку себе за голову.

— У тебя классные друзья. Я думала, что, когда ты о них говорил, просто врал.

Она снова всхлипывает. Я чувствую, как у нее дрожат плечи. Спина.

Переворачиваюсь на бок, и Ника утыкается лицом мне в грудь.

— Никто не узнает, — бормочет, сжимая ткань моей футболки в кулаки.

— Никто, — касаюсь пальцами ее волос, неуверенно кладу ладонь на затылок, робко поглаживая.

Никогда никого не успокаивал. И не уверен, что вообще делаю это правильно, просто…

Я не знаю. Я тупо запутался. Все это началось как большая игра. Масштабная летняя авантюра. А что теперь?

15.2

Никины слезы проступают через футболку. Выдыхаю и сгребаю Малинину в охапку. Отрываю от себя на пару секунд так, чтобы подтащить выше. Лицом к лицу.

Внимательно наблюдаю за тем, как она кусает свои губы в попытке перестать плакать. Выходит у нее скверно. Слезы продолжают катиться по щекам, словно в нее встроили декоративный фонтанчик.

Мы смотрим друг на друга. Молчим. Время замедляется. Секунды растягиваются в часы.

— Ян…

Ника разлепляет губы. Они у нее красивые и, в отличие от моих, к счастью, не пораненные.

— М?

— Я не хочу быть твоим врагом. — Ее пальцы касаются моей щеки. Ника пробегается по коже, огибая ссадины, а потом убирает челку, упавшую мне на лоб. — Я вообще не хочу быть чьим-то врагом. Зачем? Это неправильно. Это отнимает слишком много энергии.

— То есть ты у нас всех любишь?

— Скорее, пытаюсь понимать людей и то, почему они себя ведут как…

— Как говнюки?

— Именно, — она кивает. Ее пальцы все еще блуждают по моему лицу, и эти прикосновения отзываются дрожью во всем теле. — Меня дома особо никогда не спрашивали о том, что я чувствую. Нравится мне или нет… Это неприятно. Но я понимаю бабушку. Она хотела как лучше.

— И мать свою понимаешь, которая тебя бросила?

Ника вздрагивает. Сжимает пальцы в кулак. Знаю, что не щажу ее, но сегодня и правда хочу понять. Как можно быть такой блаженной? Как можно не реагировать на то, когда тебя башкой макают в дерьмо?

— Она была молода. Я не уверена, что сама бы смогла потянуть ребенка в семнадцать…

— На этот случай есть презики и мозги.

— Прекрати колоться, — она вздыхает.

— Я, вообще-то, брился, — намеренно прикидываюсь тапком.

— Ты понял, о чем я. Хватит делать мне больно. Это обидно.

— Извини.

— Второй раз за день.

— Что?

— Ты извинился второй раз за день. Кажется, стоит занести это в Книгу рекордов Гиннеса.

— Попробуй.

Я чувствую исходящее от нее тепло, и это совсем не про тело. Оно идет откуда-то из недр ее души. Чертовски подкупает и делает тебя слабым.

— Я все равно не понимаю, — закатываю глаза, — моя мать снюхалась, зная, что у нее есть семья. Есть я, муж, в конце концов, но ее это не остановило. Она сделала свой выбор. Сознательно.

— Это болезнь.

— Это прикрытие. Когда тебе могут помочь, протягивают руку, а ты ее раз за разом отталкиваешь, стремно прикрываться тем, что ты якобы болен. Как и говорить о том, что искала лучшей жизни, чтобы устроить в ней и свою дочь.

— Нельзя всех ненавидеть.

— Я этого и не делаю.

— Ты винишь всех в том, что тебе больно, а сам отталкиваешь руку, которую тебе протягивают.

Зависаю на доли секунды. Улыбка на лице сама собой вырисовывается.

— Ладно, уела. В чем-то ты действительно права. Но эта рука была нужна мне пару лет назад, не сейчас. Тогда никому не было до этого дела, а сейчас это уже не нужно мне.

— Ян. — Она снова облизывает губы и высвобождается из моих рук. Подтягивается повыше и усаживается рядом. — Давай договоримся, что это лето пройдет под эгидой добра.

— Это как?

— Без глупых игр и ненависти. Нам необязательно причинять друг другу боль.

— Ты хотела сказать, мне? Мне необязательно причинять боль тебе?

Ника резко отворачивается, обхватывая себя руками.

Медленно поднимаюсь и сажусь напротив нее. Идея бредовая, но что я теряю?

Возможно, это будет что-то новое…

— Ладно. Я обещаю, — касаюсь ее предплечья, — что это лето мы будем друзьями.

— Ты сейчас надо мной снова издеваешься. Да?

— Нет. Я серьезно. Но у меня тоже есть просьба.

— Какая?

Я чувствую исходящий от Ники интерес. Он окутывает ее волнообразной аурой. Она поворачивает голову и ждет, что я ей предложу.

— Мы будем ночевать вместе, как сегодня. Все лето.

— Зачем?

— Чтобы разговаривать, Глу… Ника. В этом что-то есть.

— Без рук?

Пожимаю плечами вместо ответа.

— И никто не узнает ничего из того, о чем мы говорим?

— Никто. Ни о чем мы говорим, ни о том, что делаем.

— Никогда?

— Никогда.

— Хорошо.

Она снова поступает опрометчиво. Мое слово может ничего не значить. Я могу ей сейчас врать. Сказать лишь то, что она хочет слышать, но, несмотря на это, она все равно верит в лучшее. В какую-то более человечную часть меня.

— Ты давно дружишь с Тимом?

Ника выпаливает это не к месту, ее мысли переключаются на Азарина, и меня это бесит. Какого хрена он вообще затесался в этот разговор?

— С детства. А что? Понравился?

— Он симпатичный, — выдает ровно. — Только грустный.

— Переболеет.

— У него проблемы с девушкой.

— С ней вообще невозможно существовать без проблем. Редкостная зануда.

— Но он твой друг и ее любит, — Ника говорит это с укором.

— Я его предупреждал, что все этим и закончится.

— Он меня тоже сегодня предупредил с тобой не связываться, но, как видишь, я сижу здесь. Так что…

— Когда наш разговор вообще перешел на Тимоху? Завязывай.

— Ладно… Я тогда спать, наверное?!

— Отличная идея.

Мы почти синхронно укладываемся на постель. Ника заворачивается в одеяло, скручиваясь улиткой, а я просто лежу на спине и пялюсь в потолок. Перевариваю, на что вообще подписался и на фига мне это надо.

Как вырубает, даже не замечаю. Но, когда открываю глаза, за окном уже рассвело, по ощущениям я проспал часов десять, а может, и больше.

Лениво переворачиваюсь на бок, в ту сторону, где должна быть Ника, но ее рядом не оказывается. Кровать в месте, где она лежала, накрыта идеально расплавленным одеялом.

Медленно поднимаюсь на ноги. Тело слегка ведет, а в висках взрывается парочка снарядов, подряженных на головную боль.

Морщусь, растираю лицо руками. Задевая ссадины. Злюсь. Может, реально в больничку сгонять?

С этой мыслью спускаюсь вниз. Проснулась уже большая часть присутствующих в доме. Деня с Тимом рубятся в приставку. Ника с Иркой о чем-то болтают у бассейна. Ненадолго залипаю глазами на Малининой, а когда замечаю, что Азарин в этот момент пялится на меня со скотской улыбкой, резко отворачиваюсь и вытаскиваю из холодильника бутылку пива.

— Денис, ну мы едем? — Иркин визг разрывает мозг. Она влетает в дом с отпечатком нетерпения на лице.

— Не ори ты так, — прикладываю холодную бутылку ко лбу.

— Прости. Ну вы скоро там доиграете?

— Пять минут.

Снова смотрю на Нику. Она ловит мой взгляд. Улыбается. Еле заметно ей киваю.

— Никос, замени этого убогого, — Азарин взмахивает джойстиком и толкает Деню локтем. — Все, проваливай. Ирка. Забирай его.

Ника тем временем огибает диван, а потом присаживается на пол. На место, где еще минуту назад сидел Ден.

Наблюдаю за всем этим не без интереса.

— Ты играешь? — само собой как-то вырывается.