Философия кошки - Елизаров Евгений Дмитриевич - Страница 6

Не всякая толпа – коллектив, не всякая совместность проживания говорит и о наличии сплоченной некими едиными правилами общежития стаи; последняя существует только там, где есть хотя бы какая-то общая для всех цель, где возникает необходимость хотя бы в какой-то координации совместных действий, а значит, и в распределении индивидуальных ролей. Поэтому часто встречающиеся колонии городских бездомных кошек – это еще совсем не стаи. Кошка не терпит подчинения решительно никакой организации и впервые соглашается с распределением ролей только у нас, в человеческом доме; при этом распределение, которое признается ею (и, как кажется, не слишком оспаривается нами) таково, что все обязанности возлагаются на его хозяев, права же обязаны доставаться только ей.

Как эта таинственная пришелица сумела добиться таких удивительных привилегий?

Природа со временем открывает нам все свои тайны, но здесь – явная недосказанность, как видно, здесь она сама испытывает нас, подобно древнему Сфинксу, задает какую-то великую загадку.

Может быть, ответ содержится именно в этой только что бегло очерченной связи. Ведь тот факт, что кошка впервые появляется именно рядом с храмом, не может не порождать вокруг нее мистическую завесу. Та тайна, которая всегда окружает само святилище, в известной степени обязана передаваться и ей, и аура храма, бросая свой отсвет на нее, должна была делать из кошки существо каких-то иных, далеких от земной суетности измерений. А вот окутанное ею существо уже трудно (если не сказать опасно) не впустить к себе. Да и к тому же, воплощение чего-то надмирного, оно само может стать (пусть и не очень надежной, но все же…) защитой дома, неким предстателем и заступником его домочадцев у высших сил природы. Словом, уже в Древнем Египте кошка почиталась не просто полезным, но и священным животным, «добрым гением жилища», маленькой хранительницей домашнего очага. Поэтому вовсе неудивительно, что когда кошка умирала, в приютившей ее семье объявлялся траур, все домочадцы в знак глубокой печали сбривали брови и скорбели о понесенной утрате.

Впрочем, в Египте кошка вообще заняла особое ни с чем не сравнимое место. Один из текстов гимна, посвященного ей (шестой век до нашей эры, теряющийся в тумане столетий царь Леонид со своими спартанцами заступит пути персидским полчищам в Фермопильском ущелье еще только через сто с лишним лет) – гласит: «О, священная кошка! Твоя голова – голова бога Солнца. Твой нос – нос Тота, господина трижды более великого, чем Гермополис. Твои уши – уши Озириса, который слышит голоса всех тех, кто его упоминает. Твой рот – рот бога Амму, господина жизни, который тебя предохраняет от грязи. Твое сердце – сердце Фата». (Кстати, далекие отголоски этих древних гимнических песнопений, которые в незапамятные времена звучали в храмах нильских долин, распознаются и на бескрайних русских равнинах. В близком нам с самого детства имени Котофея, героя многих национальных сказок, отчетливо различаются два самостоятельных корня: «кот», этимология которого вполне прозрачна и не требует, как кажется, никаких пояснений, и «фей», восходящий к греческому «theos» – бог. Это ли не свидетельство божественной сущности той, чья судьба и чье назначение стали предметом предпринимаемого здесь рассмотрения?)

Из-за своей загадочности, по преимуществу ночного образа жизни, светящихся во тьме зелено-золотых глаз, редкостной плодовитости и женственности она почиталась как священное животное. Это игривое грациозное существо было посвящено богине Луны Баст или, в другом написании, Бастет, которая по совместительству была еще и богиней радости и веселья, плодородия и деторождения (а еще огня, удовольствия, благожелательности, сексуальных обрядов, музыки, танца, защиты от болезней и злых духов, интуиции, врачевания, брака и всех животных, в особенности кошек). Баст изображалась в виде женщины с кошачьей головой, в левой руке у нее было зеркало (или корзина), а в правой – музыкальный инструмент систрум; при этом ее одежды, как правило, были зеленого цвета.

Впрочем, иногда с кошачьей головой изображалась и обычно львиноголовая владычица восточной пустыни богиня Пахт, культ которой в особенности был развит в городе Бени-Хасан. Являясь по совместительству (развитое совместительство вообще вещь широко распространенная у античных богов) еще и богиней правосудия, она, как гласит древнее предание, была злобной, как львица, для всех грешников, но одновременно ласковой, как кошка, для праведных.

Вот как о героине нашего повествования говорит «отец истории» Геродот (кстати, это, как кажется, самое первое письменное упоминание о кошке во всей европейской литературе): «Хотя у египтян много домашних животных, но их было бы еще гораздо больше, если бы с кошками не происходило вот какого странного явления. Всякий раз, когда у кошек появляются на свет котята, они уже больше не идут к котам, а те, желая с ними спариться, не находят их. Поэтому коты прибегают к такой хитрости: они силой похищают котят у кошек, умерщвляют их, но не пожирают. А кошки, лишившись своих котят и желая снова иметь других, приходят тогда к котам. Ведь это животное любит детенышей. Во время пожара с кошками творится что-то удивительное. Египтяне не заботятся о тушении огня, а оцепляют горящее пространство и стерегут кошек, а те все же успевают проскользнуть между людей и, перескочив через них, бросаются в огонь. Это повергает египтян в великое горе. Если в доме околеет кошка, то все обитатели дома сбривают себе только брови. Если же околевает собака, то все стригут себе волосы на теле и на голове». (Не будем придираться к первому историку, передаваемые им фантастические сведения свидетельствуют лишь о том, что Греции его времени кошка была еще незнакома.)

Кошек бальзамировали и хоронили в пышных гробницах на специальных кладбищах. «Трупы кошек отвозят в город Бубатис, бальзамируют и погребают там в священных покоях», – говорит тот же Геродот. Впрочем, хоронили не только там: на одном из кладбищ под Мемфисом археологами обнаружено триста тысяч мумий, на другом, около Бени-Хасана, – сто восемьдесят тысяч. Словом, за долгие века скопилось несметное количество кошачьих мумий в деревянных, бронзовых и даже золотых ящичках, и благодаря этому обстоятельству, сегодня они наличествуют в коллекциях всех крупнейших музеев мира. Разумеется, есть они и в Эрмитаже.

На ее стороне был даже древний закон: за убийство кошки грозило суровое наказание, простирающееся вплоть до смертной казни. Однажды – это случилось уже после завоевания Египта Александром Македонским – разгневанные жители Мемфиса чуть было не снесли до основания квартал, заселенный греками, когда узнали, что кто-то из его жителей утопил новорожденных котят. Случались и самосуды над иностранцами, убившими кошку нечаянно, по обыкновенному неведению.

Привязанность к ней – утверждает легенда – сказалась даже на истории великой древней державы. Персидский царь Камбиз в 525 году до н. э. вторгся в Египет. Долгое время его войска безуспешно осаждали приграничный город-крепость Пелузиум (нынешний Порт-Саид), служивший своеобразным ключом к долине Нила. Царь уже совсем было собрался отступить, но один греческий наемник-перебежчик предложил Камбизу хитрость, и по его совету к щитам наступавших солдат были привязаны живые кошки. Египтяне не отважились использовать свои копья и стрелы из опасения поранить священных животных, и великолепно защищенный город был захвачен персами без всякого кровопролития.

Впрочем, не будем преувеличивать религиозные предрассудки наших далеких предков: здравый смысл, разумный скепсис, практический взгляд на вещи – все это было присуще не только нам, переступившим порог XXI века, но и первым строителям пирамид. А это значит, что при всей почтительности, питаемой к ответной на ласку и вместе с тем отважной героине нашего повествования, теми не могли остаться незамеченными и ее незаурядные боевые качества. Так что в Древнем Египте кошка была не только священным животным, которое требовало религиозного поклонения, но и охотничьим боевым зверем, с помощью которого ходили на птиц и мелкую дичь: на красочной фреске, найденной в одной из фиванских гробниц времен XVIII династии фараонов (это примерно 1450 год до нашей эры) мы видим стилизованную охотничью сценку с ее участием.