Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 38

Глава 9

Занесенную снегом землянку отличает от других сугробов только струйка сизого дыма над крышей, да ведущая к ней утоптанная тропа. Спрыгнув с саней, Ярила осторожно подошел к заметенному снегом входу и негромко позвал.

— Иргиль! Иргиль, ты дома⁈ Тут люди к тебе!

Через пару мгновений полог откинулся в сторону, и из нутра показалась затянутая в меховой балахон фигура.

С вымазанного сажей лица в нашу сторону стрельнул колючий взгляд.

— Чего надо⁈

Рассматриваю стоящую передо мной женщину и не могу понять, сколько ей лет. Бесформенный балахон, сутулость, клюка в руке, вроде бы все говорит о том, что передо мной старуха, но голос хоть и скрипучий, но какой-то по-юношески звонкий.

Так и не определившись, киваю на раненых.

— Посмотри, помощь нужна!

Зыркнув в мою сторону, ведьма прошла к саням и откинула рогожу. Проведя взглядом, она отрицательно мотнула головой.

— Нет, не возьмусь. — Она глянула вверх на заходящее солнце. — Темнеет уже, а до утра бедолаги не дотянут.

Не успеваю ничего сказать, как Куранбаса грозно двинул на нее своего коня.

— Ты чего ломаешься, лесное отродье! Тебя пока по-хорошему просят!

Жеребец зло скалит зубы, толкая грудью стоящую перед ним ведьму, а та вдруг то ли фыркнула, то ли бросила в лошадиную морду какое-то слово, но боевой жеребец, неожиданно попятившись, испуганно взвился на дыбы. На что уж Куранбаса наездник от бога, но и его этот фортель застал врасплох. Мне видно какого труда стоило ему удержаться в седле.

Понимаю, как взбесится сейчас половец, и, заранее подняв руку, удерживаю его.

— А ну как успокоились все! — Сурово обвожу всех взглядом и останавливаюсь на ведьме. — А ты объясни все толком. С каких это пор колдуньи солнечный свет так полюбили, что ворожить без него не могут?

Глядя глаза в глаза, я сейчас вижу, что передо мной не старуха. Сутулость, меховой мешок, сажа на лице: все это камуфляж, а на деле на меня смотрит если не подросток, то молодая женщина, это точно.

Уловив мое удивление, ведьма быстро отводит взгляд, но отвечает.

— Там работы много. Надо все хорошенько промыть, удалить лишнее, кровь остановить, рану зашить! Как я в темноте все это сделаю, при лучине что ли⁈

Все перечисленные меры заставляют меня удовлетворенно хмыкнуть. Они полностью соответствуют моему представлению об оказании первой медицинской помощи при ранении.

Последняя же фраза вообще растягивает мои губы в довольной улыбке.

— Так бы и сказала, ежели дело только в этом, то свет я тебе обещаю.

В ответ недоверчиво вспыхивают зеленые глаза.

— Солнце что ли остановишь⁈

Все еще улыбаясь, отрицательно качаю головой.

— Солнце не остановлю, но свет у тебя будет.

На лице женщины все еще лежит сомнение, а я, не дожидаясь ее согласия, командую своим.

— Давайте, парни, заносите раненых в землянку и сундук мой прихватите.

Это мой личный сундук. И в нем, кроме всего прочего, лежат две спиртовые лампы. Их точно хватит, чтобы хорошо осветить небольшое помещение.

Соскочив с седел, бойцы бросились выполнять мой приказ, а ведьма, слегка ошарашенная моей самоуверенностью, молча отошла в сторону.

Она так отстраненно смотрит на все происходящее, что мне приходится встряхнуть ее.

— А ты что застыла⁈ Давай, показывай куда нести!

В крохотном помещении жарко и душно. Очаг посредине краснеет раскаленными углями. Две лампы стоят на деревянных колодах, освещая топчан с лежащим на нем раненым бойцом. На очаге кипит котел с водой, резко пахнет кровью и сухими травами. Этот запах перебивает все остальные, даже режущий поначалу запах затхлости и сырой земли.

Из всей моей команды в землянке я один. Сижу молча в углу и наблюдаю за действиями ведьмы. Поначалу она вообще никого не хотела пускать, прямо наотрез, хоть режьте ее. Я спорить не стал, а пошел на хитрость, заявив что свет-то ей кто должен наладить. Только после этого она пропустила меня в свою землянку.

Зажженные лампы настолько ее поразили, что она уже ничего не смогла сказать, когда я демонстративно уселся в углу. Дальше она уже действовала так, словно меня тут нет. Скинула свой балахон, стянула волосы в пучок, и я увидел, что был прав. Это никакая не старуха, а совсем молодая женщина, почти подросток. Она вскипятила воду, сыпанула туда каких-то трав и этим раствором промыла раны. Тщательно осмотрела тела и выбрала того, за кого возьмется первым.

При этом она все время что-то то ли напевала, то ли читала какой-то заговор, я не понял. При всех своих новых лингвистических способностях ни слова не разобрал, зато поразился, когда она развернула сверток и положила рядом с собой, я бы сказал, вполне себе настоящий хирургический набор. Отточенный нож из черной бронзы, пару крючков, иголку и моток суровой льняной нити.

Дальше операция пошла почти по всем современным понятиям, за исключением белых халатов и полного отсутствия стерильности. Весь антисептик заменял ей раствор трав и ее еле слышный наговор.

У первого из груди торчал обломок стрелы, и она, сделав надрез, первым делом аккуратно удалила обломок. При этом довольно быстро и ловко связала порванные кровеносные сосуды. Крови натекло немало, но все же гораздо меньше, чем могло бы быть при такой повреждении.

Потом она зашила рану, наложила сверху мазь из толченой травы, замешанной на каком-то масле, и замотала опять прежним куском окровавленного полотна, по причине полного отсутствия какой-либо другой ткани.

Покончив с одним, она взялась за другого и закончила с ним так же деловито и споро, как и с первым. Когда она перевязала третьего, я поднялся, а девушка, повернув ко мне осунувшееся скуластое лицо, произнесла:

— Теперь уходи. Я посижу с ними до утра, а с рассветом, коли не помрут, забирайте их отсюда. У меня здесь не приимный дом.

Молча кивнув, мол, согласен, я шагнул к выходу. Откинув полог, выхожу на воздух и с удовольствием вдыхаю чистый морозный воздух. Лес уже наполнен густой ночной чернотой, а на утоптанной поляне горит яркий костер.

Увидев меня, Куранбаса резво вскочил на ноги.

— Ну как ты, — он оглядел и почти ощупал меня, — не околдовала тебя эта ведьма⁈

Глядя на его встревоженный вид, понимаю, что все это время этот вопрос волновал его куда больше, чем жизнь двоих стрелков, а уж тем более какого-то чужака. Успокаиваю его своим спокойным видом и тоном.

— Как видишь, нет! Все со мной хорошо, и никакая колдовская сила меня не возьмет!

— Хвала Всевидящему Тенгри, — половец молитвенно сложил ладони и на миг устремил взгляд к небу, — за заботу о благе и жизни нашей!

Ничего на это не говорю, а лишь похлопав его по плечу, мол все хорошо, прохожу к костру и сажусь поближе к огню. Куранбаса протягивает мне ломоть хлеба и капающий жиром кусок жареной птицы.

Ничего кроме хлеба я сегодня не ожидал, поэтому не могу сдержать удивления.

— Откуда такое богатство?

Половец довольно щерится.

— Я подстрелил, пока светло было.

Впиваюсь зубами в горячее мясо и жмурюсь от удовольствия. Из-за сегодняшних событий я не ел с самого утра, и горячее мясо мне сейчас кажется просто манной небесной.

Все молча ждут, когда я закончу с едой, и только после этого раздается первый вопрос.

— Как там парни? Выживут?

Пожимаю плечами.

— Пока трудно сказать, но эта, — киваю на землянку, — молодец, сделала даже больше, чем я ожидал.

Чувствую, что у Куранбасы и ребят еще полно вопросов, особенно про ведьму. Они пока не решаются их задать, но вот-вот созреют. Отвечать на расспросы, если честно, мне жутко не хочется, поэтому, не дожидаясь, когда они решатся, отрезаю им эту возможность.

— Все давайте спать! Ночь уже, а вставать с рассветом. — Видя, что народ еще сомневается, добавляю в голос жесткости. — Давайте живо! Я сам подежурю в первую смену.

С молчаливым неудовлетворением вся троица улеглась на заранее заготовленный еловый лапник и захрапела почти мгновенно. Я даже не смог сдержать улыбку: