Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 32

Остальные тоже как-то сразу оживились и молчаливо закивали, словно бы подтверждая закономерность вопроса.

Я еще не решил с чего начать, и мне очень хочется встать, зная что движение помогает сосредоточиться. Хочется, но я продолжаю сидеть. По местным меркам, чем степенней ведет себя собеседник, тем больше доверия он внушает, а беготня из угла в угол даже в нашем времени говорит о неуверенности.

Неожиданно вспоминаю одного университетского препода, что неизменно открывал экзамен одной и той же фразой — не знаешь с чего начать, начни с вопроса. Воспоминание оказывается как-нельзя кстати, и я следую совету.

— Почем нынче новгородцы и немчура зерно у вас покупает?

Вопрос вроде бы неожиданный, но мои гости воспринимают его как должное. Может быть, сказывается приближающаяся ярмарка и для каждого из них эта проблема одна из самых насущных. Ведь зерно — это главная товарная единица, все остальное так, мелочь. Воск, пенька, меха, всего этого у новгородцев и своего хватает. Да и у ордена тоже в достатке, а вот зерно, это да! Этого у них нет, и если с осени не закупят, то и в Новгороде, и в Ревеле, и в Дерпте к весне будут жрать кору и подметки.

Поэтому все основные деньги делаются на торговле зерном и не только в Твери. Вся Низовская земля продает хлеб в Псков, Новгород и в Орден. Частично у себя в городах, а в больше мере стараются привести сюда в Тверь, куда точно съедутся орденские и новогородские купцы.

Переглянувшись между собой, гости предоставили возможность ответить старшему, и тысяцкий выдал.

— Цена из года в год не меняется, по четверти гривны за два пуда ржи. — Проговорив, Лугота с интересом зыркнул в мою сторону, мол, к чему это я спрашиваю.

Едва он это сделал, как у меня уже не осталось ни малейшего сомнения, и весь будущий разговор выстроился в стройную цепочку.

Покачав головой, я изобразил возмущенную мину.

— Это же грабеж! Пошто дешевите-то так⁈

По тому как заинтересованно отреагировали мои слушатели, видно что до сего момента они так не считали и мое искреннее возмущение их явно смутило. Никто не любит, когда его держат за дурака. Степенные бояре нахмурились еще больше, а купцы даже начали оправдываться.

— Дак, куда денешься-то! Немчура с Новым городом сговорившись больше не дают, ни в какую, а продавать-то надо. — Алтын Зуб отчаянно почесал затылок. — Сукно нужно! Железо опять же… Да и продать эти товары можно дороже, как на Москве, так и во Владимире, да в Булгаре.

Бросаю на него вопросительный взгляд.

— А вы⁈ Вы сговориться не пробовали?

Алтын раздраженно машет рукой.

— Да я же говорю… Они ни в какую, грозятся уехать и товар свой весь обратно увезть. — Видя мою недоверчивую усмешку, он торопливо добавляет. — Мы же тут не одни торгуем. Низовские купцы тож. Мы не продадим, так новгородцы у Владимирцев, али у Суздальцев купят. — Он шмыгнул носом и утерся. — Они свое продадут, а мы ни с чем останемся.

Мысленно я довольно улыбнулся. Фраза купца как нельзя кстати легла в продуманную мной нить разговора. Чуть подначивая его, добавляю в голос немного иронии.

— Так что же, вы торгуете дома, а правила диктуют гости?

В ответ в сердцах резанул Лугота.

— Здесь на севере Господин Великий Новгород везде как дома. — Он мрачно взглянул прямо мне в глаза. — С ним связываться себе дороже. Чуть что, так они и за мечи могут взяться, им никто не указ.

Удивленно пожимаю плечами.

— Что, и князя своего не послушают⁈

Лугота лишь рукой махнул.

— У Новгорода князь, что перчатка. Захотели позвали, стал нелюб — прогнали. Нынешний-то Великий князь Ярослав лет десять назад, будучи князем Новгородским, пытался их как-то прижать, а что вышло… Большая война между братьями случилась, вот и все, а Новгороду шо хрен! — Он оправил бороду. — Да и то, это было когда кой-какой порядок еще держался, а сейчас… Сейчас вообще не поймешь, что творится. — Лугота вдруг уставился на меня пронизывающим взглядом. — Вот ты кто-такой⁈ Откуда взялся? Почему тебя нам какой-то степняк ставит, а сын княжий ему слова поперек не скажет.

Успеваю подумать, — «откуда он это знает?», — но вслух говорю так, будто последних слов и не слышал.

— Новгород, конечно, сила немалая… — Усмехнувшись, быстро поворачиваюсь вновь к купцам. — Но ведь и мы не лыком шиты. Вот вы говорите, что не одни торгуете, что ежели вы заупрямитесь, то новгородцы хлеб у Низовских купят.

Смотрящие на меня мужики подтверждающе закивали, и я резко перехожу к самой сути.

— А что, ежели мы все зерно заранее скупим, да по одной цене выложим. Скажем, по полгривны за пуд. Что тогда?

Тут не выдерживает боярин Острата и, крякнув, отрезает сходу.

— Ни у кого в Твери столько денег нет! — Он кривит рот в усмешке. — Скажешь тоже, весь хлеб скупить! Это ж сколько деньжищь-то надо⁈

Я тоже улыбаюсь ему в ответ, словно бы смеюсь над своими же словами, но говорю серьезным не вяжущимся с моим видом тоном.

— У одного нет, а вот ежели мы все скинемся, да закупщиков в Москву и Суздаль отправим… — Перестаю улыбаться и обвожу всех прищуренным жестким взглядом. — Предлагаю вам товарищество. Сбросимся, кто сколько даст, тот такую часть прибыли и получит. Выкупим все местное зерно. С этим думаю проблем не будет. С Низовскими тоже договоримся. Ежели на Москве их встретим и цену обычную ярмарочную дадим — по четверти гривны за два пуда. Зачем им тогда до Твери тащиться? Ежели за товаром, то налегке-то лучше. Тем более что, самым упертым и пригрозить можно. Времена-то ведь нынче неспокойные, как справедливо наш тысяцкий заметил. — Поворачиваюсь к Луготе и вновь растягиваю губы в улыбке. — Так ведь⁈

Тот улыбаться в ответ не торопится и мнет свою кустистую бороду.

— Излагаешь красиво, — он бросил на меня яростный взгляд, — но дело досель невиданное. — Он вдруг повел глазами в сторону купцов. — Получается, я свое добро должен чужим рукам доверить. — Крякнув, тысяцкий покачал головой. — А ежели что, кто ответит?

Из-под кустистых бровей на меня взлетел испытывающий взгляд, но ответил неожиданно Алтын Зуб.

— Ты на что намекаешь, Лугота Истомич, — Светловолосый здоровяк резко поднялся из-за стола. — Ты сейчас что, нас с Путятой в воровстве обвинил что ли⁈

Я как-то в местные подковерные тонкости вникнуть еще не успел, и для меня, в отличие от остальных, бурная реакция купца стала полной неожиданностью.

Подняв руку, пытаюсь притушить вспыхнувший пожар.

— Никто ни на что не намекает! — Я еще не закончил, а Лугота уже поставил крест на всех моих дипломатических потугах.

— Так для купца обман то не грех… — Усмехнувшись, он с вызовом встретил взгляд Зуба. — Что не так скажешь⁈

— Обман обману рознь! — Сидевший до этого тихо Путята вставил свое слово. — Ежели на торгу так то не обман, а хитрость… — Он недоумевающе развел руками. — Без нее-то купцу как⁈

— Вот, а я что говорил! — Лугота торжествующе обвел всех взглядом. — Только безумец купчине свои деньги доверит!

Смотрю на эти разборки и мысленно качаю головой:

«Прямо как дети! А ты собрался с ними Великую Русь строить! Подумай, еще можно соскочить!»

Спрашиваю себя, но знаю, это я так… Рисуюсь! На деле, права на обратный ход у меня уже нет. Я должен этим людям, должен монголам, должен князю Александру. Так просто исчезнуть мне не позволят. Будут искать и рано или поздно найдут. Этот мир еще меньше, чем наш.

За столом идет уже настоящая ругань, но пока еще дело до оскорблений и рукоприкладства не дошло. Пресекаю этот базар резким ударом по столу. Мой кулак обрушивается на столешницу, подпрыгивают стоящие на ней кубки, и в полной тишине взгляды всех присутствующих устремляются на меня.

— Тихо! — Злой блеск моих глаз урезонивает их лучше слов. — Никто никому на слово верить не обязан. У каждого из нас есть имущество в городе, которое в отличие от серебра унести и спрятать невозможно. Оно станет залогом. Если кто-то из товарищества решит скрысить, то он будет знать, что потеряет здесь все! — Встречаю еще не заданный вопрос в нацеленных на меня взглядах и предвещаю его. — Конечно, после тщательного разбирательства. Во всех спорных случаях товарищество будет решать кто прав, а кто виноват, и как оно решит, так и будет.