Ведьма Агнета - Потапова Евгения Владимировна - Страница 18

Вот у меня сегодня денечек-то выдался, расчудесный. Сейчас еще два часа на автовокзале сидеть, лучше я там посижу, чем приключения на свою пятую точку собирать буду.

Мы вас не ждали, а вы приперлись

Автобуса ждать не пришлось. Около вокзала стояли маршрутные такси – газельки, на одной из них заметила знакомое название населенного пункта.

– До Октябрьского идете? – спросила у болтающих рядом водителей.

– Дорогая, золотая, только тебя ждем, садись, поехали, одно место твое осталось, рядом со мной таким красивым, – заговорил с характерным акцентом мужчина колоритной внешности.

Он открыл мне дверь, вытащил с переднего сидения студента и любезно подсадил меня в машину. Я оказалась посередине, рядом уселся тот самый парень, которого бесцеремонно вытащил кавказец. Водитель запрыгнул в газель, попросил народ передавать деньги за проезд. Как только у него сошелся дебет с кредитом, мы тронулись. Словоохотливый водитель все о чем-то болтал, я ему что-то вяло отвечала.

Два раза звонил Виталик. Первый раз я звонок отбила, а второй раз взяла трубку, чтобы немного приостановить словесное недержание гражданина за рулем.

– Агнета, ты что, обиделась? Я не хотел обидеть. Ты баба хорошая, я всегда Сереге завидовал, что у него такая жена замечательная. Приезжай ко мне, я уже домой еду. Посидим, поговорим, а там как сложится. Если хочешь, я к тебе приеду. Мне Серега сказал, что ты в какую-то деревню уехала, по-любому для мужика работа найдется. Только я сегодня не на коне.

– Виталя, я домой уже еду. Давай завтра созвонимся и поговорим, когда ты трезвый будешь.

– Отлично, тогда я сегодня больше не пью. До завтра.

Абонент отключился. Ну вот, еще мне женихов не хватало для полного счастья.

– Муж звонил? – поинтересовался водитель.

– Ага, – ответила я блеклым голосом.

– Это хорошо, что у тебя муж есть, а то бы я к тебе приставать начал, а ты бы не смогла мне отказать, я же красивый. Пришлось бы мне жене изменять, а я не люб-лю ей изменять.

Его болтовня начала меня забавлять.

– У меня жена красивая. Я вообще люблю все красивое, вот специально место около себя оставляю для красивых женщин. На работе женщина красивая рядом сидит, домой придешь, там жена красивый сидит. Не жизнь, а песня. Вай-вай-вай, – он что-то запел на своем языке и засмеялся.

И я посмеялась вместе с ним, потом он болтал про детей красивых, про жизнь хорошую. Сказал, чтобы я в следующий раз обязательно к нему в «Газель» садилась. Не дал он мне думы грустные думать.

Быстро доехали. К дому подхожу, а там внедорожник стоит большой, дорогой «Мерс». В калитку моего дома ломится дама, такая же необъятная, как ее авто. Стучит кулаком и орет матом, притом не благим, а отборным. Мадам одета дорого, золота на ней, как на новогодней елке.

– Открывай, мать твою, я знаю, что ты дома, всех вас за ногу.

– Женщина, вы к кому? Ошиблись, наверно, тут такие не живут, о которых вы кричите.

– А не твое собачье дело, к кому я пришла, – и дальше кулачищем молотит по моей калитке.

– Это мой дом, отойдите от калитки, – попросила я даму вежливо.

– Мне сказали, тут бабка живет, которая алкашей лечит. Ты на бабку не похожа, – смерила она меня взглядом.

– Умерла бабушка.

– Да мне до одного места, кто там из вас издох. Забирай вот, – и выволокла с заднего сидения мужичка пьяненького. Подперла им мой забор и, несмотря на свои габариты, шустро прыгнула за руль. Обдала меня выхлопными газами и рванула в сторону трассы.

Вот те здрасьте, вы нас не ждали, а мы приперлись. И на какой ляд мне вот это чудо-чудное расчудесное. Я от своего сбежала, чтобы чужих собирать? Мужичок тем временем постепенно сползал по забору вниз. Схватила его за грудки и резким рывком на лавку рядом с калиткой посадила. Дядя хоть и неказистый, маленький да плюгавенький, но одет прилично и одежка на нем Армани да Версаче, да ботинки не натуральная резина, а кожа.

Калитку открыла да домой пошла, подкидыша на улице оставила. Пьяных не люблю и боюсь ужасно – кто их знает, что у них на уме. В свое время досталось мне от пьяных граждан, это я чуть-чуть пригубила, а кто-то всю жизнь хлебает полной ложкой, не надо мне такого счастья.

Домой зашла, переоделась. Дочь все, что за день с ней произошло, рассказала: что делала, что ела, а еще что Настя приходила за молоком, что тетка ломилась в калитку и даже пыталась перелезть через забор. С Катюшкой разговариваю, а в голове червячок точит: дескать, бросила дядьку на улице, а вдруг чего с ним случится. Сама себя успокаиваю – ночью плюсовая температура, не замерзнет, проспится на свежем воздухе. Тащить незнакомого человека в дом, где я одна с ребенком, глупо.

Думала-думала, пошла глянуть, там ли товарищ или волшебным образом исчез. Нет, на месте, лежит на лавке, ботинки снял, аккуратно поставил, ладошку под голову подложил и сопит. Прям не пьющий гражданин, а агнец божий. Растолкала его.

– Идем.

– Куда? Я женат, – язык еле ворочается.

– Сдался ты мне. Спать в темном, тихом месте положу, – отвечаю, а сама головой по сторонам кручу, то ли подмогу высматриваю, то ли лишних глаз боюсь.

Ботинки кое-как натянул, встал и чуть не упал. Подхватила я его. Смотрю, он желтый какой-то, сухой весь, пахнет не только перегаром и дорогим одеколоном, но и еще чем-то. Запах такой еле уловимый, сладковатый, как от прелых яблок с гнильцой. В дом такое не потащу. Во дворе как раз дорожка к летней кухне оттаяла, вот там и переночуешь, друг ситный. Правда, я там еще не была, но вот заодно и посмотрим, что там есть.

Дверь открыла, вошли в большое помещение с диваном, столом, табуретками и шкафом с посудой. Из него две двери, с левой стороны – предбанник в баню, а с правой – по всей видимости, и есть летняя кухня. Там стоит также диван, печка с плитой, холодильник, пара кухонных шкафчиков, стол большой и табуретки. Под потолком травяные веники висят, на полках расставлены пустые банки.

Заволокла подкидыша в кухню, на диван его кинула. Ведро около него поставила на всякий пожарный случай.

– Есть выпить? – спрашивает.

– Нету, откуда?

– Купи, – из кармана вытаскивает мятые купюры и на стол кладет, сверху банковскую карточку и бумажник. – Купи.

– Сейчас, ага… принесу тебе и выпить, и закусить, и табачку понюхать.

– Я не курю.

– Ну вот и славненько, значит, хату мне не спалишь, – усмехнулась я.

Сгребла все его добро, да в ящик стола кинула, очухается, заберет. Принесла ему литровую банку молочной сыворотки – от жажды похмельной помогает, да воды в ковшике. Стакан граненый поставила на стол.

– Принесла? – не открывая глаз, спрашивает.

– Да, вон стоит.

Сама села печку растапливать, ночью все же холодно, да и помещение сырое да не протопленное. Налил себе, выпил, стакан поставил.

– Это что? – глаза открылись.

– Самогон местный.

Упал на диван, глаза закрыл.

– Принесла? – снова спрашивает.

– Да, на столе стоит.

Наливает полный стакан, выпивает.

– Вкус странный.

– Самогон деревенский.

– А-а-а, ну ладно, – падает на диван.

У печки тяга есть, а растапливаться никак не хочет.

– Агнета, ты думаешь, меня молочной кислятиной обманешь?

Поворачиваюсь, а посередине комнаты стоит мужичонка и так нехорошо улыбается. На диване лежит он же и пузыри пускает, и что-то сказать пытается. Смот-рю на него, а у меня стадо мурашек по спине к затылку побежало, а потом обратно. В комнате и так зябко было, так меня вообще озноб прошиб, до самых костей проняло.

Мужичок-то улыбается, а зубки у него такие меленькие-меленькие, остренькие-остренькие. И с ногами что-то не то, не ботинки на ногах, а копытца, как у моих козочек.

– Что, Агнета, глазки-то вытаращила. Тащи нормальное пойло, к Бугульчихе сбегай. Ему-то от твоей печки ни жарко ни холодно, а мне скучно и голодно, позабавиться не с кем.

На пятую точку я так перед печкой и плюхнулась, дыхнуть боюсь. Сроду такого не видала, глаза потерла – стоит и ухмыляется, а тот лежит и пузыри пузырит на диване, да глаза таращит в потолок, словно блаженный.