Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 60

Завершив работу, вынимаю из глаза лупу и, растирая лицо руками, готовлюсь к наиболее ответственной части представления. В моих повадках странным образом появляется что-то от дореволюционного ювелира — аккуратного и дотошного, живущего в мире камней и золота человека, который равно ценит красоту и деньги, за которые эту красоту можно купить. Мне, кажется, удалось создать такой образ. Сейчас это выяснится.

— Ну что ж, очень, очень интересно. Редко найдешь такое полное собрание, господа. И недешевое. Если повезет с покупателем, то все это дело может потянуть тысяч на пятнадцать-двадцать, никак не меньше. А сколько, если не секрет, вы запросили с господина Хелле?

Такой густой и вязкой тишины мне в жизни ощущать не приходилось. Оба мошенника медленно фокусируют на мне свои тяжелые взгляды, так что хочется ткнуть пальцем в сторону Бортновского, который никак не меньше меня заслуживает их внимания. Дореволюционный лоск с меня быстро облезает. Изо всех сил стараясь не суетиться, убираю лупу в футляр. Вздрогнув от щелчка застежки, бородатый приходит в себя:

— Пятнадцать-двадцать тысяч чего?

— Замбийских квачей! Ха-ха-ха! Это я пошутил. Долларов, конечно. А вы что, запросили меньше?

В этом месте в беседу очень своевременно вступает Леонид:

— Какой там «меньше»! Они хотят получить полтора миллиона долларов. У меня были некоторые сомнения, но я не решился спорить, хотелось узнать мнение профессионала.

Мошенники получают еще одну возможность проявить свое здравомыслие. На их месте я бы сейчас торопливо поблагодарил всех святых за уже полученные деньги и как можно скорее убрался из этого кабинета, этого города и этой страны. Но алчность вновь неумолимо берет верх. Когда-нибудь эти двое сложат головы из-за своей неудержимой любви к деньгам.

— Вы что же, нам не верите?

Это опять слова бородатого. Глупее вопроса задать было нельзя. Но что возьмешь с людей, у которых из-под носа уходят полтора миллиона долларов? По опыту могу судить — очень трудно совладать с собой. Не успеваю ответить, как в разговор вмешивается Бортновский.

— Ну и дела! Милый мой, драгоценный, доверие не имеет никакого отношения к бизнесу. «Не верь, не бойся, не проси». Слышали такую мудрость?

Леонид еще раз удачно включился в беседу. Эта лагерная присказка напомнит нашим собеседникам о том, что на свете существует не только пьянящий воздух французской столицы, но еще и стылые бараки российских зон, и сырой запах раскрытых могил.

Рыжий пытается сделать более тонкий ход, обращаясь ко мне:

— Это натуральные камни. И стоят они даже больше, чем мы просили.

— Не спорю, часть материала действительно составляют минералы, созданные природой. Только стоимость их в сотни раз меньше того, что вы требуете. Видите ли, вот такие чудесные огромные кристаллы в Хабаровском крае можно добывать карьерным способом. И если в Москве они стоят по пятьдесят-семьдесят долларов, то это исключительно из-за трудности транспортировки. Но даже если их тащить с Дальнего Востока в Европу в вещевом мешке пешим ходом, то и тогда они не будут стоить тех одиннадцати тысяч долларов, которые вы, господа, имеете наглость за них просить. Друзы изумруда по полторы-две тысячи карат тоже переоценены раз эдак в сто пятьдесят-двести.

Отличный монолог. Сказано содержательно и сжато, убедительно и в меру экспрессивно. Но все идет к тому, что здоровяк треснет меня чем-нибудь по голове. Однако пока младший научный сотрудник делает достойные жалости, но довольно настырные попытки спасти положение, это вряд ли произойдет.

— Ограненные камни стоят бешеных денег.

— Не стоят, потому что они синтетические. Рубинов такого размера, чистоты и цвета, как вот этот, в мире практически не существует. Но даже если бы природа решила нас побаловать камнем, подобным этому, ни один ювелир, находясь в здравом уме, не стал бы его гранить. Рубины такого качества, душа моя, стараются не трогать, чтобы не терять драгоценную массу. То же самое относится и вот к этому александриту. Он великолепно меняет цвет и чудесно огранен. Будь он настоящий, я и сам бы его с удовольствием носил. Но в пятидесятые годы московские ювелирные магазины были забиты украшениями с точно такими синтетическими александритами. Из-за этого даже разгорелся скандал, потому что наше правительство не удосужилось уведомить покупателей! о реальної! их цене. Леонид, я все правильно говорю? Впрочем, не будем больше ссориться, окончательное суждение можно вынести только после проверки ваших камней на технике. Милости прошу к моему другу, у него в ювелирной мастерской мы моментально разрешим все наши споры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но наши гости, видимо, не намерены откладывать разрешение споров, потому что бугай хватает телефон — ближайший к нему более или менее тяжелый предмет — и широко замахивается. Валясь вместе со стулом на пол, жалею о том, что не отсадил Бортновского от двери. Сейчас он перекрывает жуликам путь к отступлению, и они, прорываясь к выходу, вполне могут его изувечить.

Когда я после короткой паузы осторожно поднимаюсь на ноги, все кончено. Камней в футлярах на столе нет, беспорядочно валяются только наиболее крупные кристаллы, кабинет пуст, на полу лежит телефон. А над столом медленно появляется голова моего напарника с окровавленной щекой.

— Ну и как я появлюсь на людях с такой мордой?

Бортновский сидит в кресле, прижав к щеке смоченный в воде птаток и злобно глядя на меня одним глазом. Мой долг — успокоить его.

— Ты сейчас выглядишь ничуть не хуже обычного. Есть люди, которые только выигрывают, когда прикрывают часть лица. Я, например, абсолютно уверен, что паранджу изобрела некрасивая женщина. В средние века…

— Заткнись, не то сейчас шарахну по голове этим же телефоном.

— Хорошо, хорошо. Экий ты нервный. Скажешь Хелле, когда он завтра прилетит, что за время его отсутствия эти двое нашли другого покупателя и сбыли свои камни. Что, кстати, подстегнет его интерес к нашему предложению. А теперь, если удар по голове не был слишком сильным, давай обсудим состояние наших дел. Эти два типа отвлекли нас от основного плана. Кстати, и кофе наконец выпьем. Что ты успел сделать за время моего отсутствия?

— Практически все, о чем мы договаривались. Купил компьютер и другую технику. Заметь, купил в кредит. Достал образцы документов. Кое-что у меня было, остальное дали знакомые. А что у тебя?

— Я тоже сделал то, что собирался. В течение недели коллекция должна быть готова. За это время нам необходимо создать, так сказать, изваять владельца этого собрания и его представителя. Тебе нужно будет только невзначай дать толчок делу и отойти в сторону.

Бортновский мне напоминает:

— Еще документы надо будет подготовить.

— Это верно. Но мы сможем реально начать работать над бумагами только после того, как мне пришлют окончательный список коллекции. Без этого не сделаешь ни каталог, ни переписку, ни экспертизу. Теперь вот что: ты узнал что-нибудь о графике получения товара и проплат? Я имею в виду наших покупателей. Фактор времени для нас будет решающим. Мы должны попасть со своим предложением в такой момент, когда с точки зрения достаточности времени операция по покупке и быстрой продаже коллекции окажется для Хелле вполне реальной, но особого времени на рамышления не будет. Тогда он одуреет от запаха легких денег и ринется вперед, не разбирая дороги, опасаясь только упустить блестящую возможность поживиться.

Бортновский задумывается.

— Фактор времени для нас действительно крайне важен. Но здесь нельзя пережимать. У нас есть еще запас времени. Это если Хелле не прознает о том, что случилось.

— Не прознает. Ты лучше скажи, ты нашел человека на роль перекупщика коллекции?

— Да. Завтра или послезавтра я тебе его покажу.

Расставшись с Бортновским на скорую руку строю планы на сегодняшний! вечер. Сейчас я неторопливо и со вкусом поужинаю в маленькой брассерии неподалеку, после этого по дороге домой захвачу бутылку красного вина. А уже на квартире приму душ и за бокалом скоротаю вечер у телевизора. Жизнь не так уж и плоха, несмотря на наличие в ней Хелле, его банды, а также мошенников, торгующих фальшивыми драгоценностями. Кстати, надо бы взять не одну бутылку, а две.