Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 58

Посидев и шумно подышав, Леонид продолжает:

— Так вот, милый мой, пока ты шлялся по своим командировкам, нас опередили! Вчера появилась группа прохиндеев, которые предложили Хелле коллекцию драгоценных и полудрагоценных камней общей стоимостью полтора миллиона долларов.

— Леня, теперь не торопись, излагай дело с расстановкой.

— Пожалуйста, если тебе это поможет. Они аферисты, и, как мне сдается, работают по схеме фирмы «Таурус-Ювелир». Российские газеты о ней, мне помнится, не особенно сообщали, но среди специалистов эта афера стала известной весьма широко. Идея была простой. Нескольким российским банкам были предложены коллекции цветных камней, по преимуществу, ограненных крупных золотистых и коричневых топазов в качестве залога под кредиты от полумиллиона до миллиона долларов. Были в этих коллекция и драгоценные камни, но в виде щеток или друзов, то есть скоплений кристаллов, как правило, в кусках горной породы. Гемологические заключения на эти коллекции были составлены и подписаны неким профессором Тарасовым.

— Жулик?

— Да нет, этот Тарасов был действительно доктором наук и профессором, а камни были действительно топазами. Правда, в основной своей массе синтетическими, то есть искусственными. Дело, однако, не в профессоре и даже не в происхождении камней. А в том, что сами коллекции были переоценены этак раз в сто-сто пятьдесят. Иначе говоря, там, где коллекции стоили от силы две-три тысячи долларов, их оценивали в четверть миллиона тех же долларов или даже больше. А деньги тогда у наших финансистов были огромные, доставались им легко. Видя заключение солидного специалиста, банки без размышлений выдавали кредиты, общая сумма которых достигла десяти миллионов долларов. Несколько мелких банков на этом прекратили свое существование.

Бортновский переводит дыхание, я тем временем неохотно заказываю еще вина. Краем уха я слышал об эпопее «Таурус-Ювелира», но деталей не знал, так как нашего ведомства она не касалось. Было возбуждено уголовное дело, хотя, строго говоря, факт мошенничества здесь установить весьма сложно. В самом деле, никто не мешает владельцу коллекции драгоценных камней или пары рваных башмаков установить их залоговую стоимость на уровне миллиона долларов и сделать соответствующее предложение любому банку. Другое дело, что ликвидность тех и других, то есть способность быть проданными, может в действительности оказаться совершенно иной. И здесь уже дело кредитора — соглашаться на предложенные ему условия или нет. В случае с коллекционными камнями банкиры соглашались, чтобы позже выяснить, что и коллекционная, и собственно ювелирная их стоимость едва ли окупит банковские операционные расходы по переводу кредита на счет получателя.

В общем-то, схема мошенничества здесь проста как апельсин. В конце концов Лело кончилось судом и посадкой основных действующих лиц. Но только основных. Теперь, как выясняется, в Париже появились охвостья этой группы.

— Ну хорошо, а откуда они всплыли на сей раз, эти дельцы?

— А черт их знает! Они пришли к Хелле с предложением о покупке. Когда он увидел, что ему принесли, он буквально завыл от восторга. Сам подумай — человеку, который прежде видел подобные драгоценные камни только на витрине ювелирного магазина, вдруг приносят вросший в кусок скалы изумруд размером в кулак взрослого человека. К камню приложена официальная бумага с печатью, подтверждающая, что это действительно изумруд. Ну разве может каменюга таких размеров стоить меньше ста тысяч долларов, если в магазине малюсенький камешек тянет на несколько тысяч?

Леонид, откинувшись, позволяет официанту поставить новые бокалы с вином. На этот раз Бортновский пробует не торопясь, чмокает губами и смотрит бокал на свет. Одобрительно кивнув — почему-то самому себе, а не мне, — он отпивает глоток и ставит бокал на стол.

— Это все, Леонид, понятно. На самом-то деле больших денег стоят только очень чистые камни хорошего цвета. И таких, что касается именно изумрудов, очень и очень мало. А вот коллекционные экземпляры — все в мельчайших трещинах и включениях, что делает их практически непригодными для использования в ювелирных украшениях, — стоят от силы несколько сотен долларов. Но это уже лирика. Что решил Хелле?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А ничего. Он сказал, что улетает на два дня. Вернется — примет решение. Ты приехал раньше, так что у тебя есть время придумать выход из положения. Ты же у нас самый умный. Я вчера долго прикидывал, и теперь у меня есть свое видение проблемы — надо сматываться.

Панику следует пресекать на корню, иначе она быстро охватит всю команду. Наиболее действенное в таких случаях средство — прилюдный расстрел паникера, но мы с Бортнов-ским еще нужны друг другу.

— Это верно, можно и смотаться. А что ты собираешься делать после этого? Христарадничать на паперти собора Парижской Богоматери? Там тебя и найдут те, кому ты должен то ли двести, то ли триста тысяч долларов.

— Триста восемьдесят.

— Тем более.

Но если называть вещи своими именами, то в некотором смысле Леонид прав. Если новоявленным жуликам удастся надуть Хелле на миллион-полтора, наше с Бортновским появление в огнях рампы сразу вслед за ними не сулит особого успеха. Мы даже не успеем до конца изложить свое предложение, как Хелле и его подручные под свежим впечатлением от своих финансовых потерь станут бейсбольными битами вышибать из нас саму мысль о возможности сделки.

— Ты, Леня, вот что мне скажи. Во-первых, эти отвратительные жулики, они же наши временные собратья по профессии, тебя в лицо знают? Ты с ними лично встречался?

— Хелле меня приглашал присутствовать при его встрече с ними. Я же, как-никак, специалист по редкостям.

— Да-да, я в курсе. Второе: кто именно их вывел на Хелле, ты не знаешь?

Бортновский отрицательно мотает головой. Потом вспоминает:

— Вроде бы Отто говорил, что познакомился с ними по случаю в ресторане.

— А найти этих мошенников ты сможешь?

Тут Бортновский уверенно кивает:

— Хелле тщательно проследил, чтобы я с ними не обменивался визитными карточками. Но его отвлекли на минуту телефонным звонком, и один из них сказал мне, где они обычно обедают. Там их можно будет найти. Слушай, а может просто сказать Хелле, что это мошенники? Он им головы враз открутит.

— Нельзя, твой босс и сотоварищи сразу насторожатся, и нашу коллекцию будут проверять в стократ тщательней. Или вообще откажутся от этой затеи. Поэтому нам надо, чтобы эти прохиндеи с камнями исчезли внезапно, не. вызывая подозрений в отношении их коллекции.

После недолгого молчания, сделав некоторые прикидки, я отвечаю:

— Есть у меня одна идея.

Когда я завершаю свою речь, Бортновский набирает в грудь воздуха, чтобы порушить созданное у него на глазах построение. Я привык к тому, что никто не принимает мои предложения с первого раза и за них вечно приходится воевать. Но вместо ожидаемого протеста Леонид на выдохе заявляет:

— По-моему, это совсем недурно. Конечно, жалко денег, да и твоя идея абсолютно сумасшедшая, но если ее точно реализовать…

— Да уж, точность нам не помешает. Если Хелле хоть что-нибудь заподозрит, мы протянем очень недолго. Вообще говоря, эти ребята на редкость мстительны. Да и работать умеют.

Я не договариваю. Но надо отдать должное Леониду, он точно чувствует интонацию.

— Ты это к чему? С тобой что-нибудь произошло в командировке?

Скрывать греческие приключения не имеет особого смысла, да и надо поднять Бортновскому рабочий тонус. Ему следует помнить о постоянной опасности, сопровождающей нас.

— Произошло. Хелле довольно быстро вышел на меня и подослал своего человека.

Затаив дыхание и вытянув короткую шею, Леонид спрашивает:

— Ну и?..

— Их операция сорвалась. Бедняга взорвался в собственной машине. Прохудившийся бензопровод был тому причиной. Мрачная гримаса судьбы — полиция нашла только оплавившуюся зажигалку «Зиппо», от которой несчастный прикуривал в момент взрыва.