Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 53

— Я не верю, что он улетел из Парижа.

Перебив Хелле, Ковальски не стал продолжать. Он даже не обрадовался новости об отъезде Соловьева. Скорее, он казался озадаченным. Не слушая дальше, он качал головой и думал о своем. Хелле, прикусив от досады губу, настаивал:

— Мои люди довели его до аэропорта. Они видели, как он прошел регистрацию. Рейс был московский.

С разбегу сказав про московский рейс, Хелле тут же пожалел об этом. Но ему очень хотелось закрыть тему Соловьева, и поведение Ковальски его раздражало. Между тем, Ковальски не проявлял ни малейшего неудовольствия. Подняв на Хелле глаза, он насмешливо спросил:

— Трудно обманывать себя, если тебе в этом мешают? Перебивают, не дают договорить?

Ковальски улыбался без тени издевки. Помолчав, он терпеливо объяснил:

— Мы не слишком долго разговаривали с Соловьевым тогда, в ресторане. Но мне кажется, я его понял, просчитал.

— И каков вывод?

Вопрос Хелле прозвучал более язвительно, чем он сам того хотел. Но Ковальски был слишком погружен в логику своих слов, чтобы обращать внимание на выпады своего агента.

— Вывод, дорогой мой, таков, что Соловьев не относится к типу людей, которые отказываются от своей цели. Если он отверг деньги, причем деньги большие, с чего вдруг ему убираться из Франции?!

— Но он действительно улетел!

— Давайте исходить из установленных фактов. Насколько я понимаю, ваши люди всего лишь видели его в аэропорту прошедшим регистрацию. Не более того. Могу предложить этому несколько объяснений. Первое: Соловьев никуда не улетал, он заморочил вам голову и сейчас находится в Париже. Второе: он улетел, но ему пришлют замену, человека, которого мы не знаем. Третье: он улетел с какой-то неведомой нам целью, но вскоре вернется. Какой вариант вам больше нравится?

Хелле пожал плечами. Он прекрасно понимал, что Ковальски прав. Как ни странно, своим отлетом Соловьев отобрал у них инициативу, и теперь приходилось принимать решение вслепую.

Не дождавшись ответа, Ковальски сам подвел итог:

— Гадать бесполезно. Все три варианта почти равноправны. Поэтому нам остается лишь проверить пассажиров всех рейсов и узнать, куда действительно улетел Соловьев. Если он полетел не в Москву, вполне вероятно, еще можно будет что-нибудь сделать. Это первое. И второе — держать ваших людей во всех наиболее вероятных местах его появления в Париже.

— Как долго?

На этот раз плечами пожал Ковальски:

— До тех пор, пока не состоится запуск «Гермеса».

В самолете я расслабляюсь впервые за много дней. Теперь очередь Бортновского поработать. И сделать за время моего отсутствия он должен много — все, о чем мы договорились во время последней встречи. Наши с ним роли постепенно меняются, и теперь, когда Бортновский проникся предложенной ему идеей, его профессионализм является залогом успеха. Сидя вчера у него в квартире, я пытался найти бреши в нашем плане подготовки.

— Леня, что мы с тобой еще не предусмотрели?

— Нужны документы, уйма документов: каталог коллекции, оценочный протокол с какой-нибудь выставки, официальное заключение экспертизы, переписка со специалистами, где речь идет о коллекции и так или иначе подтверждается ее художественная ценность, и общая стоимость. Кстати, каталог желательно бы иметь настоящий, выполненный полиграфическим способом, с цветными иллюстрациями.

— Н-да, задачка. Это максимум желаемого. Без чего можно обойтись?

— Думаю, без любой половины. В конце концов, можно сослаться на то, что коллекцию по сути дела хранили дома и она толком не выставлялась. Но все равно, какие-то документы нужны. И чем больше их будет, тем скорее мы достигнем цели. Мы имеем дело с непрофессионалами в этой области, и они будут ориентироваться на количество и разнообразие предложенных аргументов, а не на их качество.

Наконец, я сдался:

— Все понял. Давай сделаем так. Прежде всего, пока меня не будет в Париже, купи приличный компьютер, принтер и сканер…

— Подожди, а кто будет за все это платить? Ты денег дашь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, не дам. Сам заплатишь. Это будет твой вклад в уставной капитал нашего предприятия. Нет денег — займи еще у кого-нибудь. Тебе это не повредит, все равно у тебя положение такое, что хуже не бывает. Да, и кроме того, оплати мою поездку за коллекцией. Я как-никак государственный служащий, и средств на это у меня нет. Не возражай, денег потребуется не слишком много. Обещаю в командировке обойтись без цыганского хора и купания актрис в шампанском.

Неохотно кивнув, Бортновский задумчиво проговорил:

— Надо будет достать какие-нибудь образцы документов основных галерей Европы, по возможности, с печатями. В принципе здесь, в Европе, печати на документы ставить принято далеко не всегда, и главное — это подпись. Но россияне почему-то с почтением относятся именно к печатям на документах, а мы должны произвести на них впечатление.

Бортновский вдруг оживился:

— Изготовление фальшивых писем и актов экспертизы открывает такой простор для творчества!

— Вполне вероятно, но не опережай события. Не забудь узнать, сколько будет стоить изготовление черно-белого или цветного каталога коллекции, и как быстро он может быть сделан. Естественно, что фотографии там будут помещены выборочно. Всю коллекцию снимать для каталога нет смысла. Да и самих каталогов нужно будет сделать не больше десятка или двух.

Все уже обговорено. Но опыт приключений в других странах показывает, сколько людей может пострадать в ходе попыток отстоять идеалы добра и справедливости. И я не мог не предупредить Бортновского, тем более, что он пребывал в предвкушении прибыльного и, как ему теперь казалось, легкого предприятия.

— Леня, тут вот еще какое дело. Ты не пугайся, но всяко бывает, и может статься, Хелле прознает о наших планах. Или ему донесут о твоей двойной игре. Поэтому будь настороже. Если почувствуешь, что эти ребята ведут себя странно, приостанови свои контакты с ними.

Я безжалостно разбил мечту, и настроение у Бортновского испортилось в одно мгновение. Раздраженно запыхтев, он спросил:

— Что значит «странно»?

Как бы это растолковать Леониду поделикатнее? Я постарался проявить максимум такта, чтобы не травмировать его психику еще больше.

— Ну например, они вдруг пригласят тебя на загородный пикник. Или предложат поехать в Лион для опенки какой-нибудь картины. И при этом пообещают очень хороший, необычно хороший гонорар. На этот случай мой тебе совет — не езди, скажись больным или придумай что-нибудь еще. Если все-таки станешь встречаться с ними, делай это на людях. А еще лучше держись от них в стороне.

Бортновский скривил губы:

— Хорошее дело «держись в стороне»! А как ты собираешься проворачивать все это дело, если я буду держаться в стороне?

— Я имею в виду время моего отсутствия в Париже. Скоро я вернусь и смогу тебя подстраховывать, а в случае контактов с ними, особенно, контактов по их инициативе, окажусь поблизости. Так я по крайней мере буду уверен, что они не смогут дать тебе по голове и утопить в Сене.

Бортновский прервал меня, взмахнув руками:

— Подожди, а кстати, как мы с тобой будем связываться?

— А мы не станем связываться. Если будет очень нужно, я тебя найду. Но, скорее всего, особой необходимости в этом не будет. У тебя сейчас две задачи. Одна — сделать все, о чем мы договорились. Вторая — избегать конфликтов с кредиторами. Чтобы они тебе не отстрелили голову до того, как ты разбогатеешь.

Леонид поморщился:

— Очень смешно! Ты начинаешь повторяться. Смотри, как бы наши клиенты тебя не прибили раньше, чем меня.

Последние слова Бортновского звучали в сознании, пока я ехал в аэропорт. Он оказался прав — только чудо помогло мне разминуться с троицей преследователей в зале отлетов аэропорта.

Отдохнув один день под жарким солнцем Греции в гостинице «Маре Ностру», чувствую себя в силах заняться тем делом, ради которого, собственно, и приехал. Из своего номера звоню по телефону, полученному на Монмартрском холме от седого специалиста в области живописи, и догово-риваюсь с господином Янакисом о встрече.