Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр - Страница 27

Андрей, поколебавшись, кивает, и мы направляемся в ближайший китайский ресторан. Судя по всему, Андрей предпочел бы обед в заведении еще дешевле, возможно, и багет с уличного лотка, но мне нужна обстановка, удобная для разговора.

В ресторане Андрей, покраснев, погружается в меню и долго принимает решение, шевеля губами, вздыхая и туда-сюда ворочая страницами. Чтобы помочь ему, предлагаю то, что часто делается в таких случаях — мы берем два блюда, каждое из которых делится пополам. Порции в китайских ресторанах обычно немалые, да и обед получается разнообразней. Сегодня мне эта братская дележка, так сказать, преломленный хлеб, помогает еще и перекинуть дополнительный мостик к собеседнику.

Решив непростую проблему меню и определив предстоящие расходы, Андрей заметно веселеет и в ответ на мои вопросы рассказывает, как Бортновский, с которым он познакомился еще в Петербурге, привез его во Францию. О работе в офисе моего приятеля он говорит, пренебрежительно кривясь.

Уже приступив к еде, завожу разговор:

— Память у тебя фантастическая. Я на свою не жалуюсь, но тебе просто завидую. А почему ты по специальности не работаешь? Сейчас компьютерщики на вес золота.

Помолчав, Андрей отвечает:

— Не получилось. Дед болел, некому было с ним сидеть. Потом он умер. Одно цеплялось за другое, так и…

Андрей, помрачнев, замолкает. Но выхода нет — надо его долавливать.

— Да, Андрюш, к сожалению, сейчас успех не всегда зависит от способностей. Нужно еще и везение — оказаться в нужном месте в нужный момент. Такое быдло наверх выбирается, и ведь все у них — деньги, власть.

Андрей молчит, глядя в тарелку.

— Наверное, трудно работать с Бортновским? Еще когда и кричат на тебя. И ручки кидают.

Реакция оказывает даже более бурной, чем я ожидал. Губы у Андрея начинают дергаться, и он внезапно разражается рыданиями. Пытаясь достать носовой платок, он сбрасывает со стола бокал с водой, и на нас начинают оглядываться окружающие.

Схватив Андрея за локоть, тащу его вниз по лестнице в мужской туалет. Там, убедившись, что мы одни, умываю его холодной вод'.й, а вернее — сую головой под кран. Постепенно он успокаивается. Прерывисто вздыхая, как ребенок после слез, и вытирая нос бумажным полотенцем, Андрей говорит:

— Я их всех ненавижу.

Он вкладывает в эти слова столько силы и чувства, что жуть берет и мурашки бегут по коже. Просто Зорро и Хоакин Мурьета в одном лице.

Помолчав, Андрей продолжает с опушенными глазами:

— Они издеваются, п-презирают меня. И Бортновский, и этот… Ведь они быдло, тупые, необразованные люди. Это правда, что у меня проблемы с нервной системой, мне т-трудно общаться с людьми. У меня и друзей-то толком нет. Но я закончил физтех, г-говорю на трех языках. А они… Гутманис говорит, что я убогий. Мне н-нравилась одна его сотрудница, а он знаете, что ей про меня сказал?

Андрей мучительно вытянул шею, от напряжения у него появляются капли пота на висках. Мне начинает мерещиться острый запах щенячьей шерсти. Запах беспомощности и унижения. Я чувствую, что у меня самого что-то сжимается внутри. Все-таки лучше вербовать негодяеев. Их не так жалко.

— Все-все Андрей, успокойся. Послушай меня. Я тебе верю, можешь даже не сомневаться на этот счет. Но поверь и ты мне, в подобных делах надо быть очень осторожным. Если ты…

Сжав побелевшие губы, Андрей снова принимается мотать мокрой головой:

— Я не собираюсь делать ничего особенного. Я только хочу помочь вам. Пусть им тоже будет плохо. Пусть они…

Я создал эту ситуацию, но теперь у меня начинает кружиться голова. Если все и дальше пойдет тем же манером, я и сам довольно быстро созрею для сумасшедшего дома.

В туалет неторопливо спускается пожилой мужчина. На последних ступеньках он замедляет шаг, подозрительно глядя на нас с Андреем. Взяв своего спутника за руку, веду его наверх, благо он начал постепенно успокаиваться.

За столиком быстро задаю серию вопросов, не дожидаясь, пока Андрей совсем придет в себя и сможет полностью осмысливать свои ответы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слушай, как я понял, ты сообщаешь Гутманису о делах Бортновского?

Залившись краской, Андрей молчит, потом с трудом, не глядя в глаза, произносит:

— Не Гутманису, а Хелле. В п-приннипе Хелле хотел прослушивать наш офис, но потом з-заставил меня следить за шефом.

— Что Бортновский говорил Хелле обо мне?

Андрею очень хочется соврать, чтобы придать вес своим словам и заслужить доверие. Но у него хватает ума на то, чтобы преодолев себя, неохотно признаться:

— Толком я ничего не слышал. Но он точно рассказывал о ваших встречах.

— Ты часто бываешь в офисе Гутманиса? Знаешь их распорядок работы?

Подумав, Андрей пожимает плечами:

— Бываю раз в неделю. Но кроме того Гутманис мне поручал создать им компьютерную сеть, кое-какие вещи наладить. Так что…

И тут Андрей перехватывает инициативу:

— Что мы будем дальше делать? Я хочу вам помогать.

Этого парня надо держать в руках, иначе он со своей жаждой мести подведет меня под монастырь.

— Вот что, старик. Я чрезвычайно признателен тебе за предложение помощи, вместе мы действительно можем сделать многое. Но ты должен принять мои категорические требования. Во-первых, никаких действий без моей просьбы. Только ходи и слушай, что творится у Бортновского и Гутманиса. Во-вторых, ни в коем случае, не нанеси вреда Бортнов-скому. Нам с тобой Леонид Борисович еще может очень и очень пригодиться. В-третьих, что бы ни случилось, сам меня не ищи. Надо будет, я сам тебе позвоню или приеду. Нарушишь хоть одно из этих правил — мы с тобой из друзей превращаемся во врагов.

Новоявленный друг и соратник с готовностью кивает, и в его еще непросохших прищуренных глазах появляется стальной блеск. Это преображение жертвенного ягненка в волка заставляет меня вздрогнуть.

— Андрюша, если ты с этаким вот лицом завтра предстанешь перед Гутманисом, он без размышлений велит тебя утопить. В Париже что протекает, Сена? Вот в Сене и утопит. Уловил? Поэтому будь таким, каким ты вошел в этот ресторан, иначе все твои знакомые заподозрят неладное. Не надо этого зловещего каменного лика. Ты всего-навсего референт мелкого жуликоватого бизнесмена, а не международный террорист.

После нескольких минут подобных наставлений Андрей уходит, а я перевожу дыхание. Все-таки я умею работать с людьми и понимать их. Доброе отношение к референту Бортновского и понимание его душевных мук дало результат. Вообще, все добрые дела рано или поздно приносят плоды, я в этом уверен. Правда, иногда в небесной канцелярии происходят сбои. Я вот так одному своему приятелю и соседу по кабинету занимал очередь в столовой почти каждый! день в течение полугода. А он на зачетных стрельбах попытался снести мне голову выстрелом из пистолета. И сколько этот оболтус меня впоследствии ни уверял, что растерялся из-за осечки и всего лишь повернулся показать инструктору, что пистолет только щелкает, но не стреляет, я ему не поверил. Просто бывают неблагодарные натуры.

Возвращаясь в гостиницу, подвожу итоги дня. Кажется, я правильно выбрал тональность в разговоре с этим горемыкой Андреем. Что только с ним делать, когда вся эта история закончится? А если все пойдет, как идет сейчас, он в конце концов останется без своего шефа. Найти ему здесь работу на какой-нибудь фирме? Тоже вариант. Хотя нет, за границей он в конце концов пропадет — не тот тип, чтобы самостоятельно устроиться.

О чем я думаю? Мне бы самому кто помог. Сейчас наиболее актуальная задача — проникнуть в офис Гутманиса. Привлекать для этого местных коллег — дело гиблое. Одно согласование займет несколько дней, после чего мне запретят нарушать закон. А сами потом станут спрашивать…

У этой женщины, идущей передо мной, очень красивые ноги. Тонкие в щиколотках, удивительно правильной формы. Красивые длинные ноги — это хорошо, даже прекрасно, но как она может ходить по плиткам и брусчатке тротуара на таких шпильках? У меня даже ранты ботинок в них застревают. А уж каблуки — это в условиях Парижа просто что-то невозможное. Сумочка раскачивается на плече в такт шагов. Я отвлекся. Так вот, потом руководство меня станет спрашивать, отчего дело совсем не движется.