Дикий. Его неудержимая страсть (СИ) - Савицкая Элла - Страница 52

Но не успеваю и слова произнести, как Кешнов заходит следом. Не разуваясь входит в зал и, обведя его глазами, шагает в сторону шкафа. Непонимающе слежу за тем, как он достает мою сумку и бросает ее на собранный диван. — Собирай вещи, — кивает в мою сторону, при этом сам начинает сдергивать кофты с вешалок и бросать их одну за другой поверх сумки.

— Что ты делаешь? — шагаю вперед, пораженная наглостью. — Матвей, это ничего не значит. Я благодарна тебе за помощь, но мы все еще не вместе.

— Рина, хватит. — Короткая фраза отбивается от стен и заставляет стекла звенеть. — Меня достало узнавать о твоей жизни от твоих друзей. Сначала этот прихвостень рассказывает о том, что ты, блядь, героиня ночных заплывов, потом Ася присылает мне статью. Ты со мной. И я первый должен знать, что и как в твоей жизни. И узнавать это от тебя, а не хрен знает от кого.

Воздух горячими клубами вырывается изо рта Матвея, оставляя ожоги на моей коже. Я понимаю его. Понимаю, как никто, потому что сама после его боя написала Мише, чтобы узнать в порядке ли Матвей. Несмотря на то, что ненавижу бои, я не могу оставаться в стороне, зная, что ему грозит опасность. Но и снова возвращаться туда откуда начали?

— Я не с тоб…

— Со мной! Ты все это время была со мной, — исходящий от Кешнова жар заставляет кровь нагреваться, — не надо мне рассказывать басни, в которые сама не веришь! И если ты думаешь, что сейчас, когда на тебя будет охотиться половина столичных папарацци, я оставлю тебя здесь одну, то ты, блядь, похоже совсем забыла какой я. Тебя тут на части разорвут ради двух слов и фотографий.

Он прав. Уверена, что прав. Внутренняя борьба ожесточается, заставляя мысли кружить в голове со скоростью молекул в нагретой жидкости. Если я вернусь, то все будет напрасно. Эти чертовы бои, снова мучения в одиночестве по вечерам и жгучие мысли о том, где он и с кем.

— Матвей, я…

Хочу сказать, что не готова, но Кешнов вдруг резко притягивает меня к себе за талию.

— Ри, я не заставляю тебя ходить на оставшиеся бои. И на вечеринки, на которые я сам не хожу. — как будто отвечает на мои мысленные метания.

— Оставшиеся? — хмурюсь, пытаясь вникнуть в смысл заветного слова.

— Да. Я сворачиваю участие моих пацанов в боях. Осталось недолго, — в родных глазах мелькает непонятная мне эмоция, а потом Кешнов с уверенностью произносит: — Я проведу последний бой, и на этом все закончится.

— Последний? — пытаюсь звучать ровно, но голос вздрагивает, выдавая вновь возродившуюся надежду.

Не хочется снова разочаровываться и падать туда, откуда так сложно выбираться. Еще раз пережитое меня просто убьет.

— Последний, — подтверждает серьезно, — но ты должна быть дома, Ри!

И в этих словах столько не озвученной потребности, сколько находится и во мне самой. «Дома»… я так соскучилась по нашему дому. По Матвею, по тому, как сердце каждый раз бьется во взбудораженной агонии, когда он рядом. Прямо как сейчас…

— Матвей, — произношу тихо, утопая в синеве сосредоточенных глаз, — если все снова будет как раньше…

— Не будет. Ты значишь для меня слишком много, чтобы еще раз все это пережить.

Бедное взбушевавшееся сердце взметается к горлу, оглушая остервенелым биением. Сгребаю пальцами футболку на исходящей жаром груди и, сама того не понимая, приподнимаюсь на носках. Матвей так близко, что голова кружится, а перед глазами скачут цветные круги. Кешнова ни о чем просить не нужно. Он, со свистом втянув в легкие воздух, припадает к моим губам своими, сильно сжимая талию. Если несколько дней назад мы целовались, топя друг друга в нежности, то сейчас ее место занимает потребность. Истосковавшееся по моему мужчине тело загорается миллионами ярких вспышек, готовое молить о прикосновениях, которые Матвей дарит мне с лихвой.

Глава 55

Марина

Боже, мне кажется, время остановилось. Руки Матвея торопливым движением тянут вверх мою кофточку, при этом сминая кожу и порождая под ней тепловые сполохи. Мое тело настолько истосковалось по нему, что горит каждый миллиметр в потребности ощутить прикосновения везде, где только можно. Спина, ключицы, ребра, живот… Жадные ладони мнут, гладят, грубо ласкают, а я подставляю себя под эти быстрые прикосновения, как жаждущий под струю воды.

Цепляю край его футболки, чтобы уже через секунду, отбросив мешающую преграду куда подальше, прижать ладони к стальной груди. Несдержанно стону. Вот оно… То, чего мне так не хватало — чувствовать его, слышать рваное дыхание на ухо, остервенелое биение сердца. Скольжу ладонями вниз по крепкому животу, наслаждаясь тем, как под пальцами бегут искры.

Матвей рывком укладывает меня на диван, при этом успев сбросить с него рукой сумку с вещами.

— Риии, — нетерпеливо выдыхает, гладя меня дрожащими ладонями, — Моя Ри!

А я смотрю на него снизу затуманенным взглядом, и сама не могу поверить, что все это происходит. Джинсы в секунду оказываются на полу, на трусики у Кешнова терпения не хватает. Ровно, как и у меня. Мне нужен он сейчас. Скорее. Глубоко внутри, чтобы заполнить всю ту пустоту, что бушевала последние недели.

Расстегнув собственные джинсы и спустив боксеры, Матвей сдвигает мое белье в сторону. С нашим обоюдным стоном проникает в меня сразу так глубоко, что измученное ожиданием тело выгибает дугой. Ногти впиваются в обивку дивана, а плоть внизу благодарно ноет, впитывая его в себя, как иссушенная пустыня.

— Наконец-то… — доносится хрипло на ухо, — я дома. — Острые зубы таким необходимым жестом впиваются мне в шею в тот момент, когда я обхватываю широкую спину руками. Твердые мышцы бугрятся под пальцами, пока я с наслаждением ощупываю острые лопатки, веду по позвоночнику.

Боже, да… Зубы сменяются языком и губами, прокладывающими влажные дорожки по моей скуле ко рту, и всасываются в него. Матвей целует по-хозяйски, не церемонясь и не тратя время на слова. А они сейчас и не нужны. За него говорят свершенные поступки последние дни. А конкретно в данный момент то, с какой силой и потребностью Кешнов вонзается в меня, растягивая до темных кругов перед глазами, как лихорадочно беспощадная рука гладит мое плечо, грудь, через тонкую кружевную ткань лифчика.

Эта алчность, одержимость друг другом в каждом тяжелом вдохе и кислороде, поделенном на двоих, не дает нам никаких шансов сделать это воссоединение долгим. Хватает всего нескольких минут, чтобы, не разлепляя губ, вместе кончить.

Матвей обессиленно роняет голову мне на плечо, а потом я чувствую прикосновение любимых губ к коже.

— Это только начало, Рина, не надейся, что сегодня выспишься.

Губы сами растягиваются в улыбке.

— Серьезно? А я думала уже все. Бой проигран.

Хохотнув, Матвей поднимает на меня лицо, и я понимаю, что не могу перестать смотреть в синие как небо глаза. Морщинки вокруг не разгладились, но теперь у них другая тональность. Они не несут в себе усталость. Только мою любимую хитрецу и вальяжное самодовольство.

— Это был только первый раунд, Ри. У тебя есть время на отдых, пока мы будем ехать домой. И то не факт, что в машине ты еще раз не кончишь!

Толкнувшись во мне еще раз, Кешнов встает, натягивает штаны и помогает мне собраться.

Матвей оказался прав. Когда мы, собрав вещи, выходим на улицу, около моего подъезда уже поджидает какая-то девица. Завидев нас, она срывается с места и, тыча мне в лицо портативным диктофоном, начинает засыпать вопросами:

— Марина, Вы можете ответить на несколько вопросов?

Начинается! Как оперативно сработано-то. Статье всего пару часов, а журналисты уже тут как тут.

— Нет! — отвечаю, уворачиваясь от летающего перед глазами гаджета.

Матвей, крепко держа меня за руку, уверенно ведет за собой к машине, игнорируя дотошную репортершу, но ее это не останавливает.

— Это правда, что Вы внебрачная дочь бизнесмена Довлатова? Действительно ли Вам приходится зарабатывать на жизнь стриптизом?

Я не отвечаю. Сцепив зубы, отворачиваю голову от микрофона, чувствуя нарастающее раздражение. Какими же качествами нужно обладать, чтобы вот так нагло и бесцеремонно лезть в чужую жизнь ради дрянной статьи и рейтинга?