Последний бастион – 2. Бремя белых (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 20

— Я иду с тобой — упрямо повторила Марина, глядя мне прямо в глаза — и не стоит пугать меня пешими переходами. Не забывай — я родилась в этой стране, а выросла в соседней. Что там, что там — у девушек есть врожденные навыки выживания…

Идти решили ночью — тьма для нас дополнительная гарантия от обнаружения. Что же касается мин — то для их обнаружения свет не нужен. Нужны руки — чувствительные, как у хирурга и большой опыт. Ну и небольшой фонарик, пригодный для того, чтобы зажать его в зубах — который у меня был…

Оставшуюся часть дня мы потратили на подготовку. Нашли небольшую лощину, пригонную для того, чтобы спрятать машину и загнали ее туда, накрыл маскировочной сетью и завалил ветками кустарником и небольшими камнями. Остающееся снаряжение поделили на три части — одну часть оставили в машине еще две заложили в тайники — чтобы если кто набредет на машину — то вместе с ней ему не досталось бы и все наше снаряжение. Такое вполне могло случиться, как могло случиться и то, что нам придется возвращаться и тайник с запасом оружия, снаряжения и провизии нам очень пригодится. Настоящий морпех, действующий в глубоком тылу никогда не откажется от идеи заложить тайник на маршруте если такая возможность представилась…

Скомплектовали походные рюкзаки — Марине досталось двадцать килограммов поклажи, мне — едва ли не сорок. Еще оружие. Но меньше было нельзя…

С оружием надо было решать — что берем, что оставляем. Был соблазн в качестве основном взять РПД с лентами, но по здравому размышлению оба РПД я заложил в тайники. Чужое оружие — в любом случае хуже своего. Кроме того — на АКМС, который был со мной, у меня был тактический глушитель и прицельные приспособления. В условиях действий в глубоком вражеском тылу наличие глушителя на оружии — огромный плюс.

Взял пистолет — свой родной, многократно испытанный Wilson Combat. Подарок отца, с которым я не расставался никогда. К нему у меня были и магазины — восьми и десятизарядные и патроны. Американцы вообще лучшие в мире специалисты по стрельбе из пистолета — а у меня было несколько лет практики в антитеррористической группе ФБР, где пистолет калибра.45 — основное оружие. У нас был такой тест. Берешь несколько небольших глиняных тарелочек стопкой, подкидываешь левой рукой вверх, выхватываешь из кобуры пистолет и стреляешь, пытаешься разбить. У меня получалось — от пяти до шести, средний армейский или полицейский стрелок в лучшем случае попадал в две, а то и ни по одной…

Револьвер калибра.500 брать не стал — весит он около двух кило, а поможет только в одном случае — если на нас бросится леопард или лев. Лучше взять лишнюю флягу воды или патроны к автомату. В крайнем случае, автоматом и отобьюсь…

У Марины было проще… Ее любимый, испытанный в деле Remington 24 пришлось оставить — патронов к нему было слишком мало. Поэтому она вооружилась моим Винчестером-70 под.300 WinMag — такая винтовка добивала на километр. При возможности пристреляем — снайпер должен пристреляться к незнакомой винтовке, почувствовать ее. И два пистолета — CZ-75, оставшийся от Ника и свой спортивный, двадцать второго калибра.

Больше мы ничего взять с собой не могли — ни гранатомет, ни пулемет. Перед нами была граница и несколько сот километров неизвестности…

К минному полю мы подошли, когда часовая стрелка уже перевалила свой апогей — двенадцать часов, ознаменовав начало нового дня — тринадцатого июля. Хоть я и не был суеверным человеком, но идти через минное поле тринадцатого числа — идея не из лучших. Правда и выхода у меня не было…

Природа помогала нам — над плоскогорьем висела луна, освещая серебристым светом окрестности. Больше всего я опасался растяжек — хотя и понимал умом, что за тридцать лет все эти растяжки должны были бы сработать — все равно было неспокойно. Притаившиеся в земле мины ждали нас…

Перед тем как идти, я сострогал несколько коротких колышков и один длинный, заострил. Короткие — чтобы обозначать выявленные мины, длинный — чтобы прощупывать почву. Колышек, на армейский нож — все, что у меня было, и все что мне было нужно, чтобы пройти эти тридцать метров проклятой Богом и людьми земли.

Если повезет…

— Значит так. Сейчас ложишься на землю и ползешь за мной — очень осторожно ползешь! Ни шага в сторону! Мины я обозначаю колышками, перед тем, как ползти осторожно прощупай все перед собой — если колышек, значит — мина! Не торопись, на этом минном поле мы проведем минимум два часа. И если увидишь, что я подорвался — ползи назад, иди к машине, чеши отсюда и не оглядывайся!

Марина молча кивнула, она умела сосредотачиваться перед серьезными делами, что есть, то есть. Даже в разведке морской пехоты она бы не потерялась…

Говорить больше было нечего. Идти я решил как раз там, где на полосе лежал скелет шакала и виднелось углубление в земле — след подрыва, произошедшего много лет назад. Шакал лежал прямо посередине минного поля, да и по крайней мере одну мину он обезвредил. Спасибо ему за это…

Лег плашмя на землю, сосредоточился. Колышком осторожно проверил ближайшие тридцать сантиметров перед собой — ничего. Продвинулся вперед и снова стал проверять землю…

Первая мина оказалась противотранспортной, метра через три от края полосы — ее я обезвреживать не стал. Просто пометил колышком и нашел другой, безопасный маршрут. Прямо через нее решил не ползти — мало ли что с ней стало за тридцать лет нахождения в земле. Следующая мина была уже противопехоткой и с ней пришлось изрядно повозиться. Осторожно, кончиками пальцев разгреб землю, сделал подкоп сбоку, проверил что под миной. Некоторые минеры обожали устанавливать под миной гранату с выдернутой чекой — сюрприз для тех, кто будет ее снимать. Тут ничего подобного не было. Зажав в зубах фонарик, светивший острым, направленным лучом света, нащупал взрыватель, попытался вывернуть. Как ни странно поддался — несмотря на то, что тридцать лет провел в земле. Пополз дальше…

Мозамбик, пограничная зона, Западнее Чиоко, 13 июля 2009 года

За ночное время мы успели сделать многое. Прежде всего — проделали в минном поле проход и перешли на ту сторону. Проход я пометил едва заметными колышками по обе стороны. Это плюс труп шакала на поле — достаточно для того, чтобы опознать место прохода при необходимости вернуться. Ночью же мы пересекли рокадную дорогу, идущую почти параллельно границе от Чиоко до Мачамбы и, заметя следы, отошли от дороги километров на десять. После чего я объявил привал…

Передвигаться по Африке на своих двоих — совсем не то же самое, что на комфортабельном внедорожнике. Многие туристические туры составлены так, что турист прилетает на самолете, садится в микроавтобус или открытый джип, приезжает в охотничий лагерь в буше и проживают там, выезжая на экскурсии по саванне на тех же открытых джипах и ступая на африканскую землю только в огороженном охотничьем лагере. Есть и такие вот сафари — когда клиенты даже стреляют из машин — спросом пользуется, хотя это охотой назвать трудно и можно проще сделать — завалить свинью или быка в загоне. То же самое будет…

Но настоящее сафари другое. Настоящее сафари — это когда группа охотников загоняет слона собственными ногами, походя в день по пятьдесят-семьдесят километров, или несколько дней караулит льва у приманки. Такие сафари заказывает не каждый — в буше охотник всегда повергается опасности, как бы силен, хитер и опытен он не был. В Африке не счесть могил тех, кто схватился, например, с раненым львом или что еще хуже — буйволом. Но это было настоящее сафари, большая игра со смертью для настоящих мужчин. А наша игра была еще страшнее — мы были на нелегальном положении в стране, где совсем недавно закончилась гражданская война. И более того — для того, чтобы получить ответы на свои вопросы, мы должны были попасть на самый охраняемый объект в стране…