Акула пера в СССР - Капба Евгений Адгурович - Страница 7

– Да какой забор, старая, у меня ноги не гнутся… – попробовал оправдаться дедушка, но тщетно.

– Знаю я, что у тебя не гнется! Ишь, окаянный, и тута глазки строит девкам! И ты отвернись, бесстыжая!

– Я?! – Арина Петровна удивленно глянула на агрессивную бабулю, и мне ничего не оставалось, как подхватить свою непосредственную начальницу под локоть и утащить из автобуса – на следующей остановке.

Оказавшись на твердой земле, девушка вернула себе уверенность и царственную осанку и, прежде всего, забрала у меня свою руку.

– Я смотрю, у вас много энергии, Гера, – строго сказала она. – Я вчера говорила с шефом – вместо Шкловского про благородных оленей материал писать будешь ты. Так что можешь сразу собираться – поедешь в БООР, и дальше – будешь в распоряжении Стельмаха. Пустишь энергию в мирное русло.

Пришлось понуриться, сделав скорбный вид. Она думала, что здорово меня нагрузила, да? Внутри меня один гаденький попаданец торжествующе отплясывал лезгинку: БООР – это Белорусское общество охотников и рыболовов, а Стельмах – старший егерь и непримиримый борец с браконьерством в районе!

– Вы просто разбиваете мне сердце, Арина Петровна, усылая прочь от себя… – с деланой скорбью проговорил я.

Ответственный секретарь снова фыркнула, обаятельно наморщив носик, и зацокала каблуками по асфальту – впереди уже виднелись окна редакции.

Глава 4, в которой появляются олени

«Козлик» Стельмаха с надписью «БООР» на борту лихо подпрыгнул на выбоине в асфальте и затормозил. Чихнув, выхлопная труба выпустила последний клуб дыма, лязгнула дверца, и главный дубровицкий охотник бодро выпрыгнул наружу и зашагал ко мне.

Это был высокий худощавый загорелый мужчина, с копной седых волос и моложавым улыбчивым лицом.

– Это вы – Белозор? – спросил он и протянул ладонь.

– Так точно, Герман Белозор, – я пожал его крепкую руку и улыбнулся в ответ.

– Ян Генрикович Стельмах, директор Дубровицкого отделения Белорусского общества охотников и рыболовов, ну и старший егерь по совместительству. Я смотрю – у вас и фотоаппарат есть? Это очень хорошо! Кадры можно сделать просто отличные! Мы поедем к благородным оленям. Недавно выпустили четырнадцать особей, вожак у них – с такими рогами… – он сделал жест руками, который должен был обозначать раскидистые рога. – Красота! И этой красоты у нас через несколько лет по лесам будет много.

Я оглядел себя с ног до головы и растерянно потоптался на месте.

– Ян Генрикович, а мы можем заехать в универмаг – я хоть кеды куплю, а то в этих штиблетах по лесу бегать – чистой воды смертоубийство! И домой ко мне – за рюкзаком, а то Шкловский должен был ехать, а вон как оно вышло…

– Заедем, почему нет?

Дома я потратил что-то около пятнадцати минут на поиск старого потертого брезентового рюкзака и запихивание в него всего необходимого: смены белья, зубной щетки, полотенца и прочего. Когда забрасывал рюкзак на заднее сиденье «козлика» – обратил внимание на белую «Волгу», которая стояла у калитки Пантелевны, и звонкие голоса на ее подворье. Гости?

Судя по настрою Стельмаха и намекам шефа – в рабство охотникам меня отдавали всерьез и надолго, на пару-тройку дней – точно. Я должен был набрать материала на цикл статей о развитии охотничьего промысла в районе – посоветовали сверху, а от таких советов не отказываются. Кажется, незабвенный Леонид Ильич был заядлым охотником – может, это как-то связано?

В любом случае, переодевшись из цивильных брючек и рубашки в удобные штаны-хаки и серую тенниску, я почувствовал себя гораздо лучше. Оставалось раздобыть кеды – если и не легендарные «Два мяча», то любые другие, потому как рассчитывать на то, что у Белозора водились какие-нибудь адекватные кроссы или берцы, явно не приходилось. Ну, не кирзачи же напяливать, в самом деле?

Универмаг «Ведрич», названный так в честь мелкой речушки, притока Днепра, был одним из самых изобильных мест в городе, не считая «Березки», конечно – даже в моё время, когда сетевые магазины и частные павильоны заполнили город. Стельмах припарковался у районной библиотеки, и я выскочил на улицу, задумавшись о слове «припарковаться». Как нынче звучал этот глагол?

– Гера, Герочка, Герань… – раздался вдруг гнусавый голос, и я вздрогнул от неожиданности.

На покрытых трещинами бетонных ступеньках крыльца библиотеки сидели три типа – из тех классических персонажей, при виде которых пробуждаются древнейшие инстинкты «бей или беги»: картузы, рубашки-тельняшки, мятые брюки-клёш, необремененные интеллектом лица… Совсем молодые, лет по семнадцать-двадцать… Вспомнился виденный краем глаза белогвардейский плакат «ОТЧЕГО ВЫ НЕ В АРМИИ?». Советский Союз же, берут вроде всех и откосить нереально? Или – уже отслужили?

– Гера, так что насчет подгона? Ты обещал всемерно поспособствовать – а всё никак…

Память Белозора выдала кличку старшего из них, голубоглазого башибузука – Сапун (от фамилии Сапунов), и имя – Тимох.

Зная Викторовича, он наверняка не стал бы ничего обещать такой сомнительной личности. Наверняка всё было слегка по-другому, а обещание – это вольная интерпретация Тимоха. А потому я сказал:

– Ветер переменился. Потом обсудим, лады?

– Ветер, гришь? – Сапун встал, и его соратнички поднялись разом, всем своим видом излучая угрозу. – Гера, а ты не попутал ничего?

Ладонь сама нырнула в карман, кастет удобно лег на костяшки пальцев. Так вот в чем дело, Гера! Вот зачем ты его носишь! Понять бы еще, что за мутки у тебя с этими ребятосиками… Хлопнула дверь «козлика», выглянул Стельмах:

– Белозор! Какие-то проблемы?

– Никаких проблем, дядя! – откликнулся Сапун и цыкнул зубом на своих присных, развернувшись на каблуках.

Они ушли куда-то в сторону городской набережной, а я развел руками, отвечая на вопросительный взгляд егеря. В конце концов, куплю я кеды или нет?

Пока мы ехали, Ян Генрикович рассказывал об эпопее с благородными оленями. Оказывается, после войны они остались практически только в Беловежской пуще, и для улучшения популяции привозили самцов и самок из Воронежского заповедника, а после роста поголовья начали расселять по всем районам республики. Животное красивое, из природных опасностей для него только волки, по северу республики – бурый медведь, у нас – рысь может задрать олененка… Благородный олень – украшение леса! Встреча со стадом оленей или с самцом, чья голова увенчана короной ветвистых рогов, – волнующее событие для любого человека, и охотничий азарт тут ни при чем. Но попытки вырастить в наших лесах своих собственных «Бемби» натыкались на серьезную проблему: браконьерство. Целью номер один для этих хищников в человеческом обличье были трофейные самцы, из-за тех самых рогов.

– Значит, есть спрос? – уточнил я. – Народу продают, чтоб шапки-ключи вешали?

Эту моду на рога на стене я еще застал, а оказывается – вон оно что, целый бизнес! Но Стельмах отмахнулся:

– Те рога, что на стене висят, народ у нас сам находит, когда по грибы-ягоды ходит. Ну, бывает, еще охотники наши кому подарят. Стоят они прилично, тут не поспоришь, но не так много, чтобы под статью идти… Тут, товарищ Белозор, дело такое деликатное, что я и как сказать не знаю, и для газеты ли это – тоже понять не могу.

Я весь превратился в слух. «Козлик» петлял по лесной дороге, подскакивая на каждой ямке и оправдывая своё прозвание. Стельмах лихо крутил баранку и курил в окно.

– Я в Квантунской операции участвовал, – сказал он. – В пехоте. С немцем подраться не довелось – мал был, а вот по Маньчжурии мы частым гребнем прошлись, япошек давили. Так вот… У них там особый спрос на живые рога, только-только с убитого животного или вообще спиленные наживо, понимаешь? Лучше всего – молодые, подрастающие. Лекарство они делают, ну… – он глянул себе на ширинку.

– Для потенции?

– Ну да! Чтоб конец стоял! – облегченно выдохнул Ян Генрикович.

– А я слыхал, у них для Мао целый научный институт занимался вот этими вопросами… – протянул я.