Письма Звёздному императору (СИ) - Кириллина Лариса Валентиновна - Страница 14

Когда Файя встретила его на пристани в Меннаваре и отвезла на маяк, наступила ночь. Они думали, Ласси заснула. Однако девчушка, услышав за дверью шаги и приглушенные голоса, вскочила с постели, натянула платьице и выскочила навстречу: «Папа! А я не спала! Я ждала!»…

— Погоди обниматься, маленькая, я же грязный…

— Ты хороший!

Он быстро вымылся в душе, наслаждаясь прохладной водой, переоделся в свежую рубашку и простые домашние брюки, и с удовольствием сел за стол вместе с Файей и возбужденной от радости Ласси.

— Папа, я научилась читать! — похвасталась дочка, хрустя пирожком с морской капустой. — Хочешь, прямо сейчас покажу?

— Завтра, завтра, родная моя…

Укладываясь в закутке, недостойном даже названия комнатушки, Лаон чувствовал, что вернулся домой.

Странно было ощущать в себе сразу несколько личностей, которые будто бы мало соприкасались друг с другом. Лектор Императорского университета и собеседник почтенных мужей, вечно жаждущий новых знаний ученый, сын и брат «этих Саонсов, породнившихся с родом Майвэй», отец чудесной девочки, растущей в доме смотрителя маяка… Он сам не мог понять, какая из всех этих личностей истинная. Но здесь, в доме тестя и тещи, он испытывал чувства, почти забытые в Уллинофароа: покой, свободу, любовь и довольство собой и своими близкими.

Потянулись блаженные дни, похожие один на другой. Жизнь Кайса и Файи подчинялась обычному распорядку, а Лаон взял на себя все заботы о Ласси. Готовить он так и не научился, но простейший завтрак соорудить умел: на лепешки, испеченные вечером Фаей, накладывалась какая-нибудь начинка, в миску резались овощи, в кружки разливался фруктовый или травный напиток, а для Ласси подавалось свежее яичко гуллама. Вайниры год назад приютили пару ослабших птенцов этих птиц, иначе их заклевали бы взрослые. И теперь ручные гулламы исправно плодились.

После завтрака отец и дочь отправлялись гулять и плавать, пока до мыса не добрались экскурсанты. Лаон не запрещал Файе брать с собой Ласси, когда она торговала у пристани. Но все понимали, что будущей барышне не пристало бы заниматься такими делами, если есть, кому за ней присмотреть.

Кайс показывал экскурсантам маяк, объяснял суть своей работы, рассказывал всякие байки — то страшноватые, то веселые, и порой получал за свою любезность небольшое вознаграждение, от которого неприлично было отказываться. Теперь, когда Лаон стал лектором, он сполна обеспечивал содержание Ласси и делал подарки супругам Вайнир. «Но мы не должны рассчитывать на тебя», — повторял ему Кайс. — «Пока я служу, нам хватает на жизнь. Твой долг — вырастить и отправить в полет нашу птичку, Илассиа».

Каждый день либо до обеда, либо вскоре после него Лаон занимался с Ласси, готовя ее к поступлению в школу. Если бы девочку собирались отдать в обычное учебное заведение, ничего такого не требовалось бы. Но в лучшей на всей планете школе при Императорском университете существовали испытания для поступающих, подразумевавшие, якобы, выявление особых способностей у детишек пяти-шести лет. Проверяли правильность речи, богатство словарного запаса, умение читать печатные тексты, решать в уме простые задачи на счет и на логику, рисовать, танцевать. Отдельным пунктом значилась «продвинутая социализация», что означало владение формулами вежливости и элементарного этикета. Поэтому Аллуэн Майвэй был прав: поступить в эту школу мог бы не каждый ребенок, даже самый талантливый. А Кайс и Файя, при всей их страстной любви к единственной внучке, научить ее всему нужному не могли. Ни невежественными, ни грубыми они не были, иначе их дочь Айлисса не обладала бы столь чуткой душой и обходительными манерами. Но светской дамой она так и не стала, да и не стремилась ею стать. Ее познания ограничивались практическими потребностями той жизни, которую она вела на маяке или рядом с Лаоном. Возможно, останься Айлисса в живых, он со временем превратил бы жену в достойную спутницу преуспевающего ученого, с которой не стыдно было бы выйти в любое общество. Она научилась бы хорошо одеваться, освоила бы расхожие формулы вроде — «О, это так интересно!», «Невероятно!», «Желаю вам всего лучшего!» — и считалась бы не «дочкой смотрителя маяка», а «госпожой Саонс». Но Айлиссы больше нет, и вся надежда теперь на успехи Илассиа.

Помимо кратких уроков чтения, рисования и арифметики, Лаон играл с дочерью в «благородную даму». Он надевал свой выходной костюм, наряжал ее в привезенное новое платье, вешал ей на шейку перламутровое ожерелье Айлиссы и придумывал разные случаи и ситуации, в которых предполагались и церемонные поклоны, и изысканные обращения к старшим, и приветствия, и всевозможные способы сделать речь деликатной («Если мне дозволено будет молвить»… «Не соблаговолите ли»… «Вы совершенно правы, однако мне кажется»….).

Ласси быстро всё это усваивала, но столь же быстро и уставала быть образцовой маленькой барышней. Она терпеливо ждала момента, когда отец позволит ей переодеться в обычное старое платьишко или юбку с просторной блузкой, спрятать в шкатулку мамино ожерелье, снять башмаки — и пуститься бегать на воле.

Когда на полуострове не было посторонних, Лаон сам охотно резвился с дочкой, носясь вдогонки по песку или забегая с брызгами в море, если волны оказывались не сильными. Они вместе прыгали с пристани, вместе ныряли за раковинами, вместе доплывали почти до середины заливчика Морну. Лаон проделывал это всё в старых, отрезанных до колен, штанах, а Ласси — голенькая, совершенно не подозревая, будто это может выглядеть неприличным.

Как-то раз, когда они неторопливо плыли рядом и любовались постепенно зажигавшимися огнями увеселительных заведений на набережной Меннавара, послышался звук мотора и показался стремительно приближавшийся катерок. Для приезда гостей время было неподходящим. Неужели что-то случилось в семье, и за Лаоном срочно снарядили курьера?..

«Доченька, давай быстро к берегу», — приказал он. — «Осторожней, не пересекай его путь! Тебя могут не разглядеть!»…

Лаон высунулся из воды и энергично помахал руками. На катере его должны были заметить. И действительно, рулевой направился к ним, сбавив скорость.

Это был не курьер. Катер вез на мыс пассажиров. Вскоре Лаон смог разглядеть их лица и весьма удивился, узнав Алуэнна, Саинну и Баллайну.

— Здравствуй, брат! — крикнула Саинна. — Мы гуляли по набережной и решили взять катер и съездить сюда, повидаться, полюбоваться вечерними видами! Отлив ведь начнется ночью, да? Мы успеем?..

— Очень рад, — откликнулся Лаон, однако по его голосу всем стало ясно, что он не в восторге от такой неожиданности. — Конечно, успеете. Добро пожаловать, дорогой Аллуэн и уважаемая Баллайна.

— Вы не хотите подняться на борт? — спросил Аллуэн.

— Извините, нет, ведь я не один…

Лаон вдруг оглянулся и не увидел Ласси. Сердце рухнуло в бездну.

«Ласси! Доченька!» — завопил он. — «Где ты?!»..

Он готов был нырять и нырять, доколе хватит физических сил, хотя понимал, что в сумерках он не увидит это маленькое, хрупкое, узкое тельце, и не отыщет свое сокровище в бездне ненасытного океана…

«Папа! Я тут!», — внезапно откликнулась Ласси, выскочив сзади. — «Правда, я хорошо спряталась?»

«Никогда так не делай!» — строго приказал он и едва поборол искушение отвесить легкий шлепок по затылку. — «С океаном шутить нельзя!»…

Гости ждали, пока он закончит воспитывать баловницу. Потом Саинна предложила:

— Брат, может быть, мы заберем твою дочку? Она, вероятно, устала? И тебе так будет спокойнее?

— Да, я хочу прокатиться! — откликнулась Ласси и смело схватилась за брошенный веревочный трап с деревянными перекладинами.

— Ласси, ты не одета! — напомнил Лаон.

— Ну, и что? — удивилась она и внезапно опомнилась: — Уважаемые господа и благородные дамы, простите мне мой вольный наряд, мы не ждали гостей, но, конечно, очень вам рады!

Саинна помогла девчушке взобраться и мгновенно укутала ее собственным палантином.

— Вы весьма любезны, благородная госпожа, — заявила Ласси.