Венера. Переплетая обрывки жизни (СИ) - verdes De ojos - Страница 25

— Пройдем в мою машину, не будем же мы здесь все обсуждать. Я тебе объясню, что произошло… — мягко, но настойчиво проговорил он.

— Я не могу никуда пойти. Я жду такси, у меня вылет.

Насколько это возможно, я пыталась быть вежливой, но получилось так, что я буквально прорычала слова через всё ещё сжатые зубы, будто это осознанный барьер, противостоящий всему плохому, что мне хотелось ему высказать…

— Венера, я прошу тебя как отец.

— Вы не мой отец. — Отрезала я, не сдвинувшись с места.

— Но зато ты мне как дочь, — уверял дядя Дживан, и я прекрасно знала, что это правда, он всегда относился ко мне с теплотой.

— Нет, извините, но придется говорить здесь. Никто нам не помешает в такой час.

Мужчина покачал головой, окинув меня недовольным взглядом, но больше не стал настаивать.

— Вас вчера видели. Об этом сейчас говорит и будет говорить весь народ со свадьбы. И твои дядя с братом тоже в курсе…. — он сделал паузу, чтобы дать мне переварить сказанное. — Ты понимаешь?

— Это вполне естественно — что нас видели, что о нас говорят. Но мне больше нет до этого дела. Я улетаю на большой срок.

Тяжело и протяжно вздохнув, он большим и средним пальцами правой руки потер глаза, затем плавно опустил к седым вискам и несколько секунд массировал их. И снова шумно выпустил воздух, с какой — то тоской оглядываясь вокруг.

— Мне жаль, что приходится так поступать, я бы не хотел причинять тебе ещё большую боль, чем мой сын… Но… Венера, я не могу допустить, чтобы пострадала и твоя, и его репутация. Всю ночь размышлял над тем, как можно заткнуть рот сплетникам. Я уже слышал две версии: одна — изнасилование, другая — соблазнение ради денег. Ты же знаешь, где работает Феликс, это может навредить ему, особенно с учетом того, что у него достаточно врагов.

К нам медленно подъехала машина с шашкой на крыше. Я облегченно вздохнула, спеша поставить точку в этом разговоре, смысл которого так и не поняла:

— Вы меня простите, в одном Вы правы — мне достаточно той боли, которую причинил Феликс. Сплетни меня не волнуют, даже если они и коснулись ушей моей семьи. Я просто хочу уехать и забыть это всё. Прощайте.

Я уже сделала несколько шагов, чтобы обогнуть его в направлении к такси, когда услышала следующее:

— Но это дойдет и до твоей матери, брата и…отца. Венера, ты до сих пор не поняла, как жестоки эти люди?

Я тупо уставилась на водителя, ожидавшего меня. Мерзкие щупальца сомнений коснулись нутра, и я вдруг поняла, что мне действительно не дадут уехать. Эта мечта быть свободной и жить в спокойствии, что не покидала мои мысли последние месяцы, так и останется мечтой.

Я вся поникла, сгорбившись, как старушка и обернулась к Дживану Саркисовичу.

— Что вы хотите от меня?

— У нас есть только один выход, чтобы все исправить.

Говорил он очень осторожно, но эти паузы действовали на меня как похоронный марш, потому что я знала, любой выход из сложившейся ситуации мне не понравится. И приготовилась…

— Вас надо поженить поскорее.

Да, я приготовилась, но не к такому. Подготовиться услышать такого рода изощренный бред мне не помогли бы не то, что несколько секунд, а дни, месяцы и годы.

«Вы в своем уме?» — хотелось спросить.

Я с вытянутым лицом всматривалась в испещренные морщинами красивые черты лица, прикидывая в уме, кто из них более неадекватен — сын или все же отец?

— Я не хочу, чтобы о дочери Гаспара говорили гадости. В этой ситуации я больше думаю не об интересах и подорванном престиже своей семьи, которую так подставил Феликс своим поведением, поверь. Я думаю о том, что твоему отцу и матери хватает проблем, и еще один удар, касающейся дочери — это слишком.

Я отпустила ручку чемодана и сделала шаг вперед, вкладывая всю горечь, что копилась эти годы, в свои слова:

— Не смейте! Что вы знаете о моем отце?! Моего отца это не коснется! Мой отец давно не помнит, кто я! Вот тут, — я в яростном порыве указательным пальцем свободной руки коснулась своей головы в районе между виском и бровью, — вот тут у него давно нет никаких воспоминаний. Его хватает только на агрессивные вспышки! Вы ничего не знаете! Вы не поймете! Вы не поймете!

Мое тело поразила волна дрожи, я не могла плакать, я была в истерике, мелко и прерывисто дыша, словно обезумевшая, что пыталась доказать всему свету — никто не поймет мою боль.

— Вы не поймете… — снова повторила я, опустив голову, стеклянными глазами уставившись себе под ноги. — Никто не поймет…

Я словно вернулась на десять лет назад. Это был наш дом, тот, которого сейчас уже нет. Дом, в котором я была счастлива. Дом, в котором меня лишили детства в один миг. Крики и звуки чего — то бьющегося разбудили нас посреди ночи. Мы с братом спустились вниз и увидели, как мама старается успокоить озверевшего отца. Это уже был не мой папа. Это был чужой человек, у которого глаза практически вылезали из орбит, метали молнии, сыпали искры. Это был зверь, ничего не понимающий и не различающий. Он крушил все на своем пути, несколько раз ударив маму, пытавшуюся его остановить. Вардан бросился к ним и оттащил рыдающую и словно обезумевшую от горя постаревшую женщину, велев ей позвонить дяде. А сам попытался унять отца. Вы когда — нибудь видели, как сын утирает свои слезы, вынужденный причинять боль родному отцу, которого боготворит? Видели, как он скручивает его на полу, чтобы не дать возможности навредить и себе самому, и близким рядом? Я зажмурилась и закрыла ладонями уши, умоляя себя проснуться.

Мне было 14 лет. И все светлое, что взрастили во мне до этого, сгнило в одно мгновение, лишенное главного источника жизни — своего солнца.

Объятия дяди Дживана вернули меня в реальность. Они были теплыми и крепкими. Понимающими и принимающими. 10 лет меня никто так не обнимал.

— Тише… — прошептал он, гладя меня по макушке.

— Зачем вы так…я устала… — одними губами проговорила я и опустила голову ему на плечо.

Моя дрожь не унималась, это было страшно. Намного хуже, чем, если бы я кричала или дико рыдала. Зубы клацали, не попадая друг на друга, словно я сильно замерзла. А, возможно, это так и было. Всё внутри замёрзло, всё — мрак.

Проснулась я в комнате Розы, в которой когда — то ночевала, оставаясь у них в квартире. В какой — то миг захотелось улыбнуться от мысли, что она уже встала, и на кухне меня ждет вкусный завтрак, приготовленный тетей Эльзой. Что за стеной шумят Мариам и Рипсиме, собираясь в школу… Я сейчас встану и умоюсь, чтобы успеть попрощаться с ними и чмокнуть на прощание.

Но жестокая реальность щелкнула своими уродливыми пальцами перед моим носом — и я поняла, что Розы здесь нет, она вчера вышла замуж, а меня пытался изнасиловать её брат. Утром я должна была улететь и забыть этот кошмар, но мне помешал их отец. Я помню, как он меня обнял, помню, как дрожало тело, а потом наступила темнота. А нынешнее моё состояние было похоже на пробуждение после продолжительной и мучительной болезни — всё ломило, пронзенное слабостью и неспособностью вернуть свою жизнедеятельность.

Я пролежала так очень много часов, неподвижно устремив глаза в потолок. Когда кто — то тихо открывал дверь, я молниеносно прикрывала веки, притворяясь спящей. Они все шушукались, спорили, стоит ли вызвать врача, или нужно дать мне выспаться и прийти в себя. И лишь с наступлением ночи члены семьи перестали штурмовать эту дверь.

У меня было много времени, чтобы подумать. И понять, что меня не оставят в покое. Пусть дядя Дживан и уверяет, что хочет действовать в моих интересах, но я не верю этому. Престиж их семьи выше. Она одна из самых уважаемых и влиятельных. А молва о сыне — звере, совершившем попытку изнасилования прямо в день свадьбы сестры — это уже серьёзный урон репутации.

Конечно, любой отец в такой ситуации попытается оправдать свое чадо и помочь ему встать с колен. Феликсу очень повезло, что у него он есть. Будь мой отец рядом, уверена, он уберег бы меня от всех этих бед. Но вышло так, что в сложившейся ситуации это я буду вынуждена уберечь его и маму с Варданом от всех бед. Ведь дядя Дживан прав. Никто из них не обрывал связи с родственниками, кроме меня. Они постоянно общаются и созваниваются по скайпу. И этот слух очень быстро дойдет до них. Но я не знаю, как всё будет подано… Какая там была вторая версия? Соблазнить ради денег? В эту чушь не поверит ни одна живая душа, знающая меня. Но их так мало, Господи, так мало… И теперь голову терзает один вопрос — а имею ли я право подставлять под удар двух горячо любимых и дорогих мне людей, которым и так несладко сейчас?