Дочь атамана - Алатова Тата - Страница 8

Отец считал, что ребенка надо воспитывать на свежем воздухе, но вторая гувернантка, мадемуазель Жюли, в один прекрасный день объявила, что этак Саша вырастет провинциальной дикаркой, и тогда они перебрались в столицу. Переезд мало повлиял на Сашин необузданный характер, и, как только скандальные ее дуэли стали известны публике, мадемуазель Жюли написала полное едкой желчи письмо о том, что атаманова дочка всегда была безнадежна.

Они прочли это письмо вместе с Изабеллой Наумовной, и третья гувернантка только тонко улыбалась. Ее педагогическая метода заключалась в том, чтобы не замечать Сашиных выходок и ловко притворяться, будто ее воспитанница — вполне приличная барышня.

Покончив с завтраком, Саша отправилась к отцу, который уже облачился в халат и пристроился вздремнуть в кабинете. Атаман Лядов не одобрял тех, кто спал при свете дня, поэтому отдыхал не в собственной спальне, а на неудобном диване, словно прилег всего на минутку, устав от трудов праведных.

— Папочка, — сказала Саша и задрожала голосом, затрепетала ресницами, — ну отпусти ты меня в усадьбу, ну зачахну я у тебя в городе!

— Только не плачь, — испугался отец, — Александра, прекрати немедленно, да черт с тобой, окаянная ты девка!

Она взвизгнула и бросилась ему на шею.

— И жеребца, жеребца отдашь со мной, правда, милый мой? — прошептала она, уткнувшись носом ему в грудь.

— Да жеребец-то тебе зачем, — простонал он в отчаянии.

— Да я его с Карой скрещу.

— Да стара уже твоя Кара!

— Тогда с Милостью, ее дочерью. Я их за зиму откормлю, нагуляю, вот увидишь, какие у нас отличные жеребята получатся! Пап, ну сколько можно лошадей из-за границы возить, они к нашему климату не приученные. Выведу тебе новую породу, зимостойкую, и твои войска меня героем объявят.

— Герой-герой, — смеясь и отбиваясь от ее объятий, согласился отец, — веревки ты из меня вьешь, лисица бесстыжая. Поди, позови мне Гришку, начну собирать тебя в экшпедицию. Ох и дурная ты у меня девица, ох и сумасшедшая!

Саша висела на заборе и наблюдала, как конюх выгуливает жеребца, когда за ее спиной послышались шаги и деликатное покашливание.

Она оглянулась — там стоял незнакомый детина лет так этак тридцати, с непокрытой головой, в строгой одежде. Черные волосы блестели из-за противного и мелкого ледяного дождя, пришедшего на смену снегу. Был незнакомец высок, широкоплеч и как-то по-деревенски размашист, никакого особого интереса не представлял, и Саша вернулась к своему созерцанию серебристо-белого красавца.

— Хорош, — оценил жеребца незнакомец.

— Его зовут Бисквит, — сообщила Саша, — понимаете в лошадях?

— Да я как-то больше по людям, — признался он со смешком. Голос его был глубок и густ. — Михаил Алексеевич Гранин, управляющий для вашей усадьбы. Александр Васильевич отправил меня представиться вам.

— Управляющий? — удивилась Саша и слезла с забора. — Откуда же вы взялись?

— Меня княжна Лопухова рекомендовала.

— Ах вот как, — она безо всякого любопытства снова оглядела его, отмечая голубые глаза, решительный подбородок, нос картошкой и немного неуверенную улыбку. — А Мария Михайловна сообщила вам, что придется ехать в деревню восстанавливать старую усадьбу? И чтобы вы представляли глубину предстоящих вам испытаний — папа снаряжает с нами повара Семеновича, а не всяк его яства переварить может. Однажды мы обнаружили в ягодном взваре гвоздь.

Гранин склонил голову, его глаза весело прищурились.

— Вы будто отговариваете меня, Александра Александровна. Не нравлюсь?

— Ах, все равно, — пробормотала она, — плохо, что в лошадях не понимаете. Я намерена вывести новую породу для папиных войск.

— Удивительное для юной барышни желание.

— Барышня ваша бабушка, — не удержалась она, а он вдруг рассмеялся уютно, неуловимо напомнив доброго лекаря.

— Кто ваш отец? — спросила Саша, впрочем, не ожидая услышать желаемое.

— Проходимец, — пожал он плечами. — Заезжий торговец, соблазнивший мою мать.

— Значит, мы с вами оба бастарды, — заключила Саша, поражаясь такой обоюдной откровенности. Разве ж мыслимо признаваться в этаких интимностях кому попало. — Что же, пойдемте, Михаил Алексеевич, у нас перед отъездом много дел.

— Я уеду раньше вас, — сказал он, подстраиваясь под ее широкий, совсем не девичий шаг, — оценю масштаб разрушений и напишу вам, как только усадьба хоть немного будет готова.

— Нет-нет, ни за что я такого не допущу, — живо возразила Саша, — лошадей и правда раньше времени дергать не будем, бог знает, в каком состоянии конюшни. А мы прекрасно приспособимся, вот увидите. Живет же там сторож, и мы как-нибудь.

— К чему такая спешка? — удивился он.

Саша помолчала, запрокинув голову к серому унылому небу.

— Тошно мне тут, — произнесла неожиданно, — некуда себя деть. А безделье — верный спутник хандры.

— Хандра нам совершенно ни к чему, — согласился он охотно.

Осталось только уговорить отца отпустить ее уже через несколько недель, а не ближе к весне, как он, наверное, втайне планировал.

Ну ничего, отец упрям, да ведь и Саша — Лядова.

Засмеявшись, она снова посмотрела на Гранина.

— Ну так расскажите мне о себе, Михаил Алексеевич, — велела Саша строго, — однако имейте в виду, что быть вам мне верным товарищем, а если надумаете слушаться лишь папеньку — так я вас быстро со свету сживу.

— Ого, — отозвался он смесью иронии и почтения, — с такой угрозой я, разумеется, вынужден буду считаться, так что располагайте мной, Александра Александровна, целиком и полностью.

И где только княжна Лопухова его раздобыла, такого покладистого?

Глава 05

В доме атамана Лядова было шумно и людно, и Гранину, отвыкшему за годы заточения от такой кутерьмы, быстро стало не по себе. Так и хотелось снова вернуться в свою лечебницу, где все казалось родным и привычным. Как-то, еще в молодости, он врачевал одного воришку и никак не мог взять в толк, отчего тому так не терпится вернуться в свою темницу.

Да потому что привычка — страшное дело.

С утра ему пришлось пережить два настоящих допроса, первый из которых учинила грозная старушка, представившаяся Марфой Марьяновной. Прежде чем допустить визитера до атамана, она досконально его запытала: кто таков, откуда явился и по какой причине решился сменить город на деревню.

Затем пришел черед самого атамана, который первым делом скрупулезно изучил все заготовленные канцлером рекомендации, а потом со вздохом вынес вердикт:

— Уж больно вы молоды, Михаил Алексеевич.

Молод, молод, ужасающе молод, мысленно согласился с ним Гранин. Метаморфоза, которой он не просил, к которой никак не стремился и которая теперь удручала его не менее, чем все остальные удары судьбы.

Затруднение атамана Лядова было ему понятно: папаша-наседка предпочел бы нанять управляющего в летах, чтобы деревенская уединенность не пробудила в Саше ненароком романтических устремлений, свойственных всем девицам ее возраста без исключения. Даром что Гранин не блистал роковым очарованием и вовсе не намеревался проявлять к Лядовой ни малейшего любовного интереса — кто знает, на что способны коварные белые березки и заснеженные луга.

— Женаты? — со смутной надеждой спросил атаман.

— Вдовец, — как можно спокойнее попытался ответить Гранин, но свежее горе вдруг завладело им, и голос невольно задрожал. Лядов посмотрел с невольным сочувствием и снова вздохнул.

О том, что его жена покинула этот мир семь лет назад, Гранин узнал лишь совсем недавно, в тот день, когда его заключение было прервано. Враз утративший все свое балагурство Семен строго велел собираться, и Гранин так растерялся, что не сразу сообразил: ничего из того, что было в лечебнице, он ни за что на свете не заберет с собой. Только надел ненужные прежде теплый кафтан и плащ — и был готов.