Дочь атамана - Алатова Тата - Страница 6

— Потом… когда ты закричала, я вышел в сени и сказал лакеям, что мне требуется время, чтобы помочь роженице, что она в очень плохом состоянии. Твоя мама уже покинула этот мир, Саша, я закрыл ей глаза, накрыл простыней и оставил одну.

— Она так и лежала… разрезанной? — спросила Лядова с ужасом.

— Я укутал тебя в льняную пеленку, шерстяной платок, привязал к своей груди и сделал кулек с теплым хлебом и молоком вместо соски. Оделся потеплее, вышел через заднюю дверь. Была страшная метель, и везти верхом чахлого младенца казалось отчаянным шагом, но коляску было запрягать некогда, к тому же пока бы я растолкал кучера… Я мчался по ночному городу и очень боялся, что привезу Лядовым мертвого младенца.

— Боже мой, — прошептала она жалостливо и снова сжала его ладони. Руки у нее были сильными и покрыты мозолями.

— До городского дома Лядовых я добрался в три четверти часа и молился о том, чтобы он не оказался закрыт, вы же всегда в столице жили только наездами. Но, по счастью, там горели огни. Я крикнул сторожу, что везу внучку атамана, и тот бросился открывать ворота без всяких вопросов. Меня споро провели в дом, и я передал тебя на руки Василию Петровичу. На мое счастье, ты еще дышала. А вот твой отец… молодой, горячий щенок, набросился на меня с вопросами о Катеньке. Я сказал ему правду, и он схватился за оружие.

Лядова вскрикнула с таким испугом, будто живой и невредимый Гранин не сидел сейчас прямо перед ней.

— Твоего отца оттащили от меня, и один из вояк проворно вывел меня на улицу. «Уважаемый лекарь, — сказал он, — вы возвращайтесь пока домой, а после мы пришлем вашу награду. Пока же вам лучше молодому атаману на глаза не попадаться. Сами понимаете, смерть нашей Катеньки — такой страшный удар».

— Так и сказал — нашей Катеньки? Ох, папе мне придется многое объяснить!

— Домой я возвращался, не помня себя от страха, — ведь я оставил там двоих маленьких сыновей и жену. Но не успел я отъехать от Лядовых, как мне преградили дорогу гвардейцы канцлера. Я был доставлен в Грозовую башню, прямиком к обозленному канцлеру, и его цыган, Драго Ружа, в ту ночь и запер меня в этой лечебнице.

— На двадцать два года? — Лядова всхлипнула, и по ее щекам заструились обильные слезы. — О, мой дорогой лекарь, какой страшной оказалась расплата за мою жизнь! Да как же это так вышло, милый мой… Я обязательно вас спасу, вот увидите. Пойду прямиком к канцлеру и потребую… или даже в ноги брошусь, мне не жалко. Или буду угрожать оружием…

— Не стоит, — засмеялся Гранин, впечатленный ее решимостью, — душа моя, мне некуда и незачем отсюда идти.

— А ваша семья? Они знают, что с вами?

— Я несколько раз просил моих пациентов передать весточку или узнать, как они там, но на месте моего дома теперь городская лечебница имени Катерины Краузе. Я верю, что канцлер просто выкупил наш дом у моей семьи, ведь после моей пропажи они нуждались в деньгах. И теперь с ними все хорошо, однако для них я пропал без вести.

— Сколько напастей я вам принесла, — огорченно произнесла Лядова, по-детски утирая слезы с щек. — Сколько бед! А вы ведь всего-то спасли ребенка, а не совершили страшное душегубство!

— Ну что ты, — Гранин даже растерялся от такого горячего сочувствия. Сам-то он давно примирился со своей участью, и если первые десять лет заточения потратил на планы побегов, то теперь уже и вовсе не пытался преодолеть невидимый барьер, за который не пускала его печать канцлера.

— Вот увидите, я все обязательно поправлю, — пообещала Лядова, сползая вниз по подушкам, — все поправлю!

Гранин гладил ее по волосам, пока она не заснула.

Утром Саша с новой силой из-за всех огорчилась: из-за несчастной молодой мамы и отца, который сильно горевал тогда, и из-за изломанной судьбы лекаря.

Однако сам лекарь выглядел задумчивым и спокойным, будто его совершенно не беспокоила та несправедливость, которая с ним случилась.

Он объявил, что Саше можно вставать и понемногу ходить, и пригласил ее на завтрак с кофием и бисквитами.

— Божественно, — восхитилась Саша, поглощая одно пирожное за другим, — как это вы научились делать такую прелесть?

— У меня много свободного времени, а повар канцлера, Жан-Жак, частенько попадает в мои владения из-за чрезмерного обжорства.

— Снова этот канцлер, — досадливо поморщилась Саша, однако аппетита не лишилась. — Если бы я умела колдовать, то всенепременно превратила бы его в гадюку. Признавайтесь же, милый лекарь, вы напекли бисквитов, чтобы меня утешить? Или вы так каждый день завтракаете, пока больные лежат по постелям и пьют суп из травы?

— Я намерен баловать тебя весь день, — с улыбкой подтвердил ее догадку лекарь, — все-таки такая охапка новостей кого угодно выведет из душевного равновесия.

— Мое душевное равновесие устойчиво, как глухой жеребец Ветер под обстрелом, — сообщила Саша. — Когда я расскажу Семеновичу, какой вкуснятиной меня тут кормили, то он будет дуться весь день! Это наш повар, совершенно бездарный, надо сказать, но когда-то он спас папину любимую псину, и с тех пор мы едим пересоленные каши и подгоревшие пироги. В куриных супах у нас чешуя, а в ухе… лучше не думать, что плавает в нашей ухе, а то всенепременно получите несварение. В детстве я мечтала выйти за Семеновича замуж, потому что у него только один глаз, и мне казалось, что это прямо-таки удивительно. Но папа сказал, что никакого замужества, никогда, иначе он отправит меня на необитаемый остров. Он, наверное, из-за мамы так сказал, да? Чтобы я не умерла тоже при родах? Но ведь мама и замуж-то не выходила, так что я все равно собираюсь умереть старой девой, — и, выдав эту тираду, Саша выдохнула. Лекарь выглядел несколько ошалелым, и это было смешно.

— Душа моя, от твоих дуэлей опасностей больше, чем от гипотетических родов, — только и смог сказать он. — И, кстати, канцлер пообещал мне награду, если ты прекратишь этим заниматься. Лично для этого явился прямо сюда, пока ты спала.

Саша подпрыгнула на месте, и чудесная лечебница перестала казаться таким уж приятным местечком.

— Сюда? Этот старый хрыч? Да какое ему дело!.. Нет-нет, что я говорю, — опомнилась она и затараторила: — Ну, конечно, милый мой лекарь, я немедленно брошу дуэли, это все равно назло Изабелле Наумовне было, потехи ради! Вот увидите, что я стану паинькой… но какова же будет ваша награда? Вдруг это что-то очень хорошее? Вы обязательно должны ее получить!

Лекарь протянул руку через стол, взял ладонь Саши в свою и прижал к морщинистой щеке.

— Душа моя, лучшая мне награда — это твоя длинная и счастливая жизнь, — мягко сказал он. Голубые глаза в утреннем свете казались глубокими, как лесное озеро.

Саша улыбнулась ему, накрыв ладонью его ладонь на своей щеке.

— Я сделаю для вас что угодно, — просто ответила она.

Через несколько дней Александра Лядова покинула лечебницу, и Гранин надеялся, что больше они не свидятся. Пусть она впредь не получает ранений и не нуждается в его помощи.

Но чего он тогда не знал и никак не мог угадать — что они встретятся снова совсем скоро, а его судьба в очередной шанс совершит невероятный кульбит и подарит возможность наверстать упущенное время.

Глава 04

Поскальзываясь на раннем, ненадежном еще снегу, Саша едва не кубарем слетела с крыльца и помчалась к воротам, путаясь в длинных полах распахнутой душегрейки.

— Куда, окаянная, в домашних туфлях, — в спину ей летел зычный голос Марфы Марьяновны, но до кормилицы ли было сейчас Саше, когда из окна она увидела, на каком жеребце приехал отец.

Тонкие точеные ноги, лебединая шея, изящная голова и серебристо-белый окрас — все было прелестным в этом молодом и явно норовистом животном. Жеребец гневно фыркал, радуясь, что избавился от чужого наездника, косил умными карими глазами на подхватившего под уздцы конюха и явно примеривался, как бы укусить его пообиднее.