Неверный муж моей подруги, часть 2 (СИ) - Хаан Ашира - Страница 6

На мне была только длинная блузка, прикрывающая бедра, и когда я нагнулась над столом, Герман повернул голову — я почувствовала его взгляд.

Мне ничего не стоило наклониться чуть ниже и открыть ему куда более откровенный вид, но я терла юбку салфетками и старалась держать бедра сведенными, чтобы оставаться в самой скромной из доступных поз.

Это был такой флирт. От обратного.

Я развернула руку запястьем вверх и снова посмотрела на татуировку — «Nevermore». Как мы оказались в этой ситуации? Почему обещание не сработало?

Или оно сработало слишком буквально?

Каждый раз, когда Герман выдыхал, покидая мое тело, оставляя вместо себя горячую пустоту, я царапала пальцами свое запястье и думала: «Больше никогда». И знала, что это может быть правдой. Что никогда больше это не повторится.

Он наложил на меня страшное заклятье — каждый раз проживать эти его слова заново.

Пророческая татуировка.

«Больше никогда, больше никогда, больше никогда» — толчками в моей голове в такт его толчкам во мне, в такт бьющегося сердца.

Как это произошло?

Почему заклинание сработало так странно?

Как мы снова оказались здесь. В полутьме, кожа к коже, в молчании и резких вздохах?

Случайно.

Как обычно — случайно.

Или между нами уже нет ничего случайного?

Но я совершенно случайно забежала на открытие нового бутика на нашем этаже и выпила там два бокала шампанского на голодный желудок.

Голова закружилась моментально, но с каблуков я пока не падала — и отлично.

Зато случайно прошла мимо банка.

Правда, случайно — мне не было там ничего нужно, но и встретить Германа я не надеялась. Я нормальная. Я же понимала все про «больше никогда». Никогда так никогда.

Я даже не собиралась поворачиваться в ту сторону, но голова закружилась сильнее обычного, я оступилась, качнулась — а когда выпрямилась, уже была нанизана на черный, как самая черная дыра во вселенной взгляд.

В голове шумело, все кружилось, но я как шла по этому взгляду, как по канату над пропастью, так и продолжала идти. Не останавливаясь.

По пути мне должен был встретиться охранник, поинтересоваться, по какому я вопросу менеджер, хоть кто-то задержать на входе во внутреннюю часть банка.

Но я просто шла, и шла, и шла, а Герман отступал во тьму коридора, будто заманивая меня к себе в пещеру. Я шагнула за поворот — и оказалась вжата в стену в крошечном закутке, который нельзя было увидеть из операционного зала или внутренних помещений, а Герман целовал меня так, словно это последнее, что ему разрешили перед смертной казнью.

Голова кружилась все сильнее, и мне с каждой секундой все больше казалось, что я попала в параллельный мир, в котором было возможно то, что совершенно недопустимо в нашем. Еще мгновение — и обязательства, оставленные в реальности, вытянут меня обратно из тягучего головокружительного сна.

Так и случилось.

Герман отпустил меня — и отступил на шаг, будто испугавшись. Этого не могло быть — он же Герман Панфилов, бизнесмен, банкир, холодный, строгий, равнодушный, мужчина, пахнущий резким запахом нагретого на солнце розмарина.

— В шесть, — сказал Герман. Не притрагиваясь, качнулся ко мне, скользнул дыханием по лицу и повторил на ухо, уже тише и мягче. — В шесть.

В шесть я стояла у служебного выхода из торгового центра, и у меня дрожали руки и подгибались ноги, пока я следила взглядом за «лексусом», подъезжающим к бордюру. Герман молча открыл дверь, я села внутрь — и все повторилось как в первый раз. Холл, коридоры, лифт, кабинет, запертая дверь, быстрый секс.

Только на этот раз сверху была не я, а Герман вбивал меня в кожаную шкуру дивана своим телом, окутывая знакомым до дрожи, до слез запахом.

Один раз.

И второй — после молчаливой паузы, когда я просто сидела на краю дивана, а он гладил мои колени, забираясь пальцами все выше по бедрам, пока это снова не перешло в контрастный секс. Жар в его глазах, жар внутри меня — ледяной холод за окном, ледяное прощание, когда после этого Герман отвез меня домой и молча высадил.

Раз в неделю. Два раза в неделю.

Снова. И снова.

И опять.

Герман поднялся с дивана, подошел ко мне, стоящей в своей шелковой полупрозрачной блузке, обнял за бедра сзади и принялся целовать, постепенно спускаясь с шеи на плечи.

Я расстегивала блузку пуговица за пуговицей, а он целовал все ниже, добираясь до груди.

Шелк скользнул на пол, следом сдался бюстгальтер — а я осталась совершенно голой.

Рядом с Германом — полностью одетым. В костюме, рубашке, галстуке и сияющих ботинках.

Он развернул меня к себе лицом, окинул долгим жарким взглядом, остановившись на всех самых уязвимых частях, и показал взглядом на ширинку.

Не отрывая от него глаз, глядя снизу вверх, я опустилась перед ним на колени.

Его ладонь на затылке, учащенное дыхание, мои губы, скользящие по влажному стволу и его вкус на языке — я чувствовала, что в этот момент что-то меняется, но пока не понимала, что. Словно по сковывающему нас льду прошла глубокая трещина, и в тот момент, когда он отошел, заправляя рубашку, я смогла спросить:

— Зачем, Гер? Зачем тебе это надо? Тебе дома секса не хватает?

Он замер, перестав бренчать пряжкой ремня, но через несколько секунд продолжил и ответил, не поворачиваясь ко мне, стоящей голой в густом ворсе ковра:

— Хватает. С сексом все отлично.

— Тогда чего не хватает? Приключений? Адреналина?

Он глубоко вдохнул, выдохнул и скомандовал:

— Одевайся. Поехали.

Гонки по ночному городу оказались куда хлеще запретного секса.

Герман пролетал пылающие алым светофоры, стрелка спидометра стремилась прилечь в правой стороне циферблата, я орала от ужаса, а один «холодный» и «сдержанный» мужчина позволял себе лишь легкую полуулыбку. Однако руль держал двумя руками — в отличие от тех вечеров, когда просто катал меня по городу.

Я боялась лишний раз набрать воздуха в легкие, а Герман… словно только на бешеной скорости, нарушая все возможные правила, становился собой. Только оценить это было некому.

Или…

Запарковавшись с визгом шин — черт знает где — он отстегнул мой ремень, перетащил к себе на колени и снова нанизал на себя. Жестко, лихорадочно, жадно. Кусая губы и делясь со мной дыханием, в которым чувствовался острый привкус свободы.

Я уже и не помнила, когда у меня еще в жизни был секс три раза подряд за один вечер — Игорь не отличался бешеным темпераментом, хотя был внимателен и ласков и всегда доводил дело до логичесного финала.

Герману как будто было наплевать, что я чувствую.

Но в этот, третий раз, он долго не кончал, зато его пальцы между моих ног были настойчивы и безжалостны. Он подавался бедрами вверх и одновременно быстро тер клитор, откинув голову назад и глядя блестящими черными глазами мне в лицо.

Пока я цеплялась за его плечи, пережидая судороги — его, свои — и чувствуя, как изнутри становится влажно и горячо, я чувствовала на себе его взгляд.

Черный, горячий, страшный, свободный, обещающий, уничтожающий.

С этого взгляда наша история о позорном адюльтере стала совсем иной.

И еще.

Я запомнила.

Запомнила то, что он сказал в тот вечер.

Для секса у него была жена.

Для адреналина — гонки по ночным улицам.

Для чего же была я?

Сейчас. После каждой измены?

Сейчас. После каждой измены?