Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Неверный муж моей подруги, часть 2 (СИ) - Хаан Ашира - Страница 33


33
Изменить размер шрифта:

Я хмыкнула. Герман мотнул головой, снова морщась, как от сильной боли.

— А мне теперь верить нельзя, понимаешь? Муж, изменивший однажды, больше доверия не достоин, — голос становится еще холоднее, если только это возможно. И заканчивает он настолько ровно, что и у робота не получилось бы убрать все эмоции из слов: — В былые времена после такого только застрелиться.

— Не вздумай! — вскрикиваю я, подскакивая так, что лодка снова начинает покачиваться.

Смотрю в его лицо. Его глаза закрыты и я не знаю, чудятся ли мне влага на его ресницах или это от солнца.

— Нет, я слишком труслив для этого, — ухмыляется он, открывает черные глаза и нащупывает мою руку.

— Дурак! — говорю я, быстро наклоняясь и кусая его нижнюю губу.

В ответ он шлепает меня по заднице. Пока мы возились, сарафан задрался, и ладонь попадает на голую кожу. Звонкий звук шлепка разносится над водой, и Герман тянет меня к себе на дно лодки, где мы сплетаемся ногами и руками и долго-долго целуемся, да так, что с каждым поцелуем все меньше воздуха в наших легких.

— Если ты меня сейчас трахнешь, мы так и не договорим, — шепчу я, задыхаяясь.

— Трахну и договорим, — обещает он.

Это самый медленный секс в моей жизни. От каждого движения лодка раскачивается и грозит перевернуться, и Герману приходится действовать крайне осторожно. И как бы мне ни хотелось быстрее или глубже или сильнее, приходится довольствоваться тем, что позволяют нам законы физики.

От этого удовольствие, к которому я иду так долго и мучительно, растягивается, расплывается ароматной смолой на солнце, и накатывает волнами. Долго-долго-долго, пока Герман держит меня в объятиях. Чтобы я не слишком дергалась.

Его оргазм такой же мучительный, и он не выдерживая, стонет в голос. От этого низкого, продирающего до костей стона, я, кажется, кончают еще раз.

После мы так и лежим на дне лодки — расстегнутые джинсы, промокшая рубашка, скомканный мятый сарафан, куда-то подевавшиеся трусики — и нам ужасно лень приводить себя в порядок.

Герман перебирает мои волосы длинными пальцами, а я дышу запахом его кожи, нагретой солнцем.

— Скажи, что жалеешь, — прошу я.

— О чем?.. — лениво интересуется он.

— О том, что десять лет назад ты ушел не со мной.

— Не жалею.

— Я обижусь… — бормочу я куда-то ему в подмышку.

Сейчас мне слишком хорошо, чтобы почувствовать даже легкий укол досады, но вот наберусь сил и…

— Нет, не обидишься, — говорит Герман, нежно проводя пальцами по моей шее, по щеке, по губам. — Если бы я десять лет назад ушел с тобой, у тебя не было бы твоих сыновей, а у меня Маруси. У нас обоих не было бы нашей жизни и опыта.

— Мммм… — возражаю я, как могу.

— Да нет, ерунду говорю! — обрывает сам себя Герман. — Обошлись бы без опыта. А без детей…

— Нет, не обошлись бы, — качаю головой. — А можно тогда отмотать на момент рождения близнецов? Вот я их наконец родила — и сразу к тебе!

Меня так увлекает эта жестокая игра, что я даже набираюсь сил, чтобы сесть и поправить лямку сарафана, убрав вывалившуюся грудь — под грустный вздох Германа.

— Тоже нельзя, — прикидывает он и кривится. — У Маруськи как раз была страшная пневмония, мы ее почти год выхаживали. Я бы не ушел.

— Выходит, иначе никак.

— Да и сейчас никак.

Игра оборачивается жизнью, мы снова попадаем в безвыходный лабиринт, по которому наматываем уже тысячный круг.

— Тогда нам надо… — начинаю я и осекаюсь.

Надо, конечно. Только как?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я не могу с тобой расстаться, — говорит Герман, как всегда, с полуслова понимая, о чем я. — Просто не получается, понимаешь, Лан? Когда я не знаю, что смогу поцеловать тебя вечером, завтра, да хотя бы через неделю — я... Я исчезаю. Меня становится все меньше и меньше. Одна пятая, одна десятая от того человека, каким я был. В принципе, можно жить и так, но…

— Но?

— Когда от меня остается так мало, пропадает и сила воли, на которой я держусь на расстоянии от тебя.

— Месяц с лишним продержался, — ровно комментирую я.

— Я его даже не помню, этот месяц… — говорит Герман сипло и прислоняется лбом к моему лбу. Закрывает глаза. — Так что закончить все можешь только ты. Прости. Я слабак. Слишком сильно тебя люблю.

— А я…

…тебя…

Я ведь тоже пыталась.

Тогда. И твой муж

Тогда. И твой муж

Я пыталась все закончить.

Сама, без его помощи. Без истерик, скандалов, без обид на его острые слова, без боли, без гнева.

Возвращалась как-то в час ночи домой в такси, следила бездумным взглядом за мельканием огней на ночной улице и думала, что как-то незаметно превратилась в ту, которой никогда в жизни не хотела быть.

Можно подумать, все остальные сотни тысяч любовниц женатых мужчин просто мечтали оказаться в такой ситуации и тщательно планировали свою жизнь так, чтобы она привела к этой цели.

Я приехала домой в семь вечера, искренне надеясь, что Тина не начнет мне названивать с глупыми вопросами, и я в кои-то веки поиграю с детьми не только в игру: «поцелуй маленького дьявола так, чтобы не разбудить».

И вот этого, на втором этаже койки — тоже.

С собой у меня была портативная мороженница вроде тех, что в Турции или Таиланде стоят на улицах, и продавцы развлекают туристов, прямо на их глазах наливая на круглую поверхность сливки в смеси с соком и сворачивая из них замороженные рулончики.

Я собиралась весь вечер учить Макара и Никиту мороженое, а потом поедать его под новый пиксаровский мультик, который наконец появился на стрим-сервисах.

Дома никого не оказалось. Позвонив няне, я выяснила, что она все еще выгуливает моих отпрысков в соседнем дворе, но зато у меня есть время спокойно поужинать.

Наша божественная няня умела готовить даже лучше, чем бабушка Игоря, с которой он сравнивал любые кулинарные шедевры — даже в мишленовских ресторанах.

Поэтому я с предвкушением вцепилась в крышку сковородки. Там в густом томатном соусе утопали идеальные ежики, топорщась рисовыми иголочками. В соседней кастрюле загадочно поблескивала рубиновая глубина борща, а в воке рядом ждала стеклянная лапша со свининой в ананасах.

Зоя была настоящей волшебницей, без помощи которой весь наш быт давно бы развалился.

Но я успела только засунуть в микроволновку миску с ежиками и включить чайник, как телефон запиликал, призывая меня в мессенджер.

В волонтерском чате трубили общий сбор. В последние месяцы дежурства установились без моего участия — мне было некогда. Зато я переводила намного больше денег, чем раньше, успокаивая себя тем, что корм нужнее лишних рук. Тем более, зимой у нас обычно было поспокойнее. Основная работа начиналась осенью, когда на дачах бросали уже ненужных дворовых собак и гулящих котов.

«Девчонки, тут квартира начала гореть, пожарные окно разбили, а оттуда как зверье ломанулось! И кошки, и собаки, и даже хомячки, кажется! Срочный сбор, надо отлавливать, откачивать и пристраивать!»