Самые близкие (СИ) - Доронина Слава - Страница 1

Самые близкие

1 глава

Бросив ключи от машины на комод, я иду в гостиную.

— Ну что? Сдала? — оторвав взгляд от ноутбука, спрашивает Ильмира, с которой мы вместе снимаем жилье.

Сегодня был отчетный тест по пройденному материалу, и я чуть его не завалила.

— С горем пополам, — отвечаю и, плюхнувшись на диван, задерживаю взгляд на окне.

На улице светит солнышко. Наверное, впервые за две или три недели. До этого шли дожди и стояла пасмурная погода. Сейчас бы пойти проветриться. А еще не помешало бы помыть окна на балконе, чтобы убрать эти разводы на стекле, которые бросаются в глаза.

— Кирилл и Сергей приглашают нас погулять вечером. Отметить сдачу теста. Пойдешь?

Я шумно вздыхаю, прикрыв глаза.

Нельзя все время сидеть дома. Хватит. Ковалёв принял решение остаться со своей беременной подружкой, моя жизнь тоже продолжается.

— Давай сходим, — соглашаюсь через силу. — Ко скольким нужно быть готовой?

— Договорились встретиться у парка около семи. Потом где-нибудь посидим.

Смотрю на часы — до семи еще полно времени. Окна подождут до завтра, а прогулка переносится на вечер.

Так хочется вздремнуть хоть часок: последнее время постоянно клонит в сон. Взяв плед, я заворачиваюсь в него, словно в кокон, и ложусь на подушку. Вырубаюсь практически сразу же. Просыпаюсь от того, что Ильмира трясет за плечо.

— Просыпайся, Яна. Нам через полчаса нужно выйти из дома, чтобы вовремя добраться до центра. И не смей говорить, что ты передумала.

Сажусь на диване и прислушиваюсь к себе. Штормит чуть поменьше, но слабость есть. Сейчас я жалею, что дала согласие куда-то пойти. Хочется снова завалиться спать, но иду собираться.

Принимаю душ, укладываю волосы и наношу макияж. Пока крашу глаза, звоню маме.

Я безумно скучаю по родителям и близнецам, а еще больше — по Андрею, о котором все напоминало в родном доме. Пока не представляю, как туда вернусь. Приглашение учиться в Школе кино и фотографии за полторы тысячи километров от семьи стало моим спасением. Вот только, где бы я ни находилась, тоска по Андрею меньше не становится.

В памяти всплывают слова Ковалёва, что беременность Натали настоящая, это никакой не пиар. Что он нужен ей и должен быть рядом. В сердцах я бросила, что ненавижу его, и закинула номер Андрея в черный список. Но даже спустя время испытываю невыносимую, пронзительную боль, от которой невозможно дышать, когда вспоминаются те его слова и предательство.

Отложив тюбик с тушью в сторону, я закрываю глаза и гашу вспышки прошлого. До хорошего они не доводят. Надежды не превратились в завтра, они так и остались мечтой. В моем случае — несбыточной.

Делаю глубокий вдох и открываю глаза. Смотрю на свое отражение и, оставшись удовлетворенной внешним видом, выхожу в гостиную.

Ильмира придирчиво окидывает меня взглядом.

— Может, платье наденешь? — предлагает она. — Я не указываю, в чем идти, но на фоне тебя я выгляжу принцессой в своем длинном платье. А ты будто моя подданная в задрипанном переднике. То есть в джинсах.

— Мне так удобнее, — безразлично пожимаю плечом.

Ильмира недовольно хмыкает, но мне все равно. Привлекать ничье внимание я не планирую.

Отношения всегда приносят только муку, и я больше не хочу ни с кем в них вступать. Яр оставил после себя боль, а Андрей так и вовсе превратил мою душу в выжженную пустыню.

Через час мы встречаемся с Кириллом и Сергеем у входа в парк. На фоне ребят я и впрямь выгляжу очень просто и совершенно не вписываюсь в их компанию. Но кажется, Акматову на это плевать.

Кирилл внимательно смотрит на меня. Не как Андрей, совсем по-другому, но видно, что я ему интересна. Каждый раз, когда мы пересекаемся в школе, он говорит, какая я чудесная. Это приятно, но не более того.

— Привет, красивая, — улыбается Кирилл. Оглядывает меня с головы до ног. — Решила устроить бунт?

Натянув улыбку, тоже здороваюсь и позволяю Акматову взять меня за руку, точно зная, что только этим и ограничится наш вечер.

Но у Кирилла другие планы. Он начинает активно ухаживать. Покупает мороженое, цветы, ненавязчиво пытается обнять и то и дело норовит коснуться губами моей щеки. Прислушиваюсь к себе в такие моменты — внутри гробовая тишина. Ноль отклика.

— Знаешь, в чем противоречивость жизни? Мировоззрение меняется с годами. Раньше я думал, что никогда не смогу полюбить и кем-то всерьез увлечься. Однако оказалось, это не так, — пафосно произносит Кирилл.

Дешевый подкат. И провальный. Но я продолжаю строить из себя дурочку, которая ведется на это, думая о грязных окнах в квартире.

— Вот, например, Маяковский осудил самоубийство Есенина, о чем громко заявил, а сам через пять лeт поступил аналогично.

— Ты сравниваешь любовь с самоубийством? — безэмоционально уточняю я.

— Я пытаюсь сказать, что, осуждая других людей, однажды сам можешь оказаться в их ситуации. Я часто смеялся над теми, кто страдал от любви, и был уверен, что ее не существует. Пока тебя не увидел.

Слушаю размышления Кирилла вполуха и вспоминаю, как Андрей на домашнем празднике зачитал нецензурное стихотворение Маяковского и получил за это нагоняй.

— Ты особенная… — Кирилл опять берет меня за руку.

Понятия не имею, о какой любви ведет речь Акматов. Мы знакомы всего ничего. Я для него — просто красивая картинка.

В действительности любовь — это множество эмоций, которые испытываешь рядом с другим человеком. Их зачастую невозможно описать словами. И забыть тоже нельзя. Какую бы боль тебе ни причинили.

Однако вступать в дискуссию с Кириллом я не берусь. Да и не хочу. Пустая трата времени и сил.

В ресторане попытки Акматова выйти из френдзоны продолжаются, и в какой-то момент это нестерпимо раздражает. Я поднимаюсь с дивана и иду в сторону туалета. Не могу больше притворяться, что все прекрасно и мне приятно слушать лесть почти незнакомого человека.

Захожу внутрь и, сбрызнув лицо холодной водой, смотрю на себя в отражении. Глаза будто неживые.

Хорошо, что я приняла решение уехать от родных. Мама бы обязательно что-нибудь заподозрила. Надеюсь, к тому времени, когда вернусь домой, буря внутри утихнет и я приду в себя.

Эмоциональные качели, на которых я катаюсь с того момента, как узнала, что у любимого человека будет семья и ребенок, безумно выматывают. Еще больше удручает, что, несмотря на случившееся, я ищу оправдание Андрею и до сих пор жду его звонка. И слов, что хоть что-то для него значу.

Ощущение, что я зря согласилась на это парное свидание и занимаюсь ерундой, не отпускает весь вечер. Перевожу взгляд на взятую с собой сумку и решаю уехать. Плевать, что подумает Кирилл, когда я не вернусь за стол. Больше не хочу ни его общества, ни своего притворства.

На такси я возвращаюсь домой. Поднимаюсь в квартиру и, раздевшись, ложусь спать. Просыпаюсь поздно, завтракаю и приступаю к мойке окон. Хочу много света и чистоты на балконе. Возможно, переберусь заниматься туда.

— Ты поставила меня в неловкое положение, — раздается голос проснувшейся Ильмиры. — Сбежала из ресторана, телефон отключила. Кто так делает? — Она подпирает дверной косяк и наблюдает, как я развожу моющее средство.

— Акматов ездил мне по ушам и хотел затащить в койку. На такое я не подписывалась.

Наклоняюсь к ведру, выжимаю тряпку и от души тру стекло, не обращая внимания на недовольство соседки.

— Я бы так с тобой не поступила. И вообще ты странная, Яна. Как не от мира сего, честное слово. А еще разговариваешь во сне, ты в курсе?

Зная свою особенность, — что мне иногда снятся вещие сны и в них приходит умершая прабабушка, — конечно, в курсе.

— У нас это семейное. Передалось мне от отца и дяди, — сохраняя спокойный тон, отвечаю я, хотя и не должна ни за что оправдываться.

Я такая, какая есть, и подстраиваться ни под кого не собираюсь.

— Могла хотя бы соврать, что тебе стало нехорошо. Получилось очень некрасиво...