Охотник на людей - Уайт Лорет Энн - Страница 9

Высоко в небе кружил орлан. Он вытягивал шею в поисках добычи, и его перья трепетали в потоках воздуха. Низко над водой носились маленькие летучие мыши, охотясь на комаров и словно соревнуясь с рыбами, что пробивали поверхность озера, посылая по дрожащей поверхности воды концентрические круги. Воздух был тяжел и прохладен, напоен ароматом сосновой хвои и терпкого можжевельника.

Гейб на мгновение замер, любуясь этой картиной. Затем его глаза выхватили силуэт Сильвер, ведущей трех лошадей к загону возле берега. В ее походке была некая первобытная непринужденность. Ее густые волосы развевались, она улыбалась, глядя на собак и щенка, резвившихся с ней рядом.

Внутри Гейба все замерло.

Эта женщина казалась ему воплощением свободы.

Она явно не чувствовала его присутствия, не знала, что чьи-то глаза наблюдают за ней. Гейб с удивлением понял, что ему хочется безмолвно смотреть на нее, не выдавая себя. В том, как она двигалась, было нечто такое, отчего у него перехватывало дыхание. Он завидовал ее свободе, ее вольному духу.

От этого он чувствовал себя нечестным, вороватым. Голодным.

Но она увидела его и мгновенно напряглась. Он поднял руку, чтобы поприветствовать ее, но она лишь указала на главное здание, а сама пошла со своими лошадьми дальше к загону.

По большой деревянной лестнице Гейб поднялся на веранду, опоясывающую домик. Над тяжелой двустворчатой дверью висели огромные, выбеленные временем и непогодой лосиные рога. Пошаркав ботинками по коврику, он вошел внутрь.

В каменном очаге потрескивал огонь, у барной стойки болтали двое мужчин и женщина, а бармен-индеец с гладкими черными волосами, забранными в конский хвост, насыпал арахис в тарелку. На стене за его спиной был установлен телевизор. Транслировался хоккейный матч.

Гейб уселся на табурет и придвинулся к стойке. Он заказал бокал «Молсона» и попросил – если никто не возражает – переключить телевизор на новостной канал Си-Би-Си.

– Вы новый полицейский? – спросил бармен, пододвигая к Гейбу холодное пиво. Это был молодой, сильный мужчина с кожей медного оттенка и маленькой серебряной серьгой в левом ухе.

– Сержант Габриэль Карузо, – представился Гейб, протягивая руку.

Троица на другом конце барной стойки тут же повернула головы в его сторону. Гейб кивнул им, и они слегка приподняли стаканы. «Да, улыбки у них не слишком дружелюбные», – подумал Гейб. То же самое было и с Сильвер. Под внешней вежливостью он замечал кипящую враждебность.

– Джейк Одно Перо, – представился бармен, переключая телевизор на новостной канал и вручая Гейбу пульт.

По телевизору шел рекламный ролик. Гейб посмотрел на часы и напрягся. Он успел как раз вовремя. На экране мелькнул логотип новостей Cи-Би-Cи, и он прибавил громкость. Во рту пересохло, пульс участился. Он знал, что увидит фотографию Стайгера. И, скорее всего, еще и свою собственную.

И фотографию Джии.

Если Том был прав, что Cи-Би-Cи подготовила новостной сюжет, он, скорее всего, увидит кадры из архива с похорон полицейских КККП, когда тысячи скорбящих пришли отдать дань уважения коллегам, погибшим при исполнении служебных обязанностей.

«Маунти» со всей страны стояли плечом к плечу морем красной саржи. Все просто не поместились в соборе Нотр-Дам в Оттаве, когда туда вносили гробы. В одном из них лежало тело женщины, на которой он собирался жениться.

Телеведущий заговорил. Но прежде чем Гейб успел уловить хотя бы слово, по его коже, словно бархат, скользнул мягкий, с легкой хрипотцой женский голос.

– Вы произвели бы лучшее впечатление, если бы посетили вождя и совет, а не сидели здесь и распивали пиво в свой первый вечер, – тихо сказала Сильвер, подходя к нему сзади.

Внезапно внимание Гейба как будто раскололось надвое: чувственно красивая женщина-следопыт рядом с ним и заполнившее экран безжалостное лицо Стайгера, чьи бледно-голубые глаза холодно смотрели в объектив камеры. Волосы Стайгера тоже были светлыми. Пепельно-русые, они были коротко подстрижены. Его кожа, напротив, была оливкового оттенка. Черты лица угловатые, сильные. Даже красивые. Почти завораживающие. И психопат Стайгер это знал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пульс Гейба участился. Закружилась голова. Он поднял руку, чтобы Сильвер замолчала, и сделал звук громче. Все в баре удивленно подняли глаза, а затем умолкли, ожидая, что за этим последует.

Сильвер удивленно уставилась на экран: сначала ведущий объявил о побеге Лесовика, затем последовали кадры с фотографиями мертвых «маунти» и Гейба – полицейского, руководившего операцией по поимке Стайгера в Уильямс-Лейке. Полицейского, потерявшего из-за этого монстра свою невесту.

Как следопыта, Сильвер заинтересовала история Стайгера. Ей хотелось узнать, как убийце почти три года удавалось скрываться от правоохранительных органов, но она не сумела сложить два и два, увязать эту историю с новым полицейским. Ее взгляд переместился на Гейба.

Внезапно все стало на свои места. Она поняла то, что увидела в его глазах. И она была права. Он – поврежденный товар. Да еще какой поврежденный.

Сильвер слушала новости, но смотрела на него. Она была опытным наблюдателем – животных, людей и прочего. Она инстинктивно замечала, как они двигались, разговаривали, как их эмоции трансформировались в их позы, как это заставляло их ставить ноги, оставлять следы. Именно таким образом она часто могла отличить следы ног одного жителя поселка от другого, даже не анализируя, почему. Более того, она часто могла сказать, что они делали, даже думали, когда оставляли эти отпечатки.

В кожаной куртке-бомбере и выцветших джинсах, Гейб Карузо в эти минуты совсем не был похож на полицейского. Волосы взлохмачены, подбородок и щеки поросли темной щетиной, шейные мышцы агрессивно напряжены. Сильная шея. Сильный человек.

Ей нравилось то, что она видела, – даже слишком. И вновь по ее животу разлилось тревожное тепло. Рядом с этим мужчиной она отнюдь не чувствовала себя в безопасности… вовсе нет.

Она проглотила комок в горле и придвинула к Гейбу табурет. Ближе, чем было необходимо, достаточно близко, чтобы ощутить исходящее от него напряжение, похожее на подрагивающий жар от асфальта на дороге в пустыне. Она отметила, как он сжал пульт от телевизора в руке, причем сжал так, что костяшки пальцев побелели. В другой руке он держал бокал с пивом. «Его он сжимает с такой силой, что того гляди раздавит, – подумала она. – Может, убрать его или напомнить ему, что у него в кулаке хрупкое стекло».

Она перевела взгляд на телевизор. На экране появилось еще одно изображение Гейба. Снимок был сделан год назад, он стоял рядом с одним из гробов. На костылях, в парадном красном мундире, поверх на коротко стриженной голове чуть набекрень сидит «стетсон», на лице – отсутствующее выражение. Глаза темные, пустые.

Ведущий напомнил зрителям, как сержант преследовал Стайгера на снегоходе, как он помчался за ним в ту роковую ночь в самую круговерть метели. Завязалась перестрелка и рукопашный бой, в результате чего Гейб получил серьезные ранения, прежде чем ему удалось обезвредить Стайгера с помощью электрошокера.

В новостях говорилось о том, что Гейб быстро продвигался по карьерной лестнице и согласился на должность сержанта в Уильямс-Лейке, чтобы быть рядом со своей ныне покойной невестой. Учитывая это, получается, он явно был недоволен назначением в Блэк-Эрроу-Фоллз. Для него это был карьерный тупик.

Сильвер догадалась – все, что имело для Гейба какое-то значение, лежало в гробу на этом снимке. Новостная программа продолжилась, на экране снова появилась ведущая, и Сильвер ощутила, как гнев вскипает в ее венах. Она знала, на что похожа такая пустота.

Все, что имело значение для нее самой, было погребено под небольшой пирамидой из речных камней к северо-западу от городка, в Ущелье Росомахи. Эти камни она складывала собственными окровавленными руками.

Сильвер разрывалась между негодованием по поводу того, что КККП прислала к ним того, кто не хотел быть здесь, и состраданием к человеку, морально убитому потерей невесты и рухнувшей карьерой. Человеку, чья жизнь пошла прахом. Блэк-Эрроу-Фоллз заслуживал лучшего к себе отношения.