Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 76

У Путина будет время, чтобы взять разгон.

… Вызвал секретаря и сообщил ему, что завтра две встречи. С кем — скажу позже. Волошина попросил готовить документы.

5-го, рано утром, я встретился с Путиным.

Я объяснил положение вещей. Предстоит жестокая борьба. Прежде всего — предвыборная. Но не только. Удержать ситуацию в стране под контролем будет непросто во всех областях. Очень тревожно на Северном Кавказе. Возможны какие-то политические провокации в Москве. Трудно понять, способен ли нынешний состав правительства удержать инфляцию. От того, как новый премьер поведёт себя в течение ближайших не только месяцев, но и недель, зависит буквально все. Зависит будущее страны.

«Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер-министра».

Путин смотрел на меня внимательно. Молчал.

«Но это ещё не все, — продолжил я. — Вы примерно представляете, почему я вынужден отставить вашего предшественника. Я знаю, что Степашин ваш друг, тоже петербуржец, но сейчас нужно думать о другом. Ваша позиция должна быть предельно корректной, выдержанной, но твёрдой. Только так вы достигнете и авторитета в обществе, и успешного итога парламентских выборов».

«На кого будем опираться на выборах?» — спросил Путин. «Не знаю, — честно ответил я. — Будем строить новую партию. Я, как человек, который намучился с парламентом больше, чем кто бы то ни было в истории, знаю, насколько вам необходима твёрдая опора в Думе. Но главное — это ваш собственный политический ресурс, ваш образ. Создавать его искусственно не надо. Но и забывать об этой проблеме нельзя».

Путин задумался.

«Предвыборной борьбы не люблю, — признался он. — Очень. Не умею ею заниматься и не люблю».

«А вам и не придётся ею заниматься. Главное — ваша воля, уверенность. Ваши поступки. От этого все зависит. Политический авторитет либо приходит, либо нет. Вы готовы?»

«Буду работать там, куда назначите», — немногословно ответил Путин.

По-военному…

«А на самый высокий пост?»

Путин замешкался с ответом. Чувствовалось, что он впервые по-настоящему осознал, о чем идёт разговор.

«Не знаю, Борис Николаевич. Не думаю, что я к этому готов». — «Подумайте. Я верю в вас».

В кабинете висела напряжённая тишина. Каждый мельчайший звук я слышал очень отчётливо. Особенно ход часов.

У Путина очень интересные глаза. Кажется, что они говорят больше, чем его слова.

Кстати, как вообще появилась на моем горизонте кандидатура Путина?

Существует такое ненавистное мне понятие: «доступ к телу». Противно чувствовать себя «телом». Но это понятие обозначает, хотя и предельно цинично, реальную проблему любой власти. Регулярность и открытость контактов первого лица: с журналистами, творческой интеллигенцией, деловой элитой, представителями самых разных социальных слоёв и групп, наконец, со своими помощниками. Этим определяются работоспособность и демократичность аппарата. Не всегда работоспособный аппарат демократичен. И наоборот. В этом сложность и тонкая грань, которую надо уметь чувствовать.

В бытность Сергея Филатова главой администрации, а Виктора Илюшина моим первым помощником (потом эти две должности были совмещены) встречи с Батуриным, Лившицем, Сатаровым, Пихоей, Красновым и другими помощниками были регулярными — раз в месяц, иногда раз в два месяца. Именно Илюшин был инициатором этих встреч. Иногда наступала длительная пауза. «Доступ к телу» бдительно перекрывался службой безопасности. Коржаков ревновал к «гнилым интеллигентам». Так продолжалось до начала президентских выборов 1996 года.

Потом наступил второй срок моего президентства. И Чубайс, и Юмашев, и Волошин сделали встречи с заместителями главы администрации рутинным ритуалом, обязательным еженедельным событием. Слушая, как новые молодые ребята раз в неделю докладывают мне о своих делах, я не мог не отметить эти разительные перемены. Знали бы они, какая борьба раньше шла за приём в этом кабинете, какие кипели страсти. Только по контрасту с этой системой работы я наконец осознал, в каких советских рамках мыслил общение с президентом мой прежний аппарат, «ближний круг».

Путина я приметил, когда он возглавил главное контрольное управление администрации, затем стал первым заместителем Юмашева (по региональной работе). В Кремле он появился в марте 1997 года. Иногда Путин оставался за старшего. И тогда встречаться нам приходилось чаще. Путинские доклады были образцом ясности. Он старательно не хотел «общаться», как другие замы, то есть излагать свои концепции, воззрения на мир и на Россию; казалось, специально убирал из наших контактов какой бы то ни было личный элемент. Но именно поэтому мне и хотелось с ним поговорить! Поразила меня и молниеносная реакция Путина. Порой мои вопросы, даже самые незамысловатые, заставляли людей краснеть и мучительно подыскивать слова. Путин отвечал настолько спокойно и естественно, что было ощущение, будто этот молодой, по моим меркам, человек готов абсолютно ко всему в жизни, причём ответит на любой вызов ясно и чётко.

Вначале меня это даже настораживало, но потом я понял — такой характер.

… Летом 1998-го нас застала практически врасплох «рельсовая война». Бастующие шахтёры перегораживали железнодорожные магистрали, отрезая от центра Сибирь и юг России. Это была катастрофическая ситуация, каждый такой день приносил многомиллионные убытки, которые били по наименее обеспеченным людям — пенсионерам и бюджетникам, но главное — это создавало реальную угрозу массовых политических беспорядков. Во всероссийском масштабе. Я встретился с Николаем Ковалёвым, тогдашним директором ФСБ. Он был почти что в панике, по разговору я понял, что ситуация для него новая и как с ней быть, он не знает. Я мог его понять — вроде бы забастовки не по его ведомству, но тем не менее угроза безопасности страны явно существовала. Политическая борьба — это одно, перерезанные транспортные артерии — совсем другое.

Ковалёв, кадровый чекист, хороший профессионал, испытывал внутреннюю огромную антипатию к бизнесу, к его представителям. Ничего не мог с собой поделать, не любил людей с большими деньгами, и постепенно его ведомство переключилось на поиск новых врагов: искало компромат на коммерческие банки, на отдельных бизнесменов. Я не забыл и то, как в 1996-м следователи ФСБ активно занялись выдуманным «делом Собчака». Все это была единая политическая линия.

… Тогда, летом 1998-го, я задумался: кого ставить вместо Ковалёва? Ответ пришёл мгновенно: Путина!

Во-первых, он немало лет проработал в органах. Во-вторых, прошёл огромную управленческую школу. Но главное, чем дольше я его знал, тем больше убеждался: в этом человеке сочетаются огромная приверженность демократии, рыночным реформам и твёрдый государственный патриотизм.

Путину сообщили о его назначении в момент вручения указа. Вот как это было.

Я находился в отпуске в Шуйской Чупе. Туда ко мне прилетел Кириенко и привёз проект указа о назначении Путина. Я подписал его не колеблясь. 25 июля 1998 года Путин был назначен директором ФСБ.

После возвращения из отпуска я имел с ним большой разговор. Предложил вернуться на военную службу, получить генеральское звание.

«А зачем? — неожиданно ответил Путин. — Я уволился из органов 20 августа 1991 года. Я гражданский человек. Важно, чтобы силовое ведомство возглавил именно гражданский. Если позволите, останусь полковником запаса».

Довольно долго мы обсуждали кадровые проблемы ФСБ. Ситуация там была сложная. Многие сильные профессионалы ушли в частные структуры, многие готовы к увольнению в запас. Надо восстанавливать авторитет спецслужб, который был так сильно подорван в обществе после 1991 года. Надо сохранить традиции, оставшихся профессионалов и вместе с тем сделать их работу менее политизированной.

Путин очень грамотно провёл реорганизацию ФСБ. По-человечески поступил с Ковалёвым, не мешал ему решать какие-то свои бытовые проблемы. Мелочь, но в военной среде очень важная. Составил новое штатное расписание. Новая коллегия включала в себя, помимо замов, начальников Московского и Ленинградского УФСБ. Несмотря на то что впоследствии пришлось вывести за штат многих сотрудников, реорганизация прошла спокойно, я бы сказал, чисто. Путинская структура ФСБ, как показало время, оказалась вполне рабочей.