Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 33

Между тем общество выбирает на главную роль в государственной иерархии не машину, а живого человека, с живыми реакциями и способностью к самостоятельным действиям. Но вряд ли кто-то из избирателей отдаёт себе отчёт в том, что обратная сторона этой внутренней независимости и самостоятельности — ошибки. Обычные человеческие ошибки.

С другой стороны, скандал вокруг Клинтона ещё раз подчеркнул простую вещь: соблюдение морально-этических норм является первейшей заповедью политика. Простым людям невыносима сама мысль о том, что тот, кто управляет ими, может находиться под властью каких-то случайных факторов.

Человек, идущий на президентские выборы, всегда должен помнить об этом. Вот и получается: не совершать ошибок живой человек не может, но и допускать их тоже как бы не имеет права!

Биллу Клинтону хотелось, чтобы американцы не узнали о скандале с Моникой Левински. Позднее он убедился в том, что сделать это невозможно. Американская мораль (а вместе с ней и правосудие) не простила ему именно колебаний и сомнений.

Сравнивать американский и российский импичмент практически невозможно. Это две совершенно разные истории.

Но то, что они совпали по времени, я рассматриваю как некий знак судьбы. Как некое предупреждение обществу: агрессивное морализаторство, которое разыгрывается как политическая карта, может послужить очень мощным разрушительным фактором.

Именно разрушительным, а не созидательным.

Наш левый парламент вменял в вину российскому президенту прежде всего развал Советского Союза. Но за дымовой завесой идеологии было то же самое сведение счётов, что и в случае с Клинтоном. Мне, как и Биллу, политический истеблишмент, вернее, левая его часть, не смог простить жёсткости, решительности, в конце концов, простить упорного движения к намеченной цели. Клинтон настолько затмил своих политических конкурентов, что им не оставалось ничего, кроме как играть на другом политическом поле — поле разоблачений и провокаций. То же самое я могу сказать и о нашем российском импичменте.

Проиграв и первые, и вторые выборы, коммунисты начали искать любые способы уничтожить президента, любые возможности сместить его с поста. В ход пошло все: распад СССР был объявлен заговором, ошибки первой чеченской кампании — преступлением, трудности в экономике — «геноцидом русского народа». Каждый мой шаг, каждое слово, все проблемы со здоровьем, начиная с операции на сердце и кончая бронхитом, становились поводом для крупного политического скандала, для обструкции в Думе.

…И тем не менее, я думаю, история все поставит на свои места. Всем воздаст по заслугам.

И мой импичмент, и импичмент Клинтона в какой-то мере стали поворотным моментом для общественного развития и у нас в стране, и в США.

Казалось бы, совершенно разные страны, совершенно разная политическая культура, общественная мораль, разная история. Но общие закономерности проявляют себя даже в столь непохожих ситуациях.

На пороге нового века, нового тысячелетия современное общество становится максимально открытым и прозрачным благодаря гласности, свободе слова, массовым коммуникациям. Глава государства просто обязан, если хочет сохранить свой пост и вести эффективную политику, ответить на любой вызов. Должен прямо и честно ответить на любой вопрос. Даже если общественное мнение пытается вмешаться в его личную жизнь. Президент обязан проявить мужество и достоинство даже в этих болезненных столкновениях. И мне кажется, Билл в конечном итоге именно это и сделал.

… Но я сейчас хочу сказать о другом.

Я помню наши первые встречи с Клинтоном. Меня совершенно поразил этот молодой, вечно улыбающийся человек — мощный, энергичный, красивый. Клинтон был для меня олицетворением нового поколения в политике. Будущего без войн, без конфронтации, без угрюмой борьбы систем и идеологий.

Я понимал, что и для Клинтона важен личный, человеческий контакт со мной: именно с моими политическими шагами, на его взгляд, связано падение коммунизма, главной угрозы Америке в XX веке. Билл был готов идти навстречу; ни один американский президент до этого (и как говорит Билл, вряд ли случится такое и в будущем) не приезжал столько раз в Москву, не проводил столь интенсивные переговоры с руководством нашей страны, не способствовал оказанию нам такой масштабной помощи — и экономической, и политической.

Порой нам с Биллом казалось, что в наших встречах закладывается какой-то новый миропорядок, новое будущее для всей планеты.

Нет, это не были иллюзии. Но жизнь оказалась куда сложнее.

Выяснилось, что далеко не все демократические институты сразу прививаются в России. Что адаптация общества к демократическим ценностям идёт трудней и болезненней, чем казалось когда-то, в начале 90-х.

Стало понятно, что отнюдь не все сложные конфликтные ситуации, возникающие в мире, Россия и Америка воспринимают одинаково. Что у нас вполне могут быть разные интересы, и подходить к этому нужно трезво. Что помощь международных финансовых институтов сама по себе не способна создать у нас в стране условия для экономического подъёма.

…После иллюзий начала 90-х каждое такое открытие повергало российское общество почти в шок.

Потом прошла эйфория и у американцев в отношении России — постепенно с помощью целенаправленной информационной политики в глазах рядового обывателя нас превратили в страну бандитов и коррупционеров. Здесь объединили усилия и те, кто в США был недоволен «пророссийской» политикой Белого дома, и те, кто в России разыгрывал свою карту против Кремля.

Завоевания российско-американского диалога были в некотором смысле утеряны.

Но, на мой взгляд, откат этот — временный и не идёт ни в какое сравнение с тем, какой гигантский шаг вперёд был сделан в эпоху контактов «Билла и Бориса». Это был шаг воистину исторический. Были созданы такие механизмы российско-американского взаимодействия, которые никакие скандалы, никакие интриги, никакая конъюнктура не способны разрушить.

Америка и Россия перестали быть потенциальными врагами. Они превратились в потенциальных друзей.

Ну а дальше — дальше все зависит от будущих президентов. И от простых людей. От россиян и американцев.

…В конце 96-го года наша разведка прислала на моё имя донесение-шифрограмму, посвящённое триумфальному успеху на выборах Билла Клинтона — его только что переизбрали президентом на второй срок. В шифрограмме был прогноз: каким образом республиканцы будут решать возникшие у них крупные политические проблемы. Поскольку известно, говорилось в шифрограмме, что Клинтон проявляет особое расположение к красивым девушкам, в ближайшее время противники Клинтона планируют внедрить в его окружение юную провокаторшу, которая должна затем затеять крупный скандал, способный подорвать репутацию президента.

Помнится, я покачал головой: вот это нравы! Но в данном случае счёл этот прогноз слишком экзотическим. Мне казалось, что, если что-то подобное и возникнет, Билл, с его чувством реальности и обладая таким аппаратом помощников, сумеет вовремя разгадать коварный замысел.

Во время нашей последней встречи я хотел было подарить Биллу текст этой шифрограммы — на память. Но потом решил не травмировать человека — он и так слишком много пережил во время этой истории.

… Америка. Май 97-го. Удушающая, почти сорокаградусная жара. Кавалькада чёрных лимузинов. Денверцы не избалованы подобными зрелищами. На шоссе пробки, и люди выходят из машин на дорогу. Они залезают на крыши своих автомобилей и оттуда глазеют на нас. Похоже, что наши «ЗИЛы» вызывают у них полный восторг. Они визжат и машут руками — это же их 50-е годы! Мода на огромные мощные автомобили, практически танки на колёсах.

Фоном этой встречи был огромный ажиотаж в прессе. «Семёрка» превратилась в «восьмёрку»! Россия принята в элитный клуб государств! Что происходит?!

У нас в стране, в наших газетах раздавались другие, скептические, голоса: зачем нам «восьмёрка», что мы будем с ней обсуждать, у нас же совсем другие проблемы! Писали и о том, что вступление России в клуб никого не должно вводить в заблуждение: это всего лишь большой аванс.