Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 27

Все впервые.

Я испытывал необыкновенный подъем духа, огромный оптимизм, был полон надежд.

В России уже есть молодое правительство. То самое, о котором мечтал год назад. Все сбылось. Сбылось почти неожиданно, может быть, даже вопреки всей логике событий, — но сбылось…

«БЕЗ ГАЛСТУКОВ»

Отставка Черномырдина и назначение Кириенко почти совпали по времени со знаменитой «встречей без галстуков» лидеров трех государств: Ельцина, Коля, Ширака. Она состоялась 26 марта 1998 года, в четверг.

Сейчас только Жак Ширак остаётся на посту президента Франции. Мы с Гельмутом Колем ушли, причём ушли примерно в одно время.

Правление Коля было отмечено эпохальным, историческим событием — объединением двух послевоенных Германий, а моё — падением коммунизма, распадом советской империи, сменой политического строя.

И все-таки ушли мы по-разному. Коль, находившийся у власти уже пятнадцать лет, снова пошёл на выборы, надеясь сохранить за собой пост главы государства. Я знаю, что многие советовали Гельмуту не делать этого. Несмотря на огромное уважение к лидеру, добившемуся объединения, Германия уже психологически устала от Коля. Но он не послушал и проиграл.

На примере Коля мне ещё раз пришлось задуматься о том, что умение уйти — это тоже часть нашей президентской работы, часть политики.

Большая политика — это прежде всего удел сильных, волевых людей. В конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть — сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряжённая работа, требующая от человека всех физических и душевных сил.

…Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку.

Этим и притягивает власть.

Вопреки расхожему мнению я никогда за неё не держался, всегда был готов уйти сам. И в 1996 году, и в 1999-м этот вопрос — уходить или не уходить — стоял для меня совершенно по-другому: что я оставлю после себя, какое наследство, какое завещание?

Не раз и не два, и до, и после 1996 года, я заводил со своими ближайшими помощниками разговор о досрочной отставке, приводил аргументы: я устал, страна устала от меня. И видел, снова и снова убеждался, что альтернативы пока нет.

Нельзя уходить, если есть опасность, что демократический процесс, процесс реформ может быть остановлен, а страна отброшена назад.

Кто может выдвинуться из когорты новых политиков на роль общенационального лидера? Кто готов взять на себя ответственность за страну с переходной, кризисной экономикой, левым парламентом, неотработанными механизмами гражданского общества?

Бросать Россию в таком положении в новый водоворот политических страстей я просто не имею права.

Видит Бог, я был абсолютно искренен.

Возвращаюсь к нашей «встрече без галстуков». Идею я высказал ещё в Страсбурге, в 97-м году, когда в кулуарах форума мы стояли втроём с Шираком и Колем, отвечая на вопросы журналистов. Там же договорились о встрече.

Первоначально я хотел провести «встречу без галстуков» в Екатеринбурге, у себя на родине. Пройти пешком через границу Европы и Азии. Показать, где кончается на самом деле географическая Европа. Похвастаться перед друзьями могучим Уралом. Это был символический, красивый план. Однако согласовать планы всех троих лидеров, хотя бы на два-три дня, было трудно, а откладывать встречу очень не хотелось.

Поэтому встречу перенесли в Москву, в подмосковный пансионат «Бор». Ширак и Коль прилетели почти за полночь, а улетели на следующий день. Встреча получилась короткая, но очень запоминающаяся.

…Коль и Ширак для меня не просто коллеги. Не просто партнёры.

Все мы трое — дети войны. Люди одного поколения и одного склада — открытые, прямые, откровенные. С самого начала испытывали друг к другу искреннюю симпатию.

Наша российская пресса отозвалась о встрече очень тепло. Жак Ширак назвал её «мировой премьерой». Да и самым строгим наблюдателям было очевидно, что происходит нечто необычное. Западная пресса писала и о том, что «дипломатия без галстуков», неофициальный стол переговоров отнюдь не угрожают атлантической солидарности.

Действительно, дисциплина внутри НАТО железная. И я уверен, что Коль с Шираком согласовали наши трехсторонние контакты с американцами. Те отреагировали довольно спокойно.

…Но мало кто знает, что вокруг «встречи без галстуков» все-таки были скрытые интриги. И ещё какие!

Первыми забеспокоились англичане. По различным дипломатическим каналам они стали посылать сигналы в наш МИД, что тоже готовы принять участие. С одной стороны, я обрадовался. С другой… Во-первых, не хотелось расширять заранее установленный регламент, во-вторых, присутствие недавно избранного Тони Блэра разрушало наш и психологический, и политический комфорт, специфический фон встречи. Англия и США — стальной стержень НАТО. Особые контакты Германии, Франции и России — некий элемент свободы внутри атлантической заданности.

Элемент свободы, без которого порой становится очень душно…

Но самое главное — Блэр для меня человек другого поколения, другой формации. При нем встреча станет чересчур официальной. А весь её смысл — личное дружеское общение трех лидеров. Человеческий фактор.

Короче говоря, мы послали внешнеполитическому ведомству Великобритании ответный сигнал: сначала «встреча без галстуков» должна быть опробована в этом формате. А там посмотрим.

Позднее, в ходе подготовки встречи, был проявлен осторожный интерес со стороны Италии и других европейских стран. Но мы продолжали готовить встречу в трехстороннем варианте.

Я предложил Шираку и Колю обсудить концепцию «большой Европы». «Большая Европа», то есть Европа до Урала, — как пространство для совершенно новой европейской политики. Не для политики блоков, альянсов. А для строительства действительно новых связей, человеческих контактов внутри «большой Европы». Вот перечень международных программ, которые мы обсуждали: транспортный самолёт XXI века (на базе Ан-70); транспортный коридор Лондон — Париж (с туннелем под Ла-Маншем) — Берлин — Варшава — Минск — Москва, с перспективой на Екатеринбург и Сибирь, включающий в себя автомобильную и железную дороги с высокоскоростным движением; создание команд быстрого реагирования по борьбе с техногенными и природными катастрофами; обмен студентами и аспирантами вузов России, Франции, Германии, создание общего франко-германо-российского университета; обеспечение взаимного признания национальных дипломов трех стран. Мы договорились провести крупную выставку «Москва — Берлин — Париж». Силами наших учёных подготовить учебник «История Европы XX века». Историю без идеологических перегородок и стен.

Все мы понимали: наша тройка, по большому счёту, призвана уравновесить перекос, который произошёл в Европе после приближения границ НАТО к России. Коль сказал буквально следующее: «Франция и Германия несут особую ответственность за политику ЕС и хотят сделать все, чтобы ни у кого — в мире или в Москве — не возникло впечатления, что происходящие в Европе процессы ведут к изоляции России». Я во время первой же встречи с журналистами акцентировал мою идею «большой Европы»: «Белых пятен в Европе больше нет. Есть только общий мир на континенте. На нашем континенте».

В самой атмосфере встречи витала главная мысль, ради которой она и затевалась: нужно что-то противопоставить американскому напору, какую-то волю к сотрудничеству, самостоятельную европейскую волю…

Тогда я был окрылён, мне казалось, что перед Европой открылась новая, свежая перспектива. Лица Коля и Ширака были совсем не такими, как на официальных саммитах и конференциях, я чувствовал в их глазах огромное понимание.