Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 15

14 августа, то есть уже на следующий день после этих переговоров, Лебедь подписал у меня указ об урегулировании кризиса в Чечне. Стратегическое руководство по всему комплексу чеченских проблем было возложено на Совет безопасности. И уже через две недели было подписано в Хасавюрте заявление Лебедя и Масхадова о принципах окончания войны.

Вот некоторые из них.

Вопрос о статусе Чечни откладывается до 2001 года. Полный вывод войск. Создание совместных комиссий. Сотрудничество. И так далее.

По сути, Россия признала легитимность самопровозглашенной Чеченской республики. Россия отказалась от своих прежних задач — установить контроль над территорией Чечни, восстановить российское законодательство, разоружить незаконную армию. Военные называли это решение предательством. Газеты — капитуляцией. Дума — авантюризмом. И тем не менее главное ощущение от тех дней: российское общество встретило это решение с огромным облегчением. Все устали от войны, от кровавой мясорубки. Все хотели мира.

… Мы ещё не знали, что мира не будет. Не знали, чем обернётся это быстрое и эффектное решение чеченской проблемы.

На пресс-конференции Лебедь заявил: «Нищая страна с полуразваленной экономикой и такими вооружёнными силами не может позволить себе роскошь вести войну».

Я внимательно вслушивался в тон его речей.

На какое-то время у меня появилось ощущение, что пришёл во власть очень сильный, мощный мужик и его энергия действительно ускорит решение наших болезненных проблем. Появилось даже сомнение, что, может быть, я его недооценивал — это и есть тот молодой политик, которого я искал и не находил.

«В чиновники не гожусь: у меня спина не гибкая… И правила, которые толкают страну в пропасть, это не для меня: я по ним не играл и играть не буду… За мной стоят 11 миллионов человек, и сыновья этих людей сегодня гибнут в этой безумной войне».

Ещё Лебедь сказал такую странную фразу: «Меня послали в Чечню, чтобы я сломал себе шею».

То, что Лебедь не удовлетворится аппаратной ролью, я знал заранее. То, что проблему чеченского мира он будет решать в своём стиле, с эффектными речами, шумно, всячески подчёркивая свою особую позицию, — тоже догадывался. Весь вопрос был в том, как генерал поведёт себя дальше.

… Замены в силовых министерствах я сделал ещё до выборов. Непопулярные министры, отвечавшие за исход чеченской кампании, были уволены. Грачев в том числе.

Подмяв под себя Министерство обороны (по его требованию я уволил семь(!) заместителей Грачева и назначил министром генерала Игоря Родионова), Александр Иванович на этом не остановился. Начал атаку на Министерство внутренних дел, на министра Куликова (именно на нем, как на командующем внутренними войсками, весь последний год лежала основная тяжесть руководства боевыми действиями на территории Чечни). И здесь Лебедь искал заговор, путч (хоть крошечный), и здесь разоблачал врагов и диверсантов. Бодание Лебедя и Куликова перешло в открытую стадию. Лебедь говорил прямо: «Двое пернатых в одной берлоге не уживутся».

Десантники Лебедя арестовали двух сотрудников МВД, мужчину и женщину, и те сразу признались, что вели наблюдение за генералом.

Противостояние двух силовых структур всегда смертельно опасно для государства. Когда генералы воюют, могут пострадать мирные граждане, могут пострадать законность и порядок. Им, генералам, уже не до Конституции. Терпеть такое положение дальше было невозможно.

Наконец начались и шумные внешнеполитические заявления. Лебедь угрожал «экономическими санкциями» странам Европы в случае расширения НАТО на восток (что он при этом имел в виду, правда, никто так и не понял), заявлял, что советские ракеты, хоть и ржавые, находятся ещё в полной боевой готовности, требовал вернуть России город Севастополь. Ни по одному из этих заявлений он, конечно, ни с кем не советовался.

Действия генерала вызывали столько ожесточённой критики, что не реагировать я уже не мог.

Не было друзей у Лебедя и среди гражданских. Его перепалка с Чубайсом также вышла далеко за рамки приличий. Лебедь открыто намекал на необходимость отставки главы администрации, Чубайс язвил по поводу умственных способностей и знаний генерала. Пресса со все возрастающим интересом следила, как развивается скандал вокруг нового секретаря Совета безопасности.

Все, что происходило в те месяцы в Кремле, было тесно связано с одним очень определённым обстоятельством — моей болезнью.

Лебедь не случайно так шумно громыхал в коридорах власти. Всем своим видом он показывал: президент плох, и я, генерал-политик, готов занять его место. Кроме меня, здесь достойных людей нет. Только я сумею в этот трудный момент говорить с народом.

Больше всего меня пугала абсолютная неспособность Александра Ивановича договариваться, искать союзников, принимать согласованные решения. Казалось, что это должно пройти, Лебедь обучаем, скоро сумеет направить свою энергию на поиск эффективного решения наших проблем в Чечне. Но после Хасавюртовского мира стало ясно: кропотливо заниматься всеми вопросами Чечни Лебедь не будет.

Я возложил ведение рабочей части переговоров с чеченцами на Черномырдина.

3 октября подписал указ, лишавший Лебедя достаточно серьёзных рычагов влияния на военных. Руководство комиссией по высшим воинским званиям и должностям при президенте России было поручено Юрию Батурину, секретарю Совета обороны. Для тех, кто понимает менталитет российских генералов, смысл этого чисто аппаратного указа был очевиден. Лебедь уже больше не держал в своём кармане все самые большие звёздочки на самых больших погонах государства. Он больше не мог манипулировать генералами так, как хотел.

И Лебедь быстро понял, что я имел в виду. Почти в тот же день он попросился приехать ко мне в Барвиху. До моей операции оставалось тогда чуть больше месяца.

«Борис Николаевич, ваше решение ошибочно. Совет обороны — не тот орган, который может руководить высшими должностными назначениями в армии. Во главе его сейчас гражданское лицо. Армия этого не поймёт».

Я объяснил Лебедю, что моё решение не обсуждается. «Вам нужно браться за дело. Более настойчиво работать с премьером и другими. Нельзя со всеми рассориться в нашем аппарате», — сказал я.

Лебедь насупился, сказал, что в таком случае уйдёт в отставку.

Он повернулся и вышел своей тяжёлой генеральской походкой, я же поймал себя на мысли: а ведь этот решительный человек совсем не так решителен и крут, каким хочет казаться. Для меня, столько лет проработавшего в большой политике, на разных руководящих должностях, это было очевидно по некоторым интонациям и деталям его поведения. Впрочем, может быть, я ошибаюсь? Посмотрим…

Я стал ждать. Рапорта об отставке не последовало. 7 октября Лебедь поехал в Брюссель, на заседание штаб-квартиры НАТО. Давал шумные, скандальные пресс-конференции, делал ошарашивающие заявления.

А я тем временем поручил Администрации Президента подготовить его отставку.

Вопрос этот был вовсе не так прост, как может показаться теперь, по прошествии времени. Авторитет Лебедя в вооружённых силах и в других силовых структурах был огромен. Рейтинг доверия среди населения приближался к тридцати процентам. Самый высокий рейтинг среди политиков. Но главное, Лебедь, как я уже говорил, имел почти карманное Министерство обороны во главе с его ставленником Игорем Родионовым, впоследствии ярым сторонником коммунистической оппозиции.

В моей администрации, между прочим, абсолютно серьёзно обсуждали наихудший сценарий: высадка в Москве десантников, захват зданий силовых министерств и прочее. Десантники — самый мобильный и хорошо обученный род сухопутных войск — Лебедя вообще боготворили. Говорили, что он до сих пор может выполнить все десантные нормативы — пробежать, подтянуться, спрыгнуть с парашютом, выстрелить по мишени короткими очередями и попасть.

Я этим разговорам значения не придавал. Мне было ясно, что ни при каких обстоятельствах Лебедь ни на что подобное не решится. В глазах у него я прочитал совершенно неожиданное выражение — троечника, который забыл выученный урок и не знает, что делать.