Исповедь на заданную тему - Ельцин Борис Николаевич - Страница 28

Щербицкий, первый секретарь ЦК компартии Украины. Пребывание этого человека в составе Полибюро в полной мере демонстрирует нерешительность и половинчатость действий Горбачёва. Я почти на сто процентов уверен, что в тот момент, когда читатель знакомится[2] с этой книгой, Щербицкий снят.

Но сейчас, в августе 1989 года, он сидит на своём месте. Горбачёв боится его трогать, так же, как в своё время он не хотел решать вопрос с Алиевым, когда всем уже было ясно, что держать этого, погрязшего в своих мелких и крупных корыстных делах человека в составе Политбюро, просто невозможно. Я специально пришёл к Горбачёву с папкой документов и почти час уговаривал: Михаил Сергеевич, стыдно сидеть вместе с ним, мы не можем так позорить Политбюро. Так он меня тогда и не послушал. Правда, в конце концов Алиева отправили на почётную персональную пенсию. Но почему надо было так долго решать эту кричащую, однозначно решаемую проблему?!

А.Н.Яковлев, секретарь ЦК, член Политбюро. Наиболее умный, здравый, и дальше всех видящий политик. Я всегда получал удовольствие, слушая его очень точные замечания и формулировки по обсуждаемым на Политбюро вопросам. Конечно, он осторожен, не лез на рожон против Лигачева, как это делал я. Но, безусловно, они полные антиподы, модель социализма по Яковлеву диаметрально противоположна лигачевской казарменно-колхозной концепции социализма. При этом они вынуждены уживаться вместе. И каждый вслед за Горбачёвым произносит убогую и вымученную фразу про единство Политбюро.

В.А.Медведев, секретарь ЦК, член Политбюро. После того, как Горбачёв растащил главных спорщиков по вопросам идеологии, Лигачева и Яковлева, по углам, поручив одному сельское хозяйство, а другому международные дела, Медведев стал главным идеологом страны. Справляется он с этими обязанностями с большим трудом, а точнее будет сказать, совсем не справляется. Главные достоинства, из-за которых Горбачёв поставил его на это место, — послушание и отсутствие новых мыслей и идей. Но, как выяснилось, в сегодняшнее бурное время с таким набором качеств с этой ролью не справиться. Нынче, в эпоху гласности и перестройки, даже для того, чтобы защищать аппарат, командно-административную и партийно-бюрократическую Систему, нужен другой, более гибкий и изощрённый ум. Помню, когда я ещё работал первым секретарём Свердловского обкома партии, Медведев встречался со свердловчанами и через 30 минут, не закончив своего выступления, вынужден был с позором покинуть трибуну. Даже в те времена его клише, примитивные и газетно-штампованные фразы слушать было невозможно. Понятно, что сегодня идеологией он руководит в меру своих сил и скромных возможностей, и главная партийная газета «Правда», рупор консервативных сил, уверенно теряет своих подписчиков. Но Медведев крепко сидит на своём месте и будет сидеть до тех пор, пока не завалит идеологию окончательно.

Перечитал я эти несколько страниц о своих бывших коллегах по Политбюро, и самому тяжело стало. Это и есть главный штаб перестройки. Это и есть мозг партии. Лучшие умы страны.

Впрочем, о чем это я? А разве можно было ждать чего-либо иного? Кто у нас в Политбюро — либо деятели, медленно взбиравшиеся вверх по ступенькам иерархии ЦК, аппаратчики до мозга костей. Например, Лукьянов, Медведев, Разумовский; либо бывшие первые секретари обкомов или крайкомов партии — Горбачёв, Лигачев, кстати, не забуду упомянуть и Ельцина, также сделавшего партийную карьеру в брежневскую эпоху застоя.

Я всегда понимал, почему многие приличные люди продолжали относиться ко мне с подозрением, даже когда я попал в опалу. Потому что Ельцин все равно партийный функционер, бывший первый секретарь обкома. Нельзя, невозможно попасть на это место, а уж тем более перебраться в ЦК — и остаться при этом приличным, смелым, свободно мыслящим человеком. Чтобы сделать партийную карьеру, и это всеобщее народное мнение, надо изощряться, приспосабливаться, быть догматиком, делать одно, а думать другое. Так оправдываться бессмысленно. В такой ситуации остаётся лишь своим трудом и своей позицией завоёвывать доверие людей.

Иногда сам себе задаю вопрос: как же я оказался среди них? Почему вдруг многолетне отлаженная, тщательно продуманная система отбора своих, особых, себе подобных вдруг дала сбой. Я ведь не выдержал, взбрыкнул, а этого никогда, многие десятки лет не происходило. Видимо, какой-то механизмик не сработал, где-то заклинило… Каждый новый претендент в секретари ЦК или в состав Политбюро тщательно изучается, про него все известно: что он думает, чего он хочет, никаких загадок нет. Особенности моего характера и независимость суждений были известны Горбачёву. Наверное, планируя на будущее вопросы перестройки, он посчитал необходимым иметь в Политбюро человека, который не будет вести себя послушно. Но, вероятно, постепенно у него менялся взгляд на эти вещи, его все больше захватывал процесс власти, жажда управлять, ему хотелось чувствовать эту власть — ежеминутно, всегда. Чтобы выполнялись только его поручения, только его мнение было правильным. К этому он очень быстро привык, и ему уже стал не нужен человек, способный вступить с ним в спор.

С вершины пирамиды партийной власти стиль поддакивания Горбачёву спускался ниже. Вообще, работа аппарата ЦК КПСС — явление уникальное. Мы часто ругаем министерства, поскольку они ничего не производят, а сидят на шее своих предприятий. Но все-таки их деятельность хотя бы косвенно можно оценить успехами отрасли. Но вот ЦК!… Он ведь вообще ничего не производит. Ничего, кроме бумажек. Тонны бумажек. И успех работы определяется вот этими горами никому не нужных справок, отчётов, ответов, докладов, анализов, проектов и т.д. и т.п. Аппарат сегодня таков, каким является и Политбюро, и сам Центральный Комитет партии, — не лучше, не хуже. Он существует не для того, чтобы анализировать ситуацию, вырабатывать стратегию и тактику партии. Он являет собой как бы идеологическую обслугу высшего партийного эшелона.

Сказал в недалёком прошлом Брежнев про развитой социализм, и вся эта огромная машина начала производить «на-гора» мифы о нем: как хорошо при нем живётся, как он развивается и будет развиваться, что-то про его этапы и про его пути…

Было сначала у Горбачёва своё понимание перестройки, более осторожное, чем сейчас, и эта махина создавала объяснения сдержанной концепции нашего развития. Горбачёв вынужден был со временем «полеветь», обстоятельства заставили, и аппарат ЦК послушно провозгласил другой, но все равно единственно верный путь, начертанный Генсеком.

Все по принципу: «чего изволите?»

Все помнят трагикомическую историю, когда приехав на ВАЗ в Тольятти, Горбачёв объявил о том, что в ближайшее время нам надо стать законодателями моды в автомобилестроении. Газеты, телевидение тут же, как всегда, подхватили этот, взывающий к новым свершениям, лозунг. А специалисты в это же время не знали, куда девать глаза от стыда и ужаса. Заявить такое — это значит вообще не понимать, в какой стране мы живём, в каком положении она находится. Автомобиль — это же не просто железо с мотором, это сложнейшая цепочка взаимоотношений проектной, инженерной, производительной культур, это дороги, сервисное обслуживание и т.д. Убери из этой цепочки хотя бы одно звено — и все развалится, не то, что лучшего среднего автомобиля не получится. Так нет — будем законодателями моды! И ведь не сам же Горбачёв это придумал, кто-то подсказал. А если и сам, то можно же объяснить, поправить, чтобы не позориться. Но нет, у нас принято наоборот, любую, даже самую откровенную бессмыслицу с помощью прекрасно функционирующего пропагандистского аппарата выдавать за вершину человеческой мысли, прозорливости, мудрости.

Конечно же, партии аппарат нужен. Не до такой степени раздутый, сильно сокращённый, в нем должны работать лучшие умы партии, чтобы анализировать ситуации, предупреждать возможные повороты событий, чётко видеть пути дальнейшего развития. Это особенно важно, учитывая ту роль, которую сегодня партия играет в жизни общества. А хоть одна конфликтная ситуация была предугадана и предупреждена, хотя бы один кризисный момент оказался решён сразу правильно? Законы о госпредприятиях и кооперации, Нагорный Карабах, Прибалтика и т.д. и т.п. — любая острая ситуация сначала загонялась в тупик, затем вырабатывалось, как будто специально, неправильное решение, и только через несколько месяцев, с большими потерями, его пытались исправить.