Гонщик (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич - Страница 7

Звуки, запахи, изображения — все внезапно нахлынуло на меня так, что я на какое-то время потерялся в потоке ощущений, ошарашенный их пронзительной яркостью и четкостью. Шуршание газетных листов, пение птиц, отдаленный плач капризного ребенка и тихий смешок проходящей мимо прелестной юной барышни, солнечные лучи, просвечивающие сквозь листву, запах дорогого табака, легкий шлейф духов, аромат цветов — все нахлынуло на меня разом, и я сидел, потерявши всякое представление о времени и пространстве.

Вернуло меня в реальность громкое шипение, сопровождавшееся вспышкой, перебившей своей яркостью все виденные мною образы. Резкий неприятный запах заставил меня чихнуть, и окончательно выдернул из многокрасочных грез.

— Будьте здоровы! — раздался совсем рядом энергичный мужской голос.

— Спасибо, — машинально ответил я, поворачиваясь к говорившему.

Моему взору предстал молодой человек, хотя и прилично одетый, но весьма растрепанной внешности: платочек в нагрудном кармане долгополого пиджака (слово «сюртук» я узнал позже) был скомкан, одна из штанин задралась, из-под легкой шляпы-канотье торчали неприбранные пряди волос. На веснушчатом носу красовались круглые очки-«велосипеды» с треснутым стеклом — ну чисто Гарри Поттер. Он стоял возле установленного на треноге старинного деревянного фотоаппарата и совершал с ним какие-то манипуляции. Кажется, пытался что-то из него вытащить. В воздухе расплывалось облачко дыма от сгоревшего магния.

— Позвольте представиться, — произнес фотограф, справившись, наконец, со своим ящиком. — корреспондент газеты «Ведомости» Фёдор Игнатьев.

С этими словами он чуть приподнял свою шляпу и тут же кинулся в атаку:

— Владимир Андреевич, разрешите задать вам несколько вопросов.

Я не успел и глазом моргнуть, как был завален этими вопросами с ног до головы.

— Скажите, что произошло на вчерашних гонках? Что, по-вашему, стало причиной аварии? Это правда, что господин Маннер отказался пригласить к вам доктора? Действительно ли он решил уволить вас из состава команды?

— Стоп-стоп-стоп! — прервал я этот бесконечный поток. — Никаких интервью.

— Интер- что? — переспросил озадаченный журналист.

— Интервью, собеседование, опрос.

— А-а-а! Понимаю, вы англоман.

— С чего вы взяли? — удивился я.

— Ну как же, такой явный англицизм!

— Это ничего не значит. Вы вот носите шляпу-канотье, изобретенную во Франции. Означает ли это вашу принадлежность к поклонникам la belle France[1]?

— Ну почему же? Я просто следую веяниям моды.

— А я просто использую более короткое и емкое по смыслу слово.

— Хм-м… Пожалуй, в этом есть определенный смысл.

Молодой человек задумчиво потер указательным пальцем переносицу, но тут же спохватился.

— Может, все-таки э-э-э… интервью? — неуверенно предложил он.

И тут у меня мелькнула мысль. Пресса — штука крайне полезная. Переговоры с начальством под надзором фотографа-борзописца могут пройти куда как веселей. Кроме того… этот деревянный ящик на треноге, он ведь наверняка тяжел, и таскать его по улицам на своем горбу — дело не самое весёлое. Не имеется ли, часом, у господина Федора Игнатьева хотя бы плохонького автомобильчика?

— Знаете, Федор э-э-э…

— Иванович, — подсказал тот.

— Так вот, Федор Иванович, завтра я буду иметь оживленную беседу с господином Маннером у него в конторе. Если вы хотите получить самые горячие новости из первых рук, приходите туда завтра. Ручаюсь, вы получите достаточно ответов на все ваши вопросы. А еще лучше… у вас ведь есть транспорт?

— Мобиль? Есть, правда…

— Заезжайте за мной утром часиков в десять к пансиону мадам Грижецкой. Знаете, где это?

— Конечно!

— Ну а я поспособствую тому, чтобы вы были в первых рядах зрителей. Ну что, договорились?

— Конечно! Но…

Журналист несколько замялся.

— Ходят слухи, и отнюдь небеспочвенные, что господин Маннер недолюбливает работников прессы. А если точнее, то терпеть их не может. Не явится ли это препятствием к моему появлению?

— Никоим образом. Господина Маннера я возьму на себя. Он будет занят беседой со мной, и вы сможете без помех сделать необходимые записи. А, может, и сделать удачный снимок.

— Владимир Антонович! — Игнатьев чуть не запрыгал в предвкушении сенсации, — Если это удастся, считайте меня своим вечным должником!

— Не надо, Федор Иванович так бросаться словами. Не ровен час, решит кто поймать вас на слове — и что в таком случае делать будете?

— Ну-у… Думаю, все же, такой вариант маловероятен.

— Напрасно вы так думаете. Даже в нашем с вами кругу имеется достаточно людей, которые на это способны — в случае, если им это выгодно, разумеется.

Я поднялся со скамейки, распрощался с журналистом и отправился назад в пансион: надо же было прочесть, наконец, эту несчастную газету!

[1] La belle France — прекрасная Франция

Глава 3

Двери в гостиную были открыты, и я удобно устроился в дальнем углу, в уютном плюшевом кресле у открытого по случаю теплого вечера окна. На столике рядом были расставлены пепельницы и разложены коробки спичек. Вот сигар, сигарет или просто папирос не наблюдалось. Да что там — простого табака, даже махорки — и то не было. Видимо, вытряхнуть пепельницы невелик труд, да и спички недороги, а вот табачок, как водится, врозь. Ну да оно и к лучшему: сам не курю, и дыма табачного не люблю.

Поерзав по сиденью и усевшись, как следует, я развернул газету и принялся бегло её просматривать. Против ожиданий, в «Ведомостях» не нашлось ни одного объявления о работе. Куча сообщений об открытии новых фотографических салонов, рестораций, о собраниях всевозможных обществ, реклама всяческих магазинов, уведомление о благотворительном бале, который дает баронесса Сердобина в своем особняке и прочая чушь. О найме — ни слова. Может, не та газета? Или здесь вообще не принято давать подобные объявления? Спросить бы кого, но, боюсь, неправильно поймут. А тот газетчик, хоть на вид и симпатичный молодой человек, еще состряпает какую-нибудь пакостную статейку…

Распрощавшись с надеждой немедленно определиться со своим будущим, я перевернул газету и принялся внимательно прочитывать ее от корки до корки. Под набранным крупным шрифтом названием газеты — «Ведомости», я обнаружил скромную надпись «тамбовские». Значит, я нахожусь в Тамбове, что уже неплохо: все-таки, в прошлой, так сказать, жизни я как раз в Тамбове и проживал. Этот факт меня обнадежил, и я с удвоенной энергией взялся штудировать прессу.

Надо сказать, в глобальном смысле я получил немногое. На первой полосе были внутренние губернские новости. В основном, они касались снятия и назначения чиновников различных рангов. Единственное, что можно было почерпнуть из этих заметок, это сам факт существования некоего господина имярек в некоей должности. Вторая страница была заполнена пространными и довольно косноязычными фельетонами. По крайней мере, мне так и не удалось понять, кого именно высмеивают эти опусы, и какие факты общественной и частной жизни они критикуют. Четвертая страница с объявлениями была уже просмотрена вдоль и поперек, оставалась лишь третья. Как оказалось, в ней и было самое интересное и важное во всей газете.

Поперек страницы жирным шрифтом был напечатан заголовок: “Ужасная авария на вчерашних автогонках!” И чуть ниже и мельче: “Гонщик чудом остался жив!”

В тексте была обычная чушь, рассчитанная на восторженных дилетантов. Про отважных мужчин в гогглах и кожаных куртках, про безумные скорости в пятьдесят миль в час, и прочая ерунда. Тем не менее, я внимательно прочитал всю статью, тщетно пытаясь получить хоть какую-нибудь дополнительную информацию. Но что оказалось для меня действительно ценным — огромное фото, занимавшее чуть ли не треть страницы. На нем было запечатлено хрупкое сооружение о четырех колесах, уткнувшееся передком в здоровенный валун. Водитель этого раритета сидел, навалившись грудью на руль и уперев голову в круглом шлеме знакомой формы и тех самых гогглах в планку, разделяющую лобовое стекло по вертикали надвое. Само стекло, видимо, разбилось при ударе, и лишь несколько обломков торчало из ограждавшей его рамки. Судя по фото, повреждения у маш… да, конечно, мобиля — были невелики. Три-четыре часа в хорошей мастерской, плюс покраска. А вот что касается водителя, то есть, его очков… вряд ли вставленное в них стекло, да еще защищенное довольно толстым латунным стаканом, могло разбиться о сравнительно тонкую рамку. Других же вариантов разбития очков видно не было.