Черные Шипы (ЛП) - Кент Рина - Страница 3

Где я, черт возьми, и почему это место похоже на тюрьму?

Я пытаюсь сесть и морщусь, когда в моей шее вспыхивает острая боль. Я прикасаюсь к нему и замираю, когда мои пальцы касаются чего-то, похожего на прокол в моей коже.

Затем все события прошлого проносятся сквозь туман в моей голове.

Темные фигуры. Погоня. Выстрел.

Себастьян.

Я задыхаюсь, мой безумный взгляд обшаривает комнату. Себастьян был застрелен. Его застрелили прямо у меня на глазах, и когда я бросилась вперед, мне в шею вонзилась игла.

Затем все почернело. Следующее, что я помню, я проснулась в этой комнате.

Я останавливаюсь, когда мой взгляд останавливается на темной фигуре, скорчившейся в дальнем углу справа от меня.

Сначала мне кажется, что это что-то зловещее, но потом я узнаю массу мускулов и выглядывающие темно-русые пряди.

— Себастьян! — зову я хриплым голосом.

Я пытаюсь встать, но ноги отказываются нести меня. Я ползу к нему на четвереньках, не обращая внимания на давление и дискомфорт, царапающие колени.

Я останавливаюсь рядом с ним. Он лежит на боку, лицом вниз. Пряди его волос закрывают лицо. Я хватаю его за плечо и замираю, когда у него вырывается низкий, гортанный звук.

Что-то мокрое и холодное касается моего колена, и я вздрагиваю, когда смотрю вниз.

Темно-красный.

Кровь.

Много всего.

Она образует небольшую липкую лужицу под его плечом, которая прижимается к земле.

О боже.

Я хотела, чтобы его ранение было плодом моего гиперактивного воображения и чтобы этого не произошло на самом деле. Что, может быть, я все это выдумал из-за того, что меня укололи иглой.

Но доказательство того, что все это реально, прямо передо мной.

Кровь течет из него непрерывным потоком.

Мои губы дрожат, а сердце колотится так сильно, что, кажется, оно вот-вот выплеснется на землю.

— Себастьян! — я осторожно трясу его за здоровое плечо, чтобы не усугубить травму.

Он даже не шевелится. Мой бешеный пульс грохочет в ушах синхронно с наихудшими сценариями, которые прокручиваются у меня в голове.

Что, если он умирает?

Что, если он никогда не проснется?

— Себастьян… — эхом разносится вокруг нас мой хриплый голос, когда я осторожно ладоню его щеку и поворачиваю ее к себе. Его волосы падают со лба, и я вижу его неземно красивое лицо. То самое лицо, которое стало постоянным в моих снах.

Его кожа бледная, что делает его черты менее резкими, а губы потрескавшимися и синеватыми.

Это не может быть хорошо.

Я медленно переворачиваю его, и тогда я впервые вижу рану в верхней части его плеча.

Пуля пробила его куртку Black Devils, оставив глубокую рану на коже. Кровь пропитывает белый рукав, окрашивания его в красный цвет, а черные полосы выглядят темно-коричневыми.

Часть крови свернулась, но есть отверстие, из которого кровь продолжает сочиться в медленном, смертельном темпе.

Дерьмо. Дерьмо!

Если он долго истекал кровью, это быстро приведет к летальному исходу.

— Себастьян… — я нежно похлопываю его по щекам. — Открой свои глаза. Ты должен проснуться… пожалуйста…

Наконец он шевелится, но не отвечает.

Влага собирается в моих веках, но я не выпускаю слезы. Резко втянув воздух, я вдыхаю зловоние крови и влажность в этом месте, но есть еще намек на бергамот и амбру.

О, Себастьян.

Используя его присутствие как якорь, я хватаю его за здоровую руку и толкаю на спину.

Он стонет, и я останавливаюсь, прежде чем отпустить его. Мне нужно остановить кровотечение, иначе он истечет кровью.

Мой взгляд блуждает в поисках чего-нибудь полезного, и когда я ничего не нахожу, я стягиваю футболку через голову и прижимаю ее к его ране.

Низкий гортанный звук вырывается из его горла, а губы кривятся от боли. Пот собирается между его густыми бровями и на виске.

Я прикусываю губу и продолжаю.

Холодный воздух просачивается сквозь меня, вызывая мурашки по коже, но я игнорирую это, увеличивая давление.

— Себастьян… пожалуйста… пожалуйста, открой глаза.

Проклятье.

Ему точно нужна медицинская помощь, а не футболка и какое-то давление. Что, если эта рана убьет его? Что, если я… потеряю его?

Я качаю головой при этой мысли и держу материал одной рукой, а другой роюсь в кармане шорт. Конечно же, моего телефона там нет. Я обыскиваю штаны Себастьяна, но его тоже нет.

Это не должно быть сюрпризом, поскольку тот, кто привел нас сюда, не позволил бы нам оставить наши телефоны.

Я снова сосредотачиваюсь на рубашке. Она частично промокла, но кровотечение, похоже, прекратилось.

У меня вырывается вздох облегчения.

Но даже я понимаю, что все это временно. Ему нужна помощь, и она нужна ему сейчас.

Он хмыкает, и его веки двигаются, прежде чем они медленно открываются. Я никогда не была так счастлива видеть его тропические светло-зеленые глаза, как сейчас.

Они немного расфокусированы, приглушены, как будто его здесь нет.

Но он есть. Он никуда не делся. Он со мной.

— Себастьян! Ты меня слышишь?

Он смотрит на меня снизу вверх, медленно, неторопливо, как будто видит меня впервые.

Я могу точно определить момент, когда он узнает меня. Его зрачки расширяются, а черты лица вспыхивают огнем.

— Нао? — хрипит он, его голос хриплый и скрипучий, как будто это действие отнимает у него всю энергию.

Я чуть не срываюсь от нахлынувшего облегчения, когда выпаливаю: — Да, это я.

— Что случилось? — он пытается сесть и со стоном падает на спину.

Я держу нежную, но твердую руку на его груди, чтобы он оставался на месте. — Не двигайся. В тебя стреляли, и кровотечение едва остановилось.

— Черт, — ворчит он, рокот его голоса глубже, чем обычно.

Все по-другому. Его лицо. Его слабость. Все это проклятое место.

Себастьян смотрит на свою рану, которую я прикрываю футболкой, затем снова на меня. Его пытливый взгляд изучает меня сверху донизу, как будто он заново изучает мое тело, и вскоре он становится безумным. — Ты в порядке? Ты где-нибудь ранена?

Я не знаю, из-за его обеспокоенного тона или из-за того, что вместо того, чтобы спрашивать о своей собственной травме, он сосредоточился только на моем самочувствии. Это может быть и то, и другое вместе взятое, но я не могу сдержаться, когда по моим щекам катятся большие толстые слезы.

— Детка, — Себастьян хмурится еще сильнее. — Ты ранена?

— Нет, это ты был ранен и чуть не истек кровью. Какого черта ты беспокоишься обо мне?

— А почему бы и нет? Ты всегда первое, о чем я думаю. Я должен защищать то, что принадлежит мне, детка.

Я хочу сказать ему, что нет, я не его и что между нами все кончено из-за глупого пари, которое он принял от Рейны. Я хочу спорить и драться с ним, потому что он подумал, что это хорошая идея — быть частью вызова, где он должен был трахнуть меня, чтобы произвести впечатление на королеву улья кампуса и его приятелей по футбольной команде.

Я хочу наорать на него за все унижение, которое я испытала, когда группа поддержки во главе с этой сукой Брианной сделала меня посмешищем всей школы.

Но сейчас это не важно.

Не тогда, когда на кону стоит его жизнь.

— Нам нужно выбираться отсюда.

— Где мы? — он говорит с трудом, напрягаясь с каждым словом.

— Я не знаю. Похоже на какую-то тюрьму.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Я… думаю, да.

Он вопросительно смотрит на меня, быстро моргая, вероятно, пытаясь сосредоточиться.

Я облизываю губы. — Человек, стрелявший в тебя, сказал: «Говорил тебе, что мы еще встретимся, Хитори-сан». У него такой же голос, как у одного из мужчин, которые не так давно навещали меня и маму. Его зовут Рен, и я думаю, что он один из людей моего отца.

— Люди твоего отца?

— Мама предупреждала меня, что он опасен.

— Что именно он делает?

— Я не знаю, но Рен определенно стоит за этим.

Статические помехи заполняют комнату, и мы оба замираем, когда учтивый голос эхом разносится по воздуху: — Динь-динь-динь. Это правильно. А теперь пусть начнутся игры.