Честное пионерское! Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 57

Я крякнул от неожиданности.

— Мишутка! — воскликнула Надя Иванова. — Скоро мы купим новый телевизор!

Елизавета Павловна Каховская попросила Надю пошить для неё триста «адидасовских» теннисок (по образцу той, белой, которую она видела на мне). Как я понял, за этим она к нам сегодня и приходила (ну, и хотела убедиться, что Зою здесь не удерживают насильно). Директорша комиссионного магазина пообещала выплатить Ивановой по пять рублей за единицу товара (расчёт — пятьсот рублей за каждую сотню продукции). При этом — половину последней выплаты она выдала авансом (Надя продемонстрировала мне десять банкнот номиналом в двадцать пять рублей). Обязалась уже на следующей неделе предоставить Надежде Сергеевне ткань и прочие материалы (их оплату Каховская взяла на себя). Установила срок сдачи «заказа»: до конца года.

— Это получится… полторы тысячи! — сообщила Мишина мама. — Представляешь, Мишутка?! Почти моя годовая зарплата в ателье! Мне даже не верится, что такое возможно! Столько денег — и всего лишь за четыре месяца несложной работы. С ума сойти. Да мы с тобой не только цветной телевизор на эти деньги купим! А ещё и новую люстру, и огромный ковёр на стену в твою комнату!

Надя снова прижала меня к своей груди — затрещали позвонки. Я вдохнул запах женского тела. И волевым усилием заткнул рот пробудившейся у меня в голове «жабе» (та с точностью японского калькулятора подсчитала сумму, которую мы получили бы за триста теннисок, если бы принимали заказы самостоятельно или через Вовчика). Напомнил себе, что пытался лишь улучшить финансовое положение своей новой семьи, а не сделать Надежду Сергеевну советским «цеховиком». Предложение Каховской вполне годилось для моих целей (добавит в мой рацион мясо и другие продукты с рынка). Я признал, что условия Елизаветы Павловны вполне сносные… хотя пять рублей с тенниски — это всё же не пятнадцать.

История с Зоиной юбкой напомнила нам о школьной форме (ведь до первого сентября оставалось не так уж много времени). Надя порывалась пошить её самостоятельно. Но я сказал Мишиной маме, что нам нет смысла «заморачиваться»: благодаря доходам от подвесок и теннисок мы теперь могли себе позволить не экономить. Убедил Надежду Сергеевну, что семнадцать рублей за школьную форму не лягут на наш бюджет тяжким бременем; и что Наде выгоднее потратить время на шитьё чужих заказов (в понедельник Вовчик принёс ещё один — снова заказали чёрный вариант).

За формой (и прочими школьными принадлежностями) мы отправились в «Универмаг» — во вторник двадцать первого августа. Моя маленькая банда малолетних любителей книг не обиделась на то, что мы взяли на вечер паузу в чтении (Зоя прослушала вместе с Вовчиком «Ариэль» — явилась и на следующий день, когда мы приступили к «Голове профессора Доуэля»). Дети заявили, что подготовка к школе — это дело нужное и важное. В два голоса сообщили, что пойдут в магазин с нами. Надя не отказалась от их сопровождения: уже попривыкла к роли то ли пионервожатой, то ли многодетной родительницы.

С покупкой формы проблем не возникло: Надежда Сергеевна быстро отыскала на стойках синий пиджак (Надя обозвала его курткой) и брюки моего размера. Отправила меня в примерочную кабину. За шторкой я задержался. Минут пять я рассматривал отражение советского школьника — пока лохматого (я всё ещё не подстригся), без октябрятского значка, но и не повязавшего на шею пионерский галстук. А из зеркала на меня глядел тонкошеий светловолосый мальчуган (он иронично ухмылялся). Его (как и меня) забавляло несоответствие моего внутреннего восприятия своей внешности с тем, что показывало зеркало.

— Мишутка, чего ты там застрял? — окликнула меня Надя. — У тебя всё хорошо?

— Всё нормально, — сообщил я. — Уже выхожу!

«Если это можно назвать… нормально», — промелькнула у меня в голове мысль.

Я подмигнул своему отражению. И подумал, что нам с этим тощим большеглазым мальчишкой предстояло учиться в школе — снова.

Уже со вторника Вовчик и Зоя приходили ко мне вместе. Не изображали «случайную встречу». Кто кого и где дожидался, я не уточнял. Но дети переступали мой порог друг за дружкой (мальчик всегда пропускал девочку вперёд). А в четверг утром я увидел в глазок, как они рука к руке поднимались по ступеням — спорили о том, когда Советский Союз построит «настоящую Звезду КЭЦ». Зоя Каховская обращалась к третьекласснику чуть свысока (как старшая — мы с ней ведь уже считались четвероклассниками). Но рыжий мальчишка не уступал ей в спорах — гнул свою линию, словно упрямый молодой бычок.

Явка ко мне по утрам стала для Зои и Вовчика привычным (и едва ли ни обязательным) делом. Неожиданно для себя я организовал в Надиной квартире маленький «пионерлагерь» (с одним отрядом из трёх человек). Вполне себе пионерский, пусть один посетитель моего летнего «лагеря» (Вовчик) и был пока октябрёнком. «В сердце» конопатый третьеклассник давно уже чувствовал себя «убеждённым» пионером: он с лёгкой тоской поглядывал на мой новенький красный галстук (купленный за шестьдесят копеек одновременно со школьной формой) и даже однажды его примерил (когда этого не видела Каховская).

Большую часть времени мы читали (точнее, читал вслух я, а Зоя и Вовчик меня слушали). Новые книги мы выбирали голосованием: я брался лишь за те произведения, которым отдали голоса оба моих слушателя. Так мы «осилили» трёхтомник Александра Беляева (пропустили только «Человека-амфибию). Прочли Джералда Даррелла «Моя семья и другие звери». Не обошли вниманием и сборник рассказов Николая Носова. Но особенности детям понравилась книга Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада». Её мы одолели всего за полтора дня (если бы не вмешалась Надя — прочли бы и за день).

Приключения «благородного» пирата подтолкнули Вовчика к идее стать моряком. Мысли о Первой межзвёздной экспедиции отошли в голове мальчика на второй план — на первый выдвинулись мечты о парусных кораблях. Рыжий самозабвенно выдумывал истории, как будет бороздить Мировой океан (когда помогал мне готовить обеды и ужины). Заверял резавшую лук Каховскую, что «бесплатно» прокатит её на своём круизном лайнере (пообещал Зое «кругосветное путешествие»). Прикидывал, где будет искать «пиратские» клады. Выспрашивал у меня, где в СССР «учат на морских капитанов».

К концу августа жара в Великозаводске спала — дышать и дома, и на улице стало легче. Народу на улицах заметно прибавилось: дети возвратились из оздоровительных лагерей и от бабушек-дедушек. Я предложил своему пионеротряду не засиживаться дома — погулять на улице. Потому что размышлял, как бывший отец двоих детей (или ещё не бывший: с этим делом я пока не разобрался — потому что жил «здесь» и всё меньше думал о «там»). Едва не обидел этим предложением любителей чтения. Вовчик и Зоя вообразили, что я захотел от них избавиться — насилу втолковал детишкам, что «ляпнул, не подумав».

В пятницу двадцать четвёртого августа (за неделю до введённого в этом году Дня знаний) Вовчик явился ко мне хмурый. Вручил мне двадцать рублей (плату за очередную тенниску), без былой радостной улыбки на лице спрятал в карман честно заработанный рубль. Опустил и без того поникшие плечи и заявил, что «завтра» прийти не сможет: «батя» повезёт его на рыбалку. Сказал, что «не смог отказаться». С печальными нотками в голосе спросил, какую книгу мы будем читать… без него. В глазах рыжего мальчишки застыла тоска (будто случилось нечто трагичное и непоправимое).

Мы с Зоей переглянулись. Каховскую несчастный вид Вовчика не оставил равнодушным. Девочка погладила рыжего третьеклассника по плечу, сочувствующе вздохнула. С надеждой заглянула мне в глаза (намекнула, что я непременно должен «что-то придумать»). И я придумал: предложил Каховской принести завтра «Алые паруса». Книга Александра Грина оставалась для Зои недочитанной (девочка призналась, что слушать меня ей нравилось несравнимо больше, чем читать самой) — предложил это исправить. Сказал, что Вовчик «всё равно не читал начало», «да и не интересно ему будет слушать про любовь».