Призрачный обряд - Моран Маша - Страница 45

– Когда придет время, сможешь пробудить их всех. Наполни кровью центр луны, и все, кто здесь заточен, проснутся.

Он указал на пол. Сверху было видно, что в центре формулы нарисована луна.

Чжиен шагнул в нишу, повернулся к Катарине лицом и скрестил руки на груди, накрыв ладонями плечи.

– Они подчинятся Манускрипту. Тайной странице. – Кирпичная кладка начала нарастать сама собой, скрывая лекаря, лицо которого снова исказилось. – Союз Четырех Лун. Запомни.

Его нос сморщился, а кожа посерела.

Заново выросшая каменная стена полностью спрятала Чжиена.

Катарина поняла, что зубы стучат от страха.

Если она правильно его поняла, то… То на пяти этажах этой башни, за арками с табличками, покоятся Создания Ночи. И она сейчас находилась в их логове.

Глава 11

Призрачная свадьба

Он сказал, что они подчинятся Манускрипту. Его тайной странице. Тайной. Еще одной? Четвертой? Боги, да откуда она взялась? Ей бы с тремя разобраться.

Катарина ворвалась в купальню с навязчивым страхом, что призраки и Создания Ночи преследуют ее по пятам. Ей казалось, что длинные когтистые пальцы цепляются за одежду, впиваются в кожу. Она часто дышала, стараясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. С нее хватит. Умертвия. Ревнивые сароен. Влюбленные в принцев целители. Тайная страница и таинственный Союз Четырех Лун. Это еще что такое? Все, довольно. Ей нужна передышка. Каждый день может стать последним, а она так и не узнала каково это – нежиться в объятиях принца, ощущать кожей его любовь.

Сбросив тяжелый промокший плащ и покрытые налипшим снегом сапоги, Катарина на цыпочках прокралась в покои для отдыха.

Принц по-прежнему спал. На этот раз его грудь почти не двигалась, а пальцы до побелевших костяшек стискивали оружие.

Отодвинув прозрачный полог, Катарина оперлась коленом о кровать и потянулась к Сунлиню. Осторожно, чтобы не потревожить его и так беспокойный сон, она развязала ленты его маски. Сунлинь повернул голову и потерся щекой о ее ладонь. Боги, как же сладко ощущать его колючую, разгоряченную ото сна кожу!..

Катарина отложила маску и посмотрела в любимое лицо. Тени под его глазами выглядели все такими же глубокими и темными, а покрывшийся кровавой коркой порез казался почти смертельной раной. Если она ляжет с ним, то либо не сможет уснуть от возбуждения, либо… либо забудется от нестерпимого счастья, что он, наконец, рядом. И тогда ее тайна окажется под угрозой разоблачения. Стоит ему протянуть руку и коснуться ее груди или отодвинуть полу халата…

Но сил противостоять искушению у Катарины не было. Плевать на все! Она легла рядом с Сунлинем, прижимаясь к нему всем телом. За скрытыми тканью окнами постепенно светлело. Нет ничего лучше, чем сон на рассвете, когда можно любоваться любимыми чертами лица.

Неожиданно Сунлинь распахнул глаза и сонно прошептал:

– Ты пришел? Или опять снишься мне?

Он коснулся пальцем ее губ, и Катарина не смогла сдержаться: оставила влажный поцелуй на шершавой подушечке.

– Если я вам снюсь, то в этом сне вы можете делать со мной все, что захотите. Но сначала вам нужно отдохнуть.

Сунлинь сгреб ее в объятия, подминая под себя и утыкаясь носом в изгиб шеи. Сполз по ее телу вниз, укладывая голову на ее груди, и блаженно закрыл глаза.

Катарина вынула из его пучка шпильку и зарылась пальцами в густые длинные волосы, пахнущие травами и мылом, которое она приготовила. Осознание того, что он теперь пахнет ею, согрело подобно огню. Теперь он всегда будет пахнуть ею. Только ею.

Ласково перебирая волосы принца, Катарина гладила его по голове, легонько массировала шею, плечи и мощную спину.

Катарина потянулась, чтобы развязать его пояс, но принц протестующе вцепился в её пальцы.

– Не нужно… Так я смогу защитить тебя… и сдержаться…

Катарина покачала головой.

– Сейчас я буду защищать вас. Спите спокойно… А потом… вам не нужно будет сдерживаться…

Сунлинь прижался носом к ее шее и глубоко вдохнул.

– Спой мне…

Катарина улыбнулась. Сердце плавилось от нежности, такой сладкой и горькой одновременно, что перехватывает дыхание.

– Я ужасно пою. Вы не уснете… Но я могу вам сыграть. Потом, когда отдохнете.

– На твоей иноземной лют-не?

Он старательно произнес незнакомое слово, проговаривая каждый звук.

Катарина не знала, что испытывает… Удивление от того, что он запомнил… Это же было так давно. Целую вечность назад. Он помнил и теперь хотел, чтобы она сыграла. Уже тогда он обратил на нее внимание…

А еще ее вновь начало сжигать желание. От того, как соблазнительно он произнес название чужестранного инструмента, как невероятно искушающе двигались его губы. Тихий выдох и скольжение кончика языка, запинка в середине слова… Это все настолько сильно провоцировало ее женскую суть, что Катарине пришлось сжать бедра, чтобы сдержать еще более болезненную пульсацию, чем прежде. И жадность… Жадность к нему. Сунлинь принадлежит только ей. И никому более. Только ей. Зря она убеждала себя, что послушно смирится и отпустит его, когда он решит, что ему стало скучно. Ни с кем она не поделится принцем. И никому не отдаст.

Катарина кивнула.

– Да, на ней. Спите…

Она зарылась пальцами в его густые длинные волосы и блаженно вздохнула.

Сунлинь вдруг приподнялся на одной руке, подтянулся чуть выше и свободной рукой медленно раздвинул ее бедра, устраиваясь между них. Катарина прерывисто вздохнула, закусив губу. Сунлинь опустился на нее, окружив своим сильным телом и прижался губами к шее. По коже Катарины опаляющим ветром пронесся его тихий горячий выдох. Сжав его бедра ногами, она снова принялась гладить его спину.

Дыхание принца постепенно выровнялось, но по-прежнему оставалось горячим, подобно ветру с огненной горы. Кажется, он наконец уснул. Катарина снова удивилась тому, каким уставшим и осунувшимся он выглядел, хоть и чувствовала, что его тело стало еще сильнее и крепче, чем прежде.

Черные ресницы, словно иглы сосны, опущенные в чернила, прямые и острые, отбрасывали длинные тени на острые скулы. Глубокие серые тени под глазами делали его лицо темным и потусторонним, лишь отчасти принадлежащим человеку. Потрескавшиеся от холода губы начали заживать и сейчас выглядели бледно-розовыми цветами, покрытыми тонкой сетью изморози.

Осмелев, Катарина чуть сдвинула в сторону ткани халатов и запустила ладони под одежду, прижав руки к горячей коже. Сунлинь едва заметно вздрогнул, застонал и еще сильнее сжал ее в объятиях. Спать с ним вместе было опасно – в любой момент он мог раскрыть ее секрет, но сопротивляться ощущению покоя и безопасности, окружившему ее впервые за долгое время, было невозможно. Еще никогда она не чувствовала себя настолько защищенной. Как будто в его объятиях никто и ничто не могло причинить ей вред.

Но все же она боялась расслабиться. Боялась допустить мысль, что принц способен ее защитить. В конце концов, эта убежденность может оказаться обычной иллюзией. Но… Эта мысль оказалась сильнее всех опасений, страхов, сомнений и разума. Так легко расслабиться и довериться ему, позволить крепким объятиям увлечь себя в невыразимо сладкий, подернутый сахарно-розовой дымкой сон, в котором во всем мире не существовало никого, кроме нее и Сунлиня!..

Катарина очнулась от нежно-порочной дремы с ощущением горячих губ, скользящих по щеке и виску. Просыпаться не хотелось. Впервые за долгое время она видела потрясающий сон, в котором хотелось остаться навсегда. В этом сне ее никто не разоблачал, не преследовал и не убивал. В этом сне она и Сунлинь были счастливы. Они жили обычной жизнью в красивом, скрытом от посторонних глаз поместье. У них были бесконечные часы любви и радости.

Катарина распахнула глаза и попыталась сесть. Она уснула. Она все-таки уснула и подставила себя под удар.

– Т-с-с… Спи… Я не хотел тебя будить…

Они лежали тесно прижавшись друг к другу. Ноги переплелись, и Катарина не понимала, где ее тело, а где тело принца. Во сне она умудрилась стянуть с его плеч верхний халат и рубашку, распластав ладони по обнаженной спине.