Как все начиналось - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 37

– Интересно, – задумалась я, – а в Солнечной Данийе так же здорово, как здесь?

Мы сидели в тенёчке около дороги, разморённые полуденной жарой. Гном дремал, оглашая окрестности неприлично громким храпом, Ванятка смотрел в синее небо и жевал травинку, а малыш спал детским радостным сном у меня на руках.

– Наверное, – протянул Ваня, широко зевая.

Разговор не клеился, друзья грелись на солнце, отдыхали от дороги и пережитых злоключений, а в моей неспокойной голове роились тревожные мысли.

Все казалось странным и запутанным. Разговор со старцем в Егорьевском ските не давал мне покоя: «иди туда, куда идёшь, там будут все ответы». Какие ответы – отдаст ли мне Совет мои законные денежки? Просто сказка: «Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!»

Когда Питрим меня увидел, то испугался, и Прасковья испугалась, она тоже что-то увидела. Что-то глубоко внутри меня, чего я сама ещё не понимаю. Бабочка?

Я прилегла на благоухающую, тёплую траву и уставилась в голубое и чистое, без единого облачка, небо, прямо перед лицом пролетела лёгкая бабочка-капустница. Я проследила за её полётом, она уселась на жёлтый цветок и сложила крылья. Я протянула к ней руку, и она испуганная вновь взлетела. Что же это за пресловутая Бабочка?

Все казалось странным, запутанным и непонятным.

Почему Анук принял меня за мать, самое родное существо? Что это – зов крови? Какой зов крови может быть у меня безродный ведьмы и юного Властителя? Почему мальчика украли, кому это нужно, кому мог помешать малыш? Бертлау не самая сильная и не самая крупная провинция Данийи, так зачем похищать несовершеннолетнего Наследника? Если это борьба за власть, то не проще ли было покончить со страшным и ужасным Арвилем Фатиа?

По сему получается, что только Властителю Фатии было выгодно похищение малыша, ведь по прошествии определённого времени Анук сам станет Властителем, и Арвиль лишится Бертлау. Значит, это был он? Он похитил мальчика тогда в лесу, он спрятал его в доме Прасковьи. Вряд ли это Фатиа, он бы не стал пачкать руки, скорее всего, кого-то послал сделать всю грязную работу, а сам сидит в своём дворце, или что у него там, и ожидает нашего прибытия.

И Виль подчинился могущественному Властителю, предал Совет, предал нас, предал Словению!

Господи, но при чем здесь я?! Парашке меня описывали, достаточно подробно, чтобы она едва ли не с первого взгляда узнала моё лицо, Фатиа этого не мог сделать по одной единственной причине – мы с ним не знакомы, слава Богу! Да, вообще, было бы странно, если бы мы оказались знакомы!

Загадки громоздились друг на друга и превращались в бесконечную пирамиду, с острой вершиной: «Что, чёрт возьми, происходит?!» В моих мыслях было некое иррациональное зерно, приводящее к самому дурацкому ответу на самые очевидные вопросы.

В это время гном открыл глаза и, кряхтя, поднялся:

– Ась, – широко зевая и потягиваясь всем телом, позвал он, – хватит мечтать. Пообедаем и поедем. На стол собери.

– Ладно, – согласилась я, вставая, – а ты куда?

– Природа, – загадочно протянул Пан и поковылял по направлению к густым с большими круглыми листьями придорожным кустам.

Я постелила белую тряпицу и начала раскладывать припасы: крынку с квасом, половину каравая, колбасу, кусок сыра, вяленое мясо, варёные яйца и пяток огромных румяных яблок.

Ваня сел рядом и отломал кусок от каравая. Только он начал жевать, как из кустов донеслись громкий голос:

– Чего? – раздался гневный крик гнома. – Вали отсюда, я их сам облюбовал!

– Да что ты ко мне привязался, стихоплёт чёртов? Откуда ты взялся-то вообще, да что ты на меня так смотришь?

Через мгновение из кустиков показался Пан, поспешно застёгивающий ремень на штанах. Его бородатое и пунцовое от ярости лицо перекосило.

– Нет, ну вы видели это? – заорал он, как ужаленный. – Даже в туалет спокойно не дают сходить, уж выбрал самые тёмные кусты, а там этот гад притаился и ждёт.

– Кто?

– Да, чучело это страшное. Маньяк недобитый!

Тут в подтверждение его слов из кустов вышел замечательной внешности субъект. Лицо его было испещрено морщинами, густая седая борода спутана, длинные седые же волосы, перевязанные пурпурной лентой в тонкий крысиный хвостик. Худое костлявое тело завёрнуто в синюю простыню до колен наподобие тоги, подвязанной на поясе, портов видно не было, пыльные ноги обуты в потрёпанные сандалии. Он встал в картинную позу, продемонстрировав нам орлиный профиль с крупным горбатым носом.

Я открыла рот из изумления, такое чудо надо было поместить или в Стольноградский музей исчезающих видов или в дом для душевнобольных. Он повернулся ко мне, окинул меня величественным взглядом и молвил, жестикулируя одной рукой, второй придерживая простыню, чтобы та не соскользнула с худых плеч:

Все-таки дом для душевнобольных, – поставила я диагноз и поскорее, действительно, прижала Анука к груди. Ну, на всякий случай, мало ли, что может быть!

– Я вижу: собираетесь обедать, – продолжал незнакомец.

И собираешь, дева, ты к столу, – тут он замолчал, надул щёки и покраснел.

– Совсем не складно, – заявил разозлённый Пантелей.

– Это все из-за тебя, рассадник заразы, – взвился поэт, и даже поднял вверх палец, демонстрируя, как он раздражён этим обстоятельством, – ты, гном, меня с рифмы сбил, это теперь надолго! А вы кушать будете, да? – он посмотрел на стол с щенячьим восторгом и громко сглотнул.

Я молча кивнула, стараясь придти в себя, и следила за тем, как незнакомец подходит к импровизированному столу и водит носом, как жалом. Мужик, не дождавшись приглашения, шустро сел на траву отломил краюху хлеба, отхлебнул от крынки с квасом и начал энергично жевать. Ваня не донеся до рта кусок сыра, ошарашено уставился на незнакомца.

– Да, вы присоединяйтесь, не стесняйтесь, – с трудом произнесла я.

– Вы тоже угощайтесь, – предложил он нам, как гостеприимный хозяин, приятно улыбаясь.

От такой наглости у Пана отвисла челюсть. Ваня продолжил трапезу, стараясь не смотреть на нечаянного соседа, гном застыл на месте и шумно дышал, отчего его ноздри раздувались, как у разъярённого быка.

– Знаешь, что, милок, вали отсюда, – прошипел он, – мало того, что ты сел под мои кустики, так ещё и жрёшь мой обед?!

– Да, ладно, Пан, – махнула я рукой, сооружая бутерброд для Анука, – не злись, иди лучше кушать.

Гном надулся, но к столу подсел и тоже начал жевать.

– Меня зовут Марлен, бродячий поэт. Я следую в Фатию на ежегодный конкурс рассказчиков и поэтов, – представился новый знакомый с набитым ртом.

– Ася, это Ваня, это Пан, а это Анук.

– Анук?

– Ну, да, Бертлау. Мы его к Арвилю Фатиа везём.

Поэт поперхнулся и вытаращил глаза.

– Пропавший Наследник?!

Он подскочил, а потом упал на колени перед мальчиком, сильно ударившись о корень огромного дуба, под которым мы сидели.

– Ты, чего, ещё и больной на голову? – удивился Пан.

– Но, ведь это Наследник! – не поднимая головы, благоговейно пробормотал Марлен.

– Да ладно, встань, – смилостивился Пан, – мы никому не скажем, что ты не поцеловал ему ступню и жрал, как свинья, за одним столом с ним.