Наследие Древнего. Том 2 (СИ) - Романов Вик - Страница 39

Если рассуждать цинично, то эти навыки очень мощны и невероятно полезны, но само их использование вызывало отторжение. Словно я замарал руки в чём-то отвратительном и грязном. Поэтому на двадцать шестом этаже я решил пока остановиться и отдохнуть от Скорпиона — пораскинуть мозгами, нужно ли углубляться в него. В конце концов я не хотел себя потерять. Моя цель — вернуться на Землю, чтобы вылечить маму, а не свихнуться и стать магическим Дартом Вейдером.

Вздохнув, я закрыл глаза и представил, как вылетаю из Дворца Скорпиона. В то же мгновение я очутился в тренировочном зале и задумчиво огляделся. Пусто. Барбул от меня шарахался, бормоча под нос проклятия Борису, а Золотой Император являл мне свой лик только по запросу — да и то, приходилось хорошо так поорать, чтобы его дозваться. Подозреваю, что он просто мелочно мстил за нанесенное ему оскорбление. Хотя в какой-то степени я его понимал — на его народом висит страшная угроза, а коварный план по перерождению провалился из-за одного амулетика, защищающего от ментального вторжения. Довольно забавно, как чрезмерное самомнение и самоуверенность губят даже самых великих людей.

Удача повернулась ко мне лицом, а к Императору — задом, но я всё равно ему не доверял. Так что Бориса в Шкатулку не брал — котяра остался в столице, наслаждался купеческой жизнью и ждал от меня сигнала, если вдруг что случится.

Я посмотрел на Дворец Четырнадцатого Созвездия — оно осталось для меня безымянным, я продолжал называть его по номеру. Этот дворец заметно отличался от других — всего шестнадцать этажей, тогда как прочие здания были не менее тридцати этажей в высоту, а цвет сиял ослепительно серебряным напылением — оно, словно дымка, вилось над стенами дворца, то оседая на них, то опять взмывая в воздух. Как миллионы крохотных серебряных светлячков.

И то, что я могу видеть это сияние, — уже значимое достижение, ведь сперва Дворец Четырнадцатого был для меня самым обыкновенным. Как оказалось, с этим Созвездием дела обстояли значительно сложнее — на первый этаж нельзя было автоматически переместиться, нужно было заслужить возможность вообще дотронуться до дверной ручки. Так что в перерывах между тренировками со Скорпионом я постигал Четырнадцатое. Начал видеть его истинный облик, сделал первые шаги к двери, и вот сегодня… Сегодня я, наконец, зайду внутрь.

Как только моя ладонь погрузилась в серебряное сияние, я перенёсся в… пустыню. Передо мной соткался согбенный старец с длинной бородой и кустистыми седыми бровями. Он опирался на посох и мрачно сверлил меня взглядом, неодобрительно покачивая головой.

— Когда же вы оставите меня в покое?! — воскликнул он хриплым голосом. Было очень заметно, что он давно не разговаривал. — Проклятая Шкатулка! Неужели она нашла себе хозяина?! Неучи, невежды, бармаглоты… Признавайся, мальчишка, ты тоже хочешь овладеть магией, но не хочешь ничего учить?

— Нет, что вы, — первым порывом было ответить грубостью на грубость, но я подавил эмоции и уважительно спросил: — Если уж вы ничем не заняты, не научите меня паре заклинаний? Кажется, у меня есть некоторые задатки в целительстве. Недавно, например, я прирастил ногу одному бравому воину…

— Барбулу, что ли? Этому малолетнему идиоту? После того, как твой же фамилиар ему эту ногу и отрезал? — неожиданно фыркнул старец и добавил, поймав мой удивлённый взгляд: — Преподаватели Шкатулки всё видят и слышат. Конечно, кхм, чтобы составить учебный план. Ну, те преподаватели, что не отдали душу Созвездиям. Чего бровями дёргаешь? А ты думал, чем Шкатулка Бесконечно живёт? Душами, которые сюда запирают. Эх, молодёжь, совсем книг не читаете!

Я передёрнул плечами и почему-то вспомнил Андреа. Во время нашей первой встречи она говорила о Шкатулке Бесконечности как о спасении, о втором шансе на счастливую жизнь, но вот её грустный взгляд и обречённость… Они говорили совершенно о другом.

— Да-да, — покивал старец, будто прочитав мои мысли. — Дураков сюда и заманивали. Да не шевели ты бровями, раздражаешь! Включил тут иронию! Да, я тоже дурак! Правда, погнался не за долгой жизнью, а за богатой библиотекой, лабораторией, магическим средоточием… Мечтал совершить великие открытия! Озарить весь мир гениальностью своего ума! Эх! Дурак как есть! А ты о чём мечтаешь, балбес?

— Да мне бы раны в бою залечивать, — я ухмыльнулся. — Вечной жизни не прошу, только чтобы за своим и чужим здоровьем легко следилось.

— Хитрец! А вечная жизнь ведь за хорошим здоровьем и тянется! — произнёс старец с нарочитым осуждением, но в глубине его глаз горело веселье. — Чего улыбаешься? Весело тебе? Я тебе что, выездной театр с глупыми комедиями? Ух, так уж быть, обучу тебя! Ой, как я тебя обучу… — от потёр ладони и коварно усмехнулся. — Взмолишься о пощаде!

— Ну, давайте приступать, — я шагнул ближе и развёл руками. — А то вы всё обещаете и обещаете…

Старец вдруг крутанулся вокруг своей оси, полы его белого балахона взметнулись над золотистым песком, по пустыне пополз белый туман. Он накатывал густыми клубящимися волнами и почти сразу же отступал, обнажая… обнажённые истощённые тела. Они лежали ровными рядами, которые исчезали где-то на горизонте. Я пригляделся и понял, что костлявые грудные клетки едва заметно вздымались и опадали. Эти люди были живы. Старец подошёл к первому ряду… пациентов? и повернулся ко мне, требовательно махнул: мол, немедленно иди сюда, чего застыл?!

Я понятливо шагнул вперёд и уточнил:

— Что делать?

— У всех этих людей обезвоживание. Знаешь ли ты, что вода — это самое важное сокровище любого живого организма? — поинтересовался он и наставительно поднял указательный палец. — Вода — это лимфа, кровь, мышцы, внутренние органы! О, хотя бы один не кривит нос, когда я это говорю! Не представляешь, сколько раз я рассказывал об этом своим ученикам! И умным, и не очень. И все требовали быстрее продолжать, не задерживаться на этой теме! Никто не хотел слушать, что вода — это основа исцеления!

— Если научусь восстанавливать воду в организме, то смогу восполнять, например, потерю крови? — догадался я.

— Именно! — старец снова ткнул пальцем в людей, лежащих без сознания. — Тренируйся! Пока всех не восстановишь, дальше не продвинешься! А если попытаешься сделать это без моей помощи, то поверь мне — я сделаю всё, чтобы ты даже ко дворцу не смог подступиться! Понял?

— Понял, понял, — я кивнул и, поколебавшись, спросил, обведя своих пациентов рукой: — Все эти люди, они тоже согласились жить в Шкатулке Бесконечности, надеясь на второй шанс?

— Откуда мне знать, на что они надеялись? — сварливо проворчал старец, но всё-таки с видимой неохотой добавил: — Все экспонаты из нижних сословий, потому и не живут, а так, существуют. Ты же в обители смерти сталкивался уже с такими.

У меня брови на лоб полезли, я с нехорошим предчувствием переспросил:

— В обители смерти?

— Балбес! Ты хотя бы читать умеешь? А считать до десяти? Таких элементарных вещей не знать! — старец с довольным видом сложил руки на груди и важно прошёлся справа налево и обратно. — То, что было живым, но умерло, в Шкатулке Бесконечности долго не протянет! Сгниёт. Для твоих экспериментов… То есть для экспериментов хозяина Шкатулки в неё согнали простой народ. Некоторые — преступники, их не жалко, а вот некоторые… обычные работяги, только очень бедные. Тех, кого Шкатулка высасывает почти до дна, выкидывают в этот склеп, — старец скривился с отвращением. — Чтобы хозяин учился колдовать с мёртвой плотью.

— Вы даже умереть здесь спокойно не можете? — протянул я и, не дожидаясь ответа, шагнул к первому пациенту. Мне не требовались объяснения, ситуация вырисовывалась нерадужная. Паршиво было, что единственное, что я мог сделать, — это использовать все средства Шкатулки для собственного развития. Освобождать рабов Шкатулки бессмысленно — умрут. А не освобождать… Тоже умрут.

Задание растянулось на неделю. Целых семь дней я каждое утро возвращался во Дворец Четырнадцатого и прилежно восстанавливал водно-солевой баланс в измученных людях. Правда, эффект от этого был временный — через два дня я начал встречать среди пациентов знакомые лица тех, кого вроде бы уже исцелил. Старец сказал, что Шкатулка знатно измочалила этих людей и моё лечение как бы заряжало их на час или два, не больше. Так что я продолжал тренироваться, стараясь абстрагироваться от неприятной информации. Правильно говорят: многие знания — многие печали.