Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Генерал-майор - Посняков Андрей - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Страсть страстью, однако отношения между молодыми людьми пока что оставались чисто платоническими. Майков очень уж сильно берег своих воспитанниц, почти никуда не отпуская. Да и Танечка, к слову сказать, оказалась девушкой чистой и честной, к тому же в те времена было не принято форсировать события.

Вот и томился Денис, вот и ждал, нарезая круги вокруг старого серого дома, казармы, где под строгим приглядом цербера Украсова и проживали юные воспитанницы театрального училища. Да что там говорить, даже на репетиции девчонок возили в специальном возке, в «воронке», как прозвал его Дэн. И нужно было еще постараться улучить момент, чтобы свидеться, шепнуть что-то нежное, дотронуться до руки, передать небольшой подарок… Утешало лишь то, что все еще только начиналось.

Вернувшись домой, погруженный в невеселые мысли Денис еще не успел отобедать, когда внизу послышались шум, хохот, и громкий голос Американца оторвал гусара от софы:

– А-а-а! Он еще и валяется! Поди, не вставал?

– О, Федя! – слабо улыбнулся Дэн. – А мы как раз обедать собрались. Давай с нами.

– Обедать? Ой, брат! – изобразив на лице конфуз, граф подмигнул хозяину. – Я тебя сам хотел обедать позвать. За тем и явился. Знаешь, какой мне пирог прислали из Страсбурга? Не знаешь! И не можешь знать. Едем же скорей, отведаешь… и не только пирог.

Последние слова Толстой произнес едва слышно, ибо в комнату как раз вошла Сашенька:

– Ой, граф! Оставайтесь с нами обедать.

– Да я ж, милая Сашенька, к стыду своему, братца вашего к себе отобедать зову.

– На какой-то там пирог, – вскользь добавил Давыдов.

– Да! На пирог!

Уж такой человек был граф Федор, что ему ну никак невозможно было противиться, решительно никаким образом! Уговорить Американец мог любого – уговорил и Сашеньку отпустить братца, поддался на уговоры и Денис.

– Ну, ладно, езжайте. Только смотрите, недолго.

– Ах, Сашенька, душа моя! Великое вам мерси.

* * *

Граф Федор Американец Толстой проживал в небольшом особнячке в переулке Сивцев Вражек. Когда-то там по дну оврага (вражка) протекала небольшая речка, прозванная Сивкой за сивый, грязно-серый цвет воды. Речка сия впадала в знаменитый ручей Черторый, вокруг которого испокон веку селились всякого рода ярыжки, торговцы краденым, литературные критики и прочего рода лиходеи. В сем недобром местечке (как говаривали в старину – на Чертолье) всякому честному человеку опасно было появляться и днем, что уж говорить о ночи! Сколько трупов было сброшено в Сивку да в ручей, один черт ведает! Ныне же о тех страшных временах уже ничего не напоминало. Речку Сивку еще до войны с Бонапартом заключили в трубу, овражек засыпали, лиходеи как-то перевелись… ежели не считать таковым самого Американца, а такого мнения придерживались многие.

Обещанный графом Федей пирог оказался не так вкусен, как велик, размерами примерно с тележное колесо, уж никак не меньше. Пока с ними управлялись, выпили с пол-ящика красного «Шато-Рез». Выпили, конечно, не на двоих. Кроме «сердечного друга Дениса» Американец позвал еще нескольких господ, из коих Давыдов знал лишь князя Петрушу Вяземского – с ним и облобызались, с остальными же Денис Васильевич поздоровался учтиво, но весьма холодно, ибо заметил среди них одного человечка, о котором ходило по Москве много нехороших слухов, правда, куда меньше, чем о том же Американце. Однако граф Федор, несмотря на все свои недостатки, все же был душа-человек, а вот этот…

Звали его Николай Эрдонов, и был он то ли князь, то ли граф, то ли чей-то внебрачный сын. Высокий, красивый брюнет с узенькими усиками, он казался вполне комильфо, правда, глаза подкачали: слегка навыкате, серо-голубые, бесцветные, как у снулой рыбы, они вовсе не лучились дружелюбием, скорее наоборот, искоса бросаемые на полузнакомых людей взгляды казались какими-то гаденькими, липкими. Может быть, оттого, что, по слухам, сей господин устраивал у себя дома некие таинственные и чрезвычайно мерзкие оргии, о которых было не принято говорить вслух. Впрочем, мало ли что болтали? Вон, Американец – тоже любитель оргий, еще тот черт! Кстати, не для оргии ли он всех сюда и собрал? Ну да, ну да, одни мужчины, без женщин… Ах, наверняка, наверняка что-то такое будет… Не на страсбургский же пирог все пришли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Что ж, в мыслях своих Денис отнюдь не ошибся. Нет, поначалу все шло вполне себе пристойно: после красного вина открыли шампанское, а потом все как-то плавно перешли на водку.

– А выпьем-ка, друзья, за славную нашу победу!

Ну кто ж откажется за победу выпить? Правда, можно было бы уточнить, за какую именно, но как-то уж обошлись без занудства.

После третьей стопки князь Петруша Вяземский вдруг поднялся на ноги, с шумом отодвинув стул, и, конфузливо щурясь, вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо бумажный листок:

– Я тут это… кое-что набросал, господа… Тебе, Денис Васильевич!

Денис не успел и слова молвить, как Американец уже захлопал в ладоши:

– Вот это славно! Вот это – давай! Давай, давай, Петро, не тушуйся!

Молодой человек откашлялся и с выражением прочел:

Давыдов, баловень счастливый
Не той волшебницы слепой,
И благосклонной, и спесивой,
Вертящей мир своей клюкой…

Князь Вяземский, к слову, был тот еще графоман, однако эти его стихи Денису очень понравились. Особенно фраза «бесстрашный в ратном поле, застенчив при дверях вельмож». Да, наверное, так оно и бывало… иногда…

– Ну, ты уж и скажешь – застенчив… – рассмеялся граф Федор. – Это Денис-то? Ну-ну…

Между тем растроганный до глубины души Давыдов тут же вскочил и, обняв молодого князя, высказал ему всю свою признательность, предложив выпить за дружбу и за друзей.

– Вот это замечательный тост! Славный! – Американец первый же и поднял бокал.

Все выпили, после чего обласканный аплодисментами пиит откланялся, сославшись на дела.

– Какие такие дела? – начал было Толстой.

Однако ж Вяземский остался непреклонным:

– Да вот, дела, брат. Матушка с загородной дачи едет… Надобно встретить, да так… То да се…

– А, ну раз матушка… И все же! На самом интересном месте, друг!

И впрямь на самом интересном… После ухода Вяземского пошло-поехало! Проводив молодого князя, хозяин вальяжно хлопнул в ладоши и предложил гостям пройти в его домашний театр. Прямо так и молвил: «В мой домашний театр, мол, добро пожаловать! Антре, силь ву пле!»

У Давыдова – а, впрочем, не только у него одного – от удивления глаза на лоб полезли. Ну, Федор, ну, собака, силен! Вот, говорят, бретер, авантюрист, шулер, а поди ж ты, театр свой завел, меценат хренов. Новый Майков, однако…

Гости тоже перешептывались, с интересом поглядывая на графа, а уж тот просто млел от удовольствия, нежился, словно мартовский кот на солнышке, – и правда ведь произвел фурор. И пусть театр оказался всего лишь не шибко-то большой залой с несколькими креслами для зрителей и запрятанной под синей бархатной портьерою сценой, пусть… Все же это был самый настоящий театр!

– Тысяча курток для папы Карло! – забывшись, восторженно бросил Дэн.

– Каких-каких курток?

– Сбылась мечта Буратино, ага! Да не бери в голову, Феденька. Скажи-ка лучше, что там у тебя за спектакль?

– А вот увидишь! Вы все увидите. Вот прямо сейчас.

С важностью записного конферансье Американец подмигнул собравшимся и, махнув рукой, крикнул куда-то за сцену:

– Начинайте! Commencez! Je vous en prie!

Появившиеся непонятно откуда слуги задернули плотными шторами окна, по обеим сторонам сцены трепетно зажглись свечи. За портьерою, в глубине сцены, глухо зарокотал барабан, ему принялась вторить флейта, и под бравурную трель рояля, наконец, медленно раздвинулся занавес, явив взору гостей очаровательную юную нимфу. Гибкое, тронутое золотистым загаром тело нимфы прикрывала лишь коротенькая греческая туника, голову украшал длинный голубой парик, забранный серебряным обручем. Этакая Мальвина!