Берегиня Иансы - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 27

– Он хочет избавиться от меня, – пожала я плечами, – и обязательно это сделает, если найдет. Как ты думаешь, я побегу к нему теперь? И знаешь что? Не надо мне ничего рассказывать, потому что мне неинтересно.

– Зато мне очень интересно. – Глаза Николая злобно блеснули. – Что у вас произошло? Ты, Наталья, мечешься из крайности в крайность. Вы с графом то дружите, то нет. Не понимаю я чего-то. Аль ты определиться не можешь, хорошо тебе с ним или плохо?!

Я не выдержала и расплылась в многозначительной улыбке.

– Ты хотя бы представляешь, сколько вы дел натворили, голубки?! – Савков старался перекричать царивший вокруг шум и гвалт, настырную музыку гармони. Сам не замечая, как становился пунцовым от ярости.

– Ко-оленька, – протянула я, – да меня так с детства не отчитывали! Не ревность ли промелькнула в твоих словах, или мне только почудилось?

Николай осекся, бледнея и сжимая губы. Грубый намек на его нелепое и неуклюжее признание тогда, год назад в музее Николаевска, оказался тем самым долгожданным ударом в живот. Колдун не сводил с меня яростного взгляда, а потом через силу пробормотал:

– Я думаю, мы едем в Николаевск. Король Иван хочет заключить мирный пакт с Лопатовым-Пяткиным. Ты станешь откупом. Так было решено и так будет. Завтра поутру трогаемся в путь. Времени мало.

В затуманенном мозгу новость, в другое бы время рассмешившая, не оставила никакого отпечатка, я широко зевнула и встала.

– Меня ты, что ли, заставишь ехать?

Савков поднялся следом и, опершись на столешницу, нагнулся ко мне. Выглядел он на редкость одурманенным, даже заметно зашатался.

– А почему ты решила, будто я один путешествую? – промямлил он заплетающимся языком и не-определенно махнул слабой рукой.

Перед глазами у меня кружился хоровод. Неловко оглянувшись, я вдруг поняла, что двери трапезной надежно перекрыты стражами в красных плащах Тульянского королевского полка.

– Ну ты и сволочь! – расплылась я в довольной улыбке, будто сама мысль, что Савков последний негодяй, поймавший меня со всеми потрохами, доставила удовольствие. – Чего сразу-то не схватил?

– Жрать хотелось…

А потом комната расплылась перед взором, к горлу подступил тошнотворный комок. Кто-то держал меня под руки, куда-то грубо тащил, а ни сил, ни желания вырываться и бежать не осталось. Я плыла по сладостным волнам долгожданного хмельного сна, а далекий чужой голос недовольно повторял, как сломанная шарманка:

– Когда они надраться-то успели? Давай их сюда положим. Вдвоем? А Николай Евстигнеевич не осерчает с утра, все-таки девку давно выловить пытались?

Вокруг было светло, душно и тесно. Хотелось стянуть с себя влажную рубаху и раскинуть руки, но что-то мешало. Какая-то каменная глыба теснила меня, наваливалась и грозилась подмять под себя. Я пошевелилась и открыла глаза, взгляд уперся в обшарпанную стену. Кое-где на побелке появились мелкие темные трещинки, будто крохотные морщинки на лице пожилой женщины. Голова шла кругом, а во рту стояла неприятная сухость. Кто-то горячий и громогласно храпящий прижимал меня к стене, наваливаясь все сильнее. Упершись коленями, я потеснила наглеца. Тот недовольно забормотал, зашевелился…

«Что-то я не понимаю, какой еще наглец?..» – пронеслось в гудящей голове.

Ответ нашелся сразу после того, как сосед хрипло произнес:

– Я щас с кровати упаду.

– Савков? – Я неловко перевернулась, хорошенько ткнув кавалера острым локотком. – Ты чего тут делаешь?

Спали мы одетые. Штанины портов во сне задрались выше колен, и теперь лежать было дюже неудобно. Живот неприятно сводило судорогой, как после хорошего перепоя. Николай не шевелился и больше признаков жизни не подавал.

– Савков! – ударила я его в плечо.

– Ммм?

– Савков, какого рожна мы в одной постели? Я же должна уже быть на полпути к границе Тульяндии… – Пришедшая тут же догадка меня ошеломила. – Так ты, скотина, мне сонного порошка в пойло подмешал?!

От злости я пихнула недвижимого гостя, и тот с грохотом свалился на пол, видать хорошенько приложившись лбом.

– Москвина, мать твою! – Он шустро сел. Его загорелое небритое лицо пересекали алые следы от тяжелой пуховой подушки. – Москвина? – недоуменно повторил Николай, и лицо его озарила изумленная, почти издевательская улыбка.

– Не ухмыляйся так глумливенько, – фыркнула я. – Мы спали полностью одетые.

Тут второе неожиданное открытие заставило мою больную голову заработать в удвоенном темпе – вокруг царил редкостный бардак.

Моя одежда, с вечера собранная в седельные сумки, была разбросана, банные принадлежности раскиданы по столу, мешочек, где я хранила подложную грамоту и деньги, единственный аккуратно висел на спинке стула, совершенно неправдоподобно пустой. Сума, куда я прятала Страха, а намедни и кошель Савкова, разодранная, венчала гору перерытого тряпья, скинутого у стола.

– Наталья, – хмыкнул Николай, – не хочу тебя расстраивать, но, похоже, тебя ограбили.

– Потрясающе! – Что делать – непонятно: то ли смеяться, то ли плакать.

Вор ограбил вора! Невероятное хамство! Что искали, я знала точно – браслет Королевская Невинность. Ну Погуляй, ну мошенник!

– А чего ты зубы скалишь? – рявкнула я раздраженно, сползая с кровати и нарочно стукнув его. – Тебя тоже, между прочим, обокрали!

– Это как? – недоуменно поморщился он и, широко зевая, почесал почерневший от утренней щетины подбородок.

Я попыталась разыскать сапоги. Не было! Похоже, прохиндеи утащили мою единственную обувку.

– Как-как?! – Вытащив из кучи белья весьма фривольную ночную сорочку голубого шелка, купленную мной в момент помутнения рассудка, я обнаружила на ней внушительную дыру и брезгливо отбросила в сторону. – Я вчера твой кошель стащила, а ночью его стащили у меня.

– Ты что сделала? – отозвался Николай елейным голосом, от тона которого меня передернуло.

Осторожно покосившись на колдуна, я поняла, что дело худо. Выражение лица того не вызывало никаких сомнений – сейчас даст по шапке.

– Коленька, ты чего? – Я стала пятиться к окну, делая вид, что рассматриваю на свет отпечаток черной подошвы на спине белой, совсем новой исподней рубахи. – Савков, ну ты чего так злишься-то?

Николай медленно поднялся, распрямился, пошатнулся и стал наступать на меня хмурой темной глыбой, собираясь, видать, одарить хорошей оплеухой.

– Москвина, ты подзаборная воровка…

– На личности не переходить! – предупредила я, ткнув пальцем в его сторону.

– Да я… да ты…

– Николай Евстигнеевич! – заорали из коридора и тем самым спасли мне жизнь. Признаться, дыхание от облегчения перевела. – Вы проснулись?!

Я с подозрением покосилась на дверь. Память об окончании вчерашнего вчера отшибло напрочь. Последнее, что помнилось, – как ужинали в трапезной да запивали пивом. И, видно, говорили о чем-то. Наверное, Николай меня и со своими попутчиками знакомил, раз сейчас так смело в комнату тарабанят.

– Иди сюда, Федор! – гаркнул Савков и кинулся к двери. – Быстро ко мне!

На пороге появился испуганный юноша в красном плаще стража Тульяндского предела, и у меня похолодело внутри. В голове уже проносились быстрые мысли. Сомнений не оставалось – Николай приехал сюда с отрядом. Не случайно он вчера прогуливался по пустому переулку, не воздухом майским дышал, а меня выслеживал да подстерегал. Надо было дать деру, как только от побоев отошла, а не тащиться с ним на постоялый двор. Это помешательство какое-то! Он же фанатик! Видно, преследовал с тех самых пор, как выбрался из сарая в Дудинке.

Меня поймали, но каким же, право, изящным, свежим способом – напоили допьяна, спать уложили, а потом уже и арестовывать надумали! Оригинально!

Мальчишка, бедолага, испуганный грозным видом Главного, трясся промерзшей шавкой, даже кадык на тонкой длинной шее ходил в такт его лихорадке.

– Ник… Ник… Ник… – залепетал он, глотая слова, – мы не знал… мож… ли с дев… но вы… вона, беседовали… вроде…