Злые чудеса (сборник) - Бушков Александр Александрович - Страница 29

Заключалась служба в том, что каждый день перед обедом, в любую погоду, Муромец брал березовое полено и с полчаса колошматил обоих татаровей, как рекомую Сидорову козу. Остальное время они вольны были использовать по своему усмотрению. К службе татаровья давно привыкли, полагая, что полчаса колошмаченья в день – не так уж и много за такие деньги.

Когда Щенко появился на подворье Ильи, тот как раз закончил утреннюю разминку, отшвырнул измочаленное полено и выпил бадью квасу, а Елдыгей-мурза и Сабантуй-бек, переглянувшись и привычно почесав ушибленные места, направились в кабак.

– Тебе, паря, чего? – поинтересовался Муромец.

– Интервью брать пришел.

На лице Ильи отразилось непритворное изумление:

– А у меня твоего интервья и нету. Может, ты его по пьянке у кого другого оставил да запамятовал?

– Да нет, – сказал Щенко. – Это значит, ты мне про свою жизнь расскажешь без особых прикрас, а я в «Кузькиной матери» пропечатаю, да еще и денежки тебе заплачу.

– Так ты Ольг Щенко и есть? Востер, востер…

Щенко скромно потупился.

– А медовухи у тебя, часом, нетути?

– Редакционная! – гордо сказал Щенко, показав полнехонькое ведро.

Вскоре они уже были закадычными друзьями, и Илья Муромец повествовал:

– Значит, дело было так… Стукнуло мне, парнишке, всего-то десять годков, да бойкость натуры подвела – сунулся за бабами в бане подглядывать. А бабы в Карачарове у нас, Ольгушок, лютые, как ахнула одна шайкою, да по головушке, так я и обездвижел на тридцать лет и три года.

– Ну а как встал-то?

– А это дело тож, как выражался захожий фрязин, эротическое, – признался Илья. – Шли как-то мимо Карачарова трое калик перехожих, а шли они из Царьграда, вот и набрались там византийского сраму – когда мужик с мужиком содомство учиняет… И как прошли они по селу да по Карачарову, никого не сыскали – народ весь на пашне. Заглянули в батькину избу – обрадовались. Вот, говорят, на печи парняга подходящий лежмя лежит, с ним и начнем царьградский блуд учинять. Тут я с дюжего перепугу вскочил и убег, враз в ноженьки сила вернулась…

Щенко слегка поскучнел.

– А вот взять Соловья-Разбойника… – разговорился Илья. – Ты хошь ведаешь, за что его Соловьем прозвали? За то, что свистал постоянно. Что ни попадя и у всех без разбору. У Поповича узду свистнул, у Добрыни – сапоги с шапкою. Где ни пройдет, уж да и непременно что-нибудь свистнет. Пили мы с ним как-то раз, до избы не дошли и в канаве успокоились. Просыпаюсь – ни Соловья рядом, ни кошеля моего с гривнами. Свистнул, паскуда! Я – за ним, он – от меня, забрался было на дуб, да сшиб я его оттуда каменюгою, измордовал вдосыт. Теперь у нас троих не свистает, ни-ни…

Щенко скучнел на глазах, несмотря на выпитое.

– Или вот как с Добрынюшкой-то было, – разошелся Илья. – Пил он, сердешный, месяц без просыпу и допился до того, что случилось ему явление зеленого змия. Страшно-ой! Схватил Добрыня палицу свою богатырскую и начал того змея изничтожать. Все в избе изломал, потом ограду порушил, поветь разнес, к соседским теремам подступать стал. Хорошо, мы с Поповичем вовремя подоспели, стяжком березовым бережно по темечку тюкнули и до рассвета в мокрой простыне держали, покуда в разум не вернулся…

Запершись у себя в кабинете, Щенко некоторое время пребывал в растерянности – для печати рассказанное как-то не годилось. Однако растерянность длилась недолго. Велев подать себе медовухи, Щенко воспрянул и взялся за нелегкий труд. Под его борзым пером три перехожих содомовца превратились в бродячих исцелителей, а история с Соловьем-Разбойником и битва Добрыни со змеем приняли не только благолепный, но и назидательный вид – тот, в котором и дошли до нашего времени, где ныне известны как былины. К сожалению, из-за последующих событий, о коих будет поведано ниже, заслуги Щенко на ниве назидательной прозы остались историкам неизвестны и по достоинству не оценены.

Падение

Сидючи в своем кабинете, редактор «Кузькиной матери» был зело печален.

Скорбные раздумья угнетали его буйну голову, но причина, уж конечно, крылась не в Ферапонтыче. Никаким конкурентом «Кузьке» «Голос демократии» так и не стал. По одной-единственной простой причине: язык, на котором Ферапонтыч изъяснялся с киевлянами, был им решительно неведом, большинства слов они и не понимали вовсе, а те, что были понятны, ясности не вносили. Хорошо еще, что чья-то умная голова в конце концов нашла «Голосу» самое что ни на есть прозаическое применение: кто-то подметил, что Ферапонтычеву газету использовать в некоторых ситуациях гораздо сподручнее, чем, скажем, лист лопуха. А сарацинский торговый человек Абу-Симбел первым догадался, что в газету можно заворачивать финики, и тогда покупателю не в пример удобнее нести товар с торжища, нежели, скажем, в шапке. С момента этих открытий спрос на «Голос демократии» даже возрос, но сам-то Ферапонтыч быстро открыл, в чем тут дело, и от тоски впал в вовсе уж беспробудное пьянство и, шатаясь по киевским улицам, мрачно-туманно сулил встречным какие-то жуткие сюрпризы.

Нет, не в конкуренте было дело. Как ни популярна стала в Киеве и сопредельных странах «Кузькина мать», а запас поношений и ругательств отнюдь не напоминает бездонную бочку. Все чаще и Щенко, и его бравые сподвижники ловили себя на том, что повторяются. К превеликому сожалению, то же констатировал и князь Владимир, в лоб заявивший, что газета уже не наводит на соседей того ужаса. Денежки на содержание стали помаленьку урезать, медовухой снабжали опять-таки вдвое меньше против былого порциона. Кроме того, борьба с жидомасонством как-то не налаживалась. Теоретически Щенко был готов бороться, не щадя живота своего, но вот на практике не получалось, хоть ты тресни. Чем дальше, тем больше Щенко тихо сатанел…

Однако окончательно осатанеть ему не дал нежданный визитер – торговый иудей Бен-Шамуэль из древнего города Кордоба. Чуть ли не бесшумно просочившись в кабинет, он какое-то время взирал на редактора с невыразимым почтением, после чего осмелился открыть рот:

– О редактор из редакторов! – начал он с перенятой у мавров цветистостью. – О газетир из газетиров! Имя твое с почтением повторяют от новгородского торжища до магрибских базаров! Мне доподлинно известно, что одна багдадская старуха недавно заявила, будто она-то как раз и есть Кузькина мать, разлученная с тобою в детстве исфаганскими пиратами! Это – всеевропейское признание, не отрицай, о светоч газетирства!

Хмурый от тревог и с похмелья Щенко отрицать не стал.

– Однако и в дурной голове ничтожного Шамуэльки ухитрилась родиться преглупейшая мысль… – вещал тихонечко торговый человек. – Почему бы тебе, свет редакторства, не отвести кусочек твоей высокочтимой газеты – о, совсем ничтожный! – под небольшой рассказ о том, как просторна и удобна лавка ничтожного Шамуэльки? Та лавка, что на Подоле, если за канавой свернуть влево? Почему бы не рассказать – о, совсем кратенько! – как прочны и красивы кордобские кожи, серебряные запястья и хорасанские ковры, коими торгует в сей лавке убогий Шамуэлька? – и он осторожненько положил на стол рядом с редакторским локтем отличавшийся приятной пухлостью мешочек. – Сказано кем-то из великих, что слово – золото. Глубоко подмечено… Я бы не осмелился считать твое слово серебряным или медным…

Щенко сначала подумал, что стоило бы припечатать этого несомненного жидомасона пустым жбаном по лбу. Однако во всем редакционном тереме не было ни глотка медовухи, да и с гривнами обстояло, меж своими признаться, плачевно. А в симпатичном мешочке и в самом деле позвякивало золото.

Торговый иудей Бен-Шамуэль, конечно, и не думал, что ненароком ухитрился изобрести платную газетную рекламу. Он попросту был торговцем от Бога. И, мысленно прикинув время, потребное руке Щенко, чтобы прибрать золотишко в карман, ошибся всего лишь на две секунды – простительная ошибка для человека, понятия не имевшего о термине «секунда»…

Свежий номер «Кузькиной матери» вышел с рекламой кордобской кожи, серебряных запястий и хорасанских ковров. Бен-Шамуэль, понятное дело, держал свою выдумку в секрете от всех и каждого, но хитрейший торговый люд, прошедший огни и воды, Магриб и Левант, варягов и греков, очень быстро кое-что сопоставил, прикинул и сделал выводы…