Клоака. Станция потери (СИ) - Муссен Анна - Страница 11

— Кажется, она сейчас опять отключится.

Белла поднимается с сидений и подходит к Врачу. Семен сразу же прерывает свой разговор с… Как мне его называть-то? Просто «рыжий»? Вот так вот просто и безвкусно? К тому же, у нас уже есть «черноволосая». Так что отличия по цветовому окрасу волос надо оставить только для Беллы.

Нет, лучше назвать его «апельсинчик» или «мандаринчик». Пусть… Да, пусть будет Мандарином. Как тот злодей из комиксов. Или нет… Точно, как Рыжик! Мандарин!

Был как-то в нашем дворе рыжий кот, которого именно так все и называли. Хороший кошара, ничего не скажешь. Толстый, ленивый и до ужаса ласкучий. Продавался незнакомцам за молоко и виноград. А летом за дыни и арбузы. Никогда не видела среди котов таких гастрономических извращенцев.

— Дай посмотреть, — говорит Семен, но смысл сказанных им слов доходит до меня только тогда, когда Врач расширяет мои глаза своими пальцами и внимательно в них вглядывается.

В глаза мои, не в свои пальцы.

То есть вглядывается он в зрачки, но сути это не меняет. Наверное, проверяет… Что там можно проверять? Расширены ли они? Сужены ли? Вообще не понимаю, что происходит.

— Внимание все еще рассеяно, но ты приходишь в норму, Нина, — успокаивающе произносит Врач, похлопав меня по плечу. — Голова болит? Тошнит? Трудно дышать?

Прислушиваюсь к ответу своего организма на эти вопросы. Вроде ничего из перечисленного не ощущаю.

— Думать сложно.

И это правда. Думать и так по жизни сложно, а тут…

Перевожу взгляд на сидящего напротив меня Сергея. Уверена, что он выглядит лучше, чем я. Кстати, это ведь несправедливо, правда? Парни всегда хорошо выглядят. Особенно после сна. Вот мне после пробуждения страшно в зеркало смотреть. Волосы в разные стороны торчат, лицо все какое-то помятое, след слюней на подбородке, мешки под глазами, да и вообще бледная я, как поганка.

Мама, во всяком случае, сравнивает меня именно с этим грибом. Или же с синюшной куриной тушкой, которыми в ее молодости были забиты их продуктовые магазины. Никаких тебе по отдельности ножек, крыльев, бедер и филе. Цельная курица, у которой кожа не розовая, а синюшно-белая в пупырышку.

Фу, ну и мерзость.

— Знобит? — спрашивает Семен, замечая то, как от бурного воображения я передергиваю плечами.

— Нет. Все нормально.

Смотрю на Сергея, думая, что же ему сказать.

Я сама навязалась пойти вместе с ним и стала для него…обузой. Но меня ведь нельзя таковой считать, да? Это благодаря мне аварийная кнопка была найдена. Благодаря мне же, да? В той стене ведь была эта пресловутая кнопка? Ну или рычажок… Или что-то еще… Не важно. Я ведь не была обузой, чтобы стыдиться этого, да?

Да, да, да. Много «да» перед знаками вопросов…

С головой точно непорядок.

— Мы в первом вагоне? — спрашиваю я первое, что приходит в голову.

— Да, — коротко отвечает Спортсмен, кивая куда-то в сторону.

Прослеживаю за этим движением, но мое внимание привлекает не глухая стена, разделяющая вагон от кабины машиниста, а человек, которого раньше в нашей компании не было. Был ли это молодой парень или мужчина — мне не понять. Он сидит в такой же, как и у меня, парке. Капюшон скрывает от всех его лицо. Рядом с ним стоит набитый чем-то походный рюкзак. Большой такой. В метр высотой. Или даже больше.

— Он не особо разговорчивый, — говорит Врач. — Пассажир первого вагона.

Значит, он с самого начала там сидит?

— Пришибленный какой-то.

Белла относится к тому типу людей, которые запросто могут оскорбить кого-то и не испытать при этом ни капли раскаяния или стыда. С одной стороны таким человеком быть неплохо, с другой же, иногда свое мнение лучше держать при себе.

— Может, он иностранец? — предполагает Маша.

Тема сидит у нее на коленях и мирно посапывает.

— С таким-то рюкзаком? А что, — усмехается Белла, — похож.

Вот в сюжете и появился «тихоня».

— Отстаньте от него, — произносит Мандарин. — Лучше сюда взгляните.

Он стучит пальцем по карте метрополитена, приклеенной к стене у двери. Но единственным, кто к нему подходит, оказывается Семен. Они стали о чем-то разговаривать, и от их разговора меня отвлекает подсевшая ко мне Маша. Она оставила проснувшегося Тему на попечении Сергея, который, откровенно говоря, смотрит на ребенка как на что-то диковинное и странное.

Наверное, в семье он единственный ребенок.

— Что там произошло? — спрашивает Учительница.

— Где?..

— В других вагонах, — уточняет Маша. — Ты две остановки уже проспала.

— Две остановки?..

Маша кивает, а я судорожно хлопаю по карманам, ища свой телефон.

— Уже два часа ночи, — говорит Маша, показывая время на своей старенькой раскладушке.

02:11

— Куда мы вообще едем?

Маша пожимает плечами.

— Когда вы ушли, — начинает она, — мы все перешли в первый вагон. Здесь было больше людей. Но они… Они уже все вышли.

— На станциях, которые мы проехали? — уточняю я.

— Да. Но это случилось после того, как машинист попросил всех перейти в первый вагон.

— Мы тоже слышали его сообщение, — говорит Сергей.

К нам присоединяется и Белла. Теперь все мы сидим друг напротив друга, кроме Семена и…Дмитрия. Так ведь зовут Мандарина? Да, кажется, так… Они внимательно разглядывают карту, а Тихоня продолжает сидеть вдали от нас, будто не замечая того, что он здесь не один.

— Вы вообще проверяли его пульс? Может он…

— Живой он, — фыркает Белла, скрестив на груди руки. — Когда мы только пришли, он всех так недовольно оглядел и обратно спать завалился. Пришибленный.

Нас осталось восемь.

— Но вы не слышали предупреждение машиниста о том, что двери, в целях безопасности, заблокируются, так?

Сергей на вопрос Маши качает головой. Видимо эту тему они уже обсуждали, но ради меня решили вновь ее поднять.

— Мы еле выбрались оттуда, — сквозь зубы проговаривает Сергей, сжав кулаки. — А в первом вагоне свет вообще не выключался.

— А что с остальными?

Смотрю на дверь, разделяющую первый и второй вагоны, и на окна, за которыми властвовала темнота.

— Этого я проверять не хочу и нашу дверь открыть никому не позволю, — произносит Белла, будто кто-то и впрямь мог совершить такую глупость.

— Когда после этого сообщения вы не вернулись, Семен пошел за вами, — продолжает Маша. — Сергей сказал, что вы видели других пассажиров.

— Да. Тех, до которых Семен не смог «достучаться».

— Их дверь уже не открывалась, — уже, наверное, во второй раз говорит Спортсмен. — Мы пытались помочь, но ничего не вышло.

Маша кивает на его слова.

— Я так испугалась, когда вы вернулись! — вздыхает она. — Семен принес тебя на руках, ты же, как мне тогда показалось, вообще не дышала… Я так испугалась за тебя.

Она дважды повторяет слово «испугалась», а после крепко обнимает меня, будто мы лучшие подруги. Странное чувство, когда за тебя вот так вот кто-то переживает. Особенно незнакомец.

Но приятное, надо сказать, чувство.

— Я отключилась?

Скашиваю взгляд на Сергея. Из всех моих собеседников его словам я поверю сразу же, не задавая лишних и уточняющих вопросов. Наверное из-за того, что он не бросил меня там, в темноте, а помог вернуться обратно. Те, кто помогает незнакомцам в таких ситуациях, навсегда заслуживают доверие тех, кому они помогли.

— Да. Как только мы оказались во втором вагоне. Думаю, что в той темноте мы что-то…вдохнули.

— Вдохнули?

— Да. Запах был таким горьким, что я сразу же натянул ворот футболки на нос.

Тогда я этого не заметила, а сейчас его одежда и правда выглядит растянутой.

— Постой… Горький? Запах был горьким?

Маша отпускает меня, и я могу полностью развернуться к противоположным сиденьям, на которых сидят Сергей, Белла и Тема. Мальчик внимательно нас слушает, но никаких попыток поучаствовать в разговоре не предпринимает.

— Горький.

— Он был сладким, — говорю я, вновь ощутив, как горлу подкатывается тошнотворный комок. — Приторно сладким.