Девочка, которой не было. Мистические истории - Мацейчик Гаянэ - Страница 16

На следующий день я отпросился у Игоря пораньше и снова отправился по вчерашнему маршруту. Дверь в ателье по-прежнему была заперта. Продавщица из соседнего магазинчика «Зооленд», любительница покурить на крылечке, не заметила, чтобы в ателье кто-то входил или выходил. Юлина квартира тоже не подавала признаков жизни.

Не зная, что еще предпринять, я позвонил в полицию, но звонок ничего не дал. Мои подозрения всерьез не восприняли, и я почувствовал себя дураком. Внятно объяснить, что порождало мои опасения, действительно оказалось трудно. Девушка внезапно дала отставку. Обидно, но бывает. И мало ли почему закрыто ателье. Может быть множество причин. Фокин уехал в творческую командировку. Юля ушла на больничный. Что я вообще знал о ее жизни? Единственное, что не давало мне забить на всю эту идиотскую ситуацию, – тревожный вечерний звонок. А еще странные совпадения и холодящие душу видения, о которых даже не расскажешь никому. Понять связь между разрозненными частями мозаики я не мог, но всем нутром чувствовал, что дело нечисто и Юля, возможно, попала в беду.

Оставался единственный человек, который мог что-то знать, – Фокин. Я вспомнил про выставку в музее. Юля говорила, что они с Фокиным завершили свой исторический проект, и, скорее всего, вместе придут на открытие. На сайте музея я нашел афишу. Выставка «Легенды нашего города» открывалась в воскресенье в полдень.

Кое-как я дожил до выходных. Игорь с подозрением косился на меня, отпускал шуточки, но я отмалчивался. А в свободное время пытался разузнать побольше о старом фотографе. Казалось, что его знают все, и в то же время никто. Он снимал свадьбы, юбилеи и выпускные у доброй половины города, но мало кто помнил его имя, и уж тем более никто не знал адреса. Интернет дал катастрофически мало полезных сведений. Небольшая статейка о Фокине висела на сайте краеведческого музея. В ней говорилось, что талантливый фотограф живет в нашем городе приблизительно с 70-х годов прошлого века. Точные дата и место рождения неизвестны, поскольку все документы были утеряны во время войны. Неизвестный автор восхищался скромностью Фокина, который всегда отказывался от конкурсов, званий и премий, хотя его работы украшали стены самого музея, библиотеки и даже администрации.

А по ночам мне по-прежнему снились кошмары. Призрачная девушка не давала мне покоя. Убегать от нее с каждым разом становилось все труднее. Но я был уверен: стоит ей заключить меня в объятия, она выпьет из меня всю душу и подчинит своей потусторонней воле.

В пятницу вечером я попытался напиться до беспамятства в надежде, что изматывающие сновидения отступят. Зря. Во сне я увидел Фокина. Он сидел на табурете посреди своего ателье, содрогаясь в конвульсиях. Изо рта выступала пена. Из груди вырывался пульсирующий пучок черных щупальцев. Тонкой паутиной они разбегались в разные стороны, тянулись к портретам на стенах и впивались в изображения людей. Вдруг он заметил меня и повернул перекошенное злобой лицо. На месте глаз кляксами чернели бездонные дыры. Я заорал и проснулся в холодном поту.

В воскресенье утром из очередного липкого кошмара меня выдернул настойчивый телефонный звонок. Я схватил трубку – и разочарованно откинулся на мокрую подушку. Обеспокоенный мамин голос интересовался моим здоровьем и делами. Я врал, что все нормально. Зачем-то рассказал о Фокине.

– Правда? – удивилась мама. – Он еще жив? У него же рак легких. С таким диагнозом долго не протянешь.

Мама давно работала медсестрой в поликлинике и всегда знала много интересного. Оказывается, Фокин приходил к онкологу этой зимой. Его анализы были ужасны, но от госпитализации старик отказался.

– Знаешь, я еще вспомнила, – сообщила мама. – Твое фото с выпускного испортилось.

– Как это?

– Сначала я думала, что стекло в рамке треснуло. Глянула, а это на самой фотке какая-то плесень, как паутина, выросла. Никогда такого не видела. У тебя точно все хорошо?

Я заверил, что все в порядке, и обещал зайти в гости. А сам принялся судорожно собираться. Будильник в телефоне почему-то не сработал. До открытия выставки в музее оставалось полтора часа.

Но я опоздал. На перекрестке произошла авария, и поток машин насмерть встал в пробке. Выскочив из душного автобуса, я помчался пешком, но переоценил свои силы. Жара оглушала. Меня мутило, хотя похмелье прошло еще вчера. Каждый шаг давался с трудом. Черепная коробка разрывалась от боли. Сердце выскакивало из груди. Но я был уверен, что все прекратится, стоит только добраться до чертова музея, поэтому упрямо шел вперед. И не ошибся.

Едва я ввалился в прохладный холл, меня отпустило. Стрелки на старинном циферблате показывали без четверти час. Наскоро купив билет, я переступил порог почти пустого выставочного зала. Несколько человек тихо бродили вдоль стен, рассматривая вставленные в паспарту черно-белые фотографии в лаконичных темных рамах. Ни Фокина, ни Юли, разумеется, не было. Лишь у входа стояла пышнотелая смотрительница музея – дама бальзаковского возраста.

– Ой, вы все пропустили, молодой человек! – всплеснула она пухлыми руками в ответ на мои расспросы. – Открытие прошло так быстро. Завтра выйдет репортаж.

– А Фокин был?

– Конечно. Он гений! Он создал новую городскую легенду о девушке-фантоме. Пройдите, посмотрите сами.

Под восторженный щебет я принялся рассматривать фото, над которыми Фокин и Юля работали два месяца. На первом было изображено здание мэрии, в прошлом – купеческий особняк.

– Вы слышали о загадке девочки-фантома из Красноярска? – спросила смотрительница и, не дожидаясь ответа, принялась вещать. – Более чем на двадцати фотографиях начала прошлого века на фоне известных зданий и сооружений Красноярска изображена одна и та же девочка. По одной из версий, она – дочь провинциального фотографа Евгения Алексеевича Фокина. Удивительное совпадение имени, правда? Так вот. Некоторые исследователи считают, что девочка умирала от чахотки, и обезумевший отец решил, что, запечатлев ее на фото в разных местах города, он спасет дочь от печальной участи.

– И помогло? – мрачно спросил я.

– Кто знает, это же легенда! – она пожала плечами.

– А какое отношение к ней имеет наш Фокин?

– Ой, он так вдохновился трогательной историей своего тезки, что решил создать собственную серию уникальных снимков исторических зданий нашего города в ретро-стиле. Снимки выполнены по старинной методике на стеклянных пластинах, покрытых слоем бромосеребряной желатиновой эмульсии…

– А при чем тут девочка-фантом? – перебил я.

– Ну как же! Евгений Алексеевич творчески переосмыслил эту историю и решил, что изображение таинственной девушки на фото придаст загадочности и пикантности этой серии снимков и привлечет больше внимания к выставке.

– Но на этом снимке нет никакой девушки! – воскликнул я.

– А вы дальше смотрите внимательней, – загадочно улыбнулась музейная дама и задвинулась обратно в свой угол.

Я приник к следующей фотографии, запечатлевшей старинный Спасо-Преображенский храм почти в центре города, чудом уцелевший в горниле истории. Внизу у фундамента рядом с фонарем светлело мутное пятно. Я решил, что это случайный дефект, но почти такой же виднелся на следующей фотографии… и на следующей… Я почти уткнулся носом в стекло, оберегавшее снимок, и вдруг понял, что пятно на каждом следующем снимке становится все отчетливее и приобретает знакомые очертания призрачной девушки-гимназистки с косой через плечо и в шляпке. Почти угадав замысел Фокина, я через весь зал кинулся к самой последней фотографии, замыкающей серию. Гимназистка на фоне Кукольного театра уже обрела четкий человеческий облик, но, сколько я ни всматривался в насупленное лицо, я не узнавал его. На фото был кто угодно, но только не Юля.

– Скажите, – кинулся я к смотрительнице. – А Фокин был на открытии один или с помощницей?

– Конечно, с помощницей. Ведь девушка на снимках – это она. Интересная идея, правда? Девушка постепенно возникает из небытия, словно оживая в объективе фотографа…