Поцелуй русалки (ЛП) - Блазон Нина - Страница 15

Наконец, он перешел к описанию церквей и бесчисленных колоколов, чей звон разносился по всему городу колыбельной песней. Не забыл упомянуть и о Коломенском — дворце под Москвой, построенном без единого гвоздя, в котором двести пятьдесят комнат и три тысячи окон. Их стекла преломляли солнечный свет, как огромный хрусталь.

Когда ночи стали темнее, а модели кораблей запылились, так как к ним не прикасалась человеческая рука, Иоганн и Евгений начали жарить рыбу на маленьком костерке. Иоганн быстро обнаружил, что его друг не был обычным рыбаком — русалки поставляли ему в сети улов, так что ему нужно было лишь вытащить его из воды. Солдаты хорошо платили ему за рыбу.

— Далеко до твоего дома? — спросил однажды Иоганн, когда они сидели на берегу.

Евгений молча покачал головой. Между ними повисло тяжелое безмолвие, и Иоганн уже разозлился на себя, что вообще спросил. Тем не менее, любопытство его не отпускало. На небе стоял полумесяц, лодка слегка покачивалась на волнах. Иоганн знал, что русалка бродит где-то поблизости, хотя она ему еще ни разу не показывалась на глаза. Как бы Иоганн ни старался, больше, чем блеск или руку, мимолетно взметнувшуюся над водой, у нее или других русалок он не увидел.

— Ты хочешь знать, кто я, — заметил Евгений. — Тогда просто спроси меня. Терпеть не могу, когда ходят вокруг да около.

— Хорошо, — сказал Иоганн. — Кто ты? Где ты живешь, кто твоя семья? — и, как будто оправдываясь, добавил, — Ты много чего знаешь обо мне, я рассказал тебе о своих братьях, о Москве… а о тебе я знаю только, что ты можешь ловить рыбу и разговаривать с русалками.

Евгений загадочно усмехнулся.

— Я живу на другой стороне Невы. Оттуда идти дальше на восток. Там избушка из сосны. Она… принадлежала моему деду.

— Она ему принадлежала? То есть он не был крепостным?

Сухой смех Евгения вспугнул водяную крысу, с шуршанием улизнувшую по береговому откосу.

— Ты всегда думаешь, как помещик? — насмешливо спросил он. — Тут господа, а там рабы? — его губы искривились в хитрой улыбке. — Нас вообще нет, понимаешь? Мы — белые волки. Говорят, они существуют, но те, кто их видел, вряд ли смогут это доказать. Некоторые считают нас финнами, некоторые — русскими, с давних времен мы стараемся избежать переписи царским курьером.

— Но тогда ты рискуешь! Если кто-то обнаружит, что у вас нет документов…

— Послушай, Бремов, — прервал его Евгений неприветливым голосом. — Если рыбак слишком жадный, рыба выскользнет из его сети. Солдат тоже можно подкупить. Моя бабушка хорошо заплатит.

— Ты живешь в избе вместе с бабушкой?

Он должен каждый ответ из своего друга выжимать? Казалось, Евгений долго думал, что ему ответить.

— Да. Но она больна.

— Больна? — воскликнул Иоганн. — Почему ты мне раньше не сказал? Я могу тебе помочь, я знаю самого лучшего врача!

Неожиданно Евгений подскочил. Иоганн недоуменно уставился на него. Рыбак зло стряхнул с ветхого пиджака травинку.

— Ты, что, не понимаешь? — бросил он резко. — Мне не нужны ваши врачи! Мы не нуждаемся в подаянии. Вы здесь незваные гости. Без вас не было бы здесь ни болезней, ни войны, ни мертвых. Без вас у меня была бы семья, если хочешь знать!

Иоганн почувствовал себя, будто Евгений ему на голову вылил ушат ледяной воды. Его начальное возмущение уступило чувству сожаления. Евгений стоял перед ним, сжав кулаки. Непроизвольно Иоганн застыдился того, чего не совершал.

— Я не подумал, Евгений, — сказал он тихо. — Извини, я не знал, что твоя семья… умерла.

— Умерла? Это звучит, как будто они однажды закрыли глаза и утром больше не проснулись. Но все было совсем не так. Их убили! Мою маму, моего маленького братишку и… мою сестру. Как ты думаешь, что делают солдаты в кровавом угаре с людьми?

Иоганн судорожно сглотнул. Внезапно ему стало холодно.

— Мой брат был настолько мал, что не смог убежать, когда… — Евгений закашлялся и отвернулся.

Но Иоганн уже давно заметил предательский блеск в его глазах. Он поборол странный порыв, заключить своего друга в объятия. Судорожное дыхание Евгения успокоилось, и он снова сел, уставившись с непроницаемым лицом в воду реки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Даже русалка не смогла их спасти. Теперь мы одни, только Катька и я.

— Извини, — сказал Иоганн. — Ты действительно думаешь, что я в этом виноват?

Евгений упрямо пожал плечами, но Иоганн увидел, как тот медленно разжал кулаки.

— Не ты, Бремов. А немцы, ваш царь и его солдаты, ваши врачи…

— Почему вы не убежали? — спросил Иоганн.

Евгений посмотрел так, будто его спросили, почему он не бросился в реку.

— И оставить русалку? — спросил он. — Никогда! На протяжении поколений мы — их хранители!

Иоганн оторопел.

— То есть вы не можете покинуть дельту Невы?

— А зачем? — спросил Евгений. — Я не хочу уходить пока здесь есть русалки. Но скоро мы станем свободными и уйдем, куда заблагорассудится.

— Почему русалки не скрылись? Они не могут жить в море?

— Могут, — ответил Евгений, рассматривая свои руки. Они больше не были сжаты в кулаки, и даже его голос внезапно зазвучал мягче и тише, что Иоганн его не узнал. — Русалки — это единственное прекрасное в жизни. Они царственные и миролюбивые — красоту нужно сохранить. Еще маленьким я ждал весну. После того, как лед на реке ломался, и корюшка уходила на нерест, я ждал свою русалку. Каждый год она встречала меня. Однажды утром она появлялась с сонными, как у ребенка, глазами. Зимой она почивала на дне реки, — он опустил голову. — Они бы охотно убежали, Бремов. Русалки — древний народ, который устал от ожиданий. Давным-давно они находились в самом сердце других морей, но из-за людей ушли из этой обители. Моя русалка часто рассказывает о том далеко рае. Но им туда нельзя.

— Почему нельзя?

Евгений улыбнулся.

— Я был бы плохим хранителем, если бы тебе об этом рассказал, не так ли? Не забывай, что ты мой враг.

— Тогда я спрошу у русалки.

Его друг рассмеялся.

— И окажешься на дне Невы даже быстрее, чем ты думаешь.

— Может ты и прав, — ответил Иоганн.

Улыбка Евгения стала еще шире и хитрее.

— Мертвый немец в Неве, о, да, только этого нам еще и не хватало.

Весь город стоял на ногах, когда в порту разгружалось прибывшее из Голландии торговое судно с солью и вином. Крепостные без устали таращились на заморских гостей. Петр I по-царски принял команду, и в честь прибытия закатил большой пир. В эти дни у Иоганна сложилось представление о том, каким однажды станет Санкт-Петербург: огромный торговый порт, в котором разгружают товары со всего света. На борту судна, как ни странно, присутствовала и женщина: шелковые юбки раздувало ветром, пока она с леерного ограждения блуждала взглядом по гигантской стройке и наблюдала за оживлением на причале. По европейской моде она носила туго зашнурованный корсет. Между тем, для Иоганна это оказалось непривычным зрелищем, как зачарованный он разглядывал женщину с серьезным выражением лица, которым она напоминало ему его Кристину.

Как раз, когда корабль разгрузили, и он взял курс на Балтийское море, из Москвы прибыла следующая большая партия груза с огурцами, воском, медом и зерном. А также свежими новостями, которые жадно слушали.

С озабоченным лицом дядя Михаэль внимательно слушал информацию о восстании казаков на верхнем Дону. Среди мятежников находилось также много беглых крепостных. Их владельцы, которых уполномочили разыскивать своих крестьян по всей стране, отлавливать и тащить обратно, ждали, когда царь что-нибудь предпримет. Драматично размахивающий в воздухе руками ямщик описывал столкновения и главаря казаков, атамана Кондратия Булавина, имитируя, как он выдвигал свои требования. Иоганн считал, что на некоторых лицах отображалось мрачное восхищение мятежниками.

Однако, самым главным, что прибыло с транспортом, оказался мешок, полный газет и писем из Немецкой слободы — Иоганн засиял, как медный пятак, узнав на одном из писем размашистый, немного детский почерк Кристины. Бумага пошла пятнами и помялась, вероятно, в пути она намокла и снова высохла, но буквы распознавались хорошо. У Иоганна зачесалась рука, когда он прикоснулся к хрупкому листку. Он помчался со своим трофеем прямиком в мастерскую и спрятался там за верстаком. Угрызения совести заставили его осознать, как же редко в последнее время он думал о Кристине. Он жадно прочитал первые строки. С каждым словом шаг за шагом подкрадывалось разочарование, пока не возвысилось над ним, огромное и непреодолимое. В письме не оказалось ни одного слова о любви, вместо них стояли прямо таки благовоспитанные фразы. Кристина осведомлялась о его самочувствии, чтобы сообщить потом новости, произошедшие в слободе. Секретарь британского посольства захворал. Ее отца сейчас перевели на продажу шкурок соболя, которые в Сибири закупаются для Китая. «Торговец прислал нам чай и, кроме того, семена аниса и китайский табак», — писала она дальше. Ее сестра Хелена в августе собиралась замуж за торговца шерстью, который, помимо всего прочего, провернул еще и выгодную сделку с шелком. В остальном она желала ему хорошего здоровья и надеялась, что он смог прижиться в новом городе.