Доброе дело (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 26

— Не поделитесь, Алексей Филиппович, сутью нужного вам исследования? — в научном мире принято обращаться к коллегам по имени-отчеству, без титулов, чем профессор Ухтомцев и воспользовался.

— Видите ли, Аркадий Нилович, хочу проверить теорию одного немца, — ну да, я в очередной раз решил выдать своё послезнание за малоизвестную немецкую придумку. — В бытность мою студентом Мюнхенского университета был у меня приятель с медицинского факультета, некто Франц Ламмер, — с Ламмером этим я не то чтобы приятельствовал, но знаком был. Парня угораздило по пьяному делу упасть с лестницы и свернуть себе шею, так что на него теперь можно валить что угодно. — Так вот, Ламмер утверждал, будто рисунок линий на кончиках пальцев рук является уникальным для каждого отдельно взятого человека и не повторяется даже у его близких родственников. Мне необходимо выяснить, так ли это на самом деле и изобрести способ переноса отпечатков пальцев с предметов на бумагу.

— О каких отпечатках вы говорите? — уцепился профессор за незнакомое название.

— Вот, Аркадий Нилович, извольте убедиться, — я встал, подошёл к столу со стороны собеседника и приложил пальцы к толстому стеклу, лежавшему на столе, должно быть, для удобства письма. — Как видите, отпечатки эти видны, если присмотреться, даже невооружённым глазом.

Убедиться в моей правоте Ухтомцеву особого труда не составило.

— И правда, видны, Алексей Филиппович, — признал он.

— Руки у меня, заметьте, чистые, — я продемонстрировал профессору ладони. — Если бы они были чем-то испачканы, отпечатки стали бы ещё заметнее.

Ухтомцев показал себя настоящим учёным — посмотрев на свою ладонь, приложил пальцы к стеклу и вгляделся.

— Да, действительно, отпечатки видны даже при чистых руках, — кажется, это его удивило. — Но, простите, Алексей Филиппович, в чём здесь практическая польза?

— А вы, Аркадий Нилович, представьте, насколько легче губному сыску будет искать, а главное, изобличать воров, если отпечатки эти и вправду уникальны, — предложил я.

— Да, легче, — видимо, профессор и правда представил. — Но вы же, Алексей Филиппович, сами и назвали условие — узоры на пальцах и их отпечатки должны быть уникальными. Я, честно говоря, в этом сомневаюсь.

— Вот потому я к вам и пришёл, — пора было переходить к сути моего визита. — Мне бы хотелось, чтобы вы свели меня с человеком, который знает, как проводятся антропометрические исследования, и умеет их проводить. Докажет он, что узоры не повторяются — жизнь у воров станет совсем уж нелёгкой. Докажет обратное — что ж, значит, я промахнулся. В любом случае, расходы на проведение исследования я готов принять на себя. Славу в случае успеха поделим, — тут я широко улыбнулся. Ну да, я-то знал, что будет у нас что делить.

Ухтомцев позвонил в старомодный колокольчик, через несколько мгновений в кабинет вошёл секретарь.

— Василькова мне позовите, — распорядился профессор.

— Василькова? — удивился я, едва дверь кабинета затворилась за секретарём. — Уж не Андрея ли Семёновича?

— Именно, — подтвердил Ухтомцев. — А вы с ним знакомы?

— Немного, — улыбнулся я. Улыбка, честно скажу, далась мне с трудом. С Лидой я не виделся после царского суда над моим тестем, и не возьмусь гадать, рассказала она Василькову про меня или нет. Однако что-то, не иначе, не к месту ожившее предвидение, нашёптывало, что рассказала, и кто теперь знает, как отреагирует Васильков на встречу с бывшим любовником своей супруги[12]. — Но он же вроде бы лекарь? — захотел уточнить я.

— В карантинной экспедиции Васильков и антропометрическими изысканиями занимался, — пояснил профессор. — Он, окончив учёбу, и правда хотел было в практикующие лекаря податься, но я уговорил его пойти пока что в факультетские ассистенты, уж больно толковым и добросовестным студентом был. Не извольте беспокоиться, Алексей Филиппович, Васильков всё должным образом сделает, что касается исследований. Насчёт изысканий в переводе пальцевых отпечатков на бумагу обещать ничего не могу, но тут уже сам Васильков вам и подскажет, кто сможет помочь.

Кажется, логику Ухтомцева я понимал. Спихнуть дело, успех коего ему неочевиден, на, так сказать, молодого специалиста, а там видно будет. Получится что-то у Василькова с этим чудаковатым боярином, самому Аркадию Ниловичу немалая доля славы тоже достанется — чей, в конце-то концов, тот Васильков ученик? Не получится — и ладно, главное, что боярин Левской эти изыскания проплатит. Меня в общем и целом такое устраивало — помнится, как человек Васильков произвёл на меня впечатление благоприятное, а если он ещё и так толков, как говорит господин профессор, тем лучше. Главное, чтобы не дулся на меня из-за Лиды и не проявил нежелание со мной дело иметь.

…Узнал я Василькова сразу, он за это время почти и не изменился — такой же жизнерадостный здоровяк, разве что добродушия на лице прибавилось, хорошо, надо полагать, ему живётся с такой-то женой. Он меня тоже узнал и опасений моих не оправдал, видно было, что снова меня встретить на своём жизненном пути ему не в тягость. Аркадий Нилович кратко объяснил Василькову, что боярин Левской собирается подрядить его на некие исследования, суть коих сам и изложит, я ту самую суть изложил, повторив демонстрацию с отпечатками на стекле и разъяснив, как это можно и нужно использовать на практике.

— Это же сколько измерений выполнять придётся… — Васильков озадаченно потёр щёку.

— Ну, Андрей Семёнович, мне ли вас учить, как составлять выборку, — подбодрил я его. — Могу, кстати, и некоторые способы, подходящие именно для наших целей, подсказать.

— И какие же? — заинтересовался он. Профессор, впрочем, тоже слушал со вниманием.

— Уделите повышенное внимание сравнению пальцевых узоров у близких родственников, а в особенности у близнецов, — предложил я наиболее наглядный способ.

— Да, это было бы показательно, — согласился Васильков. — А этот ваш Ламмер, он какие исследования проводил?

— Даже не знаю, — развёл я руками. — Сам я чаще заставал его за изучением вкусовых качеств разных сортов пива, колбас и сыров, — тут я душой не кривил, бедолага Франц проявлял недюжинное мастерство по части выпить и пожрать. — Но он утверждал, что пальцевые узоры уникальны. Впрочем, теперь вы и сами либо в том убедитесь, либо сумеете это опровергнуть. Что, Андрей Семёнович, возьмётесь, если Аркадий Нилович возражать не станет?

Васильков перевёл взгляд на профессора, тот с благодушным согласием наклонил голову. Подумав ещё с полминуты, факультетский ассистент решительно кивнул и просто сказал:

— Я согласен.

Договор с Васильковым мы составили прямо в факультетском правлении. При предварительном обсуждении его условий я настоял, чтобы предмет исследования в договоре поименовать не прямо, нечего, мол, раскрывать заранее тему исследования, которое ещё неизвестно чем завершится, а вот обязательства заказчика и подрядчика прописать надобно подробно и обстоятельно. Впрочем, чем именно наша работа завершится, я, в отличие от господина профессора и факультетского ассистента, знал. Тут же я выдал Василькову пятьсот рублей под обязательство отчитаться об их расходовании через месяц или как они закончатся, ежели такое произойдёт ранее. Жена у Андрея Семёновича, конечно, богатая, но то жена, так что пусть и сам заработает неплохие деньги, для самоуважения полезно будет. Успеет Васильков изобрести дактилоскопию до завершения дела об отравлении Гурова, не успеет, не так и важно, главное — изобрести её в принципе. Согласие наше мы отметили, чисто символически приняв по чарке вина, на том я посчитал очередное своё достижение на почве прогрессорства почти что исполненным, да и откланялся.

Глава 14. Неправильное письмо

Кто сказал, что губной сыск это прежде всего рутинная работа со сбором сведений и выяснением правильности их толкования? Я же сам и сказал? Ну да, так-то оно так, и от слов своих отказываться я не собираюсь, но это ж у губных. У них — да, у них прежде всего рутина и процедура, а мне в этом смысле легче, могу позволить себе всяческие умствования. Но иной раз и у губных такое может приключиться, хоть стой, как говорится, хоть падай. Вот и у Шаболдина тут случилось нечто, что даже с нашей, прямо скажу, не особо хорошей в плане передачи голоса телефонной связью, было слышно, насколько сильно господин старший губной пристав озадачен и как ему не терпится поделиться своей озадаченностью со мной.