Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 34

Я улыбаюсь, тоже искренно. Мне хочется взять её за руку, но я знаю: она испугается.

- Обращайся. Я серьёзно, если что-то понадобится, ты знаешь, где меня найти.

Она слабо улыбается в ответ и ныряет в свою норку-скорлупу. В смысле, комнату.

Прежде чем дверь за ней закрывается, я тихо говорю:

- Спасибо, что не дала мне умереть утром.

Темнота в её комнате сначала молчит, а потом из неё раздаётся тихое, но даже немного насмешливое:

- Обращайся.

[1] Пером и шпагой (лат).

Глава 7

Оля

Я начинаю понимать, что девочки находят в Антоне. Он действительно милый. И я верю, что это искренне. То есть, он конечно улыбается фальшиво и всё такое, но старается понравиться не потому, что ему что-то нужно. Его просто так научили: наверняка отец однажды объяснил, что девочка – существо хрупкое, с ней нужно бережно обращаться. Я же вижу, как сам Анатолий Николаевич относится ко мне. И к своей жене. И как Антон всегда ведёт себя с Ирой – как будто она сахарная. Эта стерва-то.

Я стою перед зеркалом в ванной и смотрю на свои глаза. Они и правда большие – непропорционально огромные для моего лица. В начальной школе меня из-за них дразнили Глазастой.

Я не вижу в них ничего красивого. В них и во всей мне – ничего, серая заурядность. Обычная, не уродливая… никакая.

Но Антон не врал, когда говорил мне про красоту. Я знаю – я вижу, когда люди врут. Я хорошо распознаю такие вещи, отлично знаю язык тела. Это нужно, чтобы вовремя спрятаться, чтобы меня не заметили. Нет, Антон не врал… Выходит, он действительно видит во мне что-то? В… этом вот? Что-то красивое? Как такое может быть?

Или это магия? Но сегодняшнее поведение Антона отличалось от вчерашнего, он и правда стал самим собой и больше меня не боготворит. Всё, как я пожелала…

То, что я хочу, не даст никакая магия. Я хочу нравиться Антону. Просто так, не потому, что он нравится мне, а… Я хочу, чтобы он по-настоящему восхищался мной и заботился обо мне хоть вполовину так же сильно, как о своей стерве-сестре. Такой милый бесхитростный золотой мальчик, такой красивый… Как солнце. Его красота и раньше меня трогала, а сейчас… Я млела сегодня от одного лишь его прикосновения. Как другие... дуры.

Мне до него, как до луны на велосипеде – не стоит и мечтать. Да и зачем? Если включить логику (Оль, включи немедленно!) – мы из разных миров и вряд ли когда-нибудь поймём друг друга. Да, он красивый, да, милый, но я же чувствую, что он жалеет меня. Жалость! Унизительно. Да, конечно, что ещё можно испытать к серой мышке, несчастной девочке вечно без средств, сироте – когда ты в жизни не задумывался, откуда берутся деньги на твои дорогие шмотки, а семья готова пойти ради тебя на всё, даже заняться тёмной магией, если потребуется.

Но логика не включается. Что ж, напоминаю я себе, Оля ты же не робот. Тебе всего шестнадцать. Префронтальная кора головного мозга ещё развивается, гормоны бунтуют… Я подросток, с этим ничего не сделаешь. Мне должны нравиться такие вот… красивые мальчики. Мне должно быть приятно, когда они берут меня за руку, катают на коньках, покупают кофе (и даже вспоминают, что я не люблю сладкое). Ну вот они мне и нравятся. А логика здесь и рядом не стояла – обычная физиология.

Это пройдёт.

Я отворачиваюсь от зеркала (глаза! убожество вечно заплаканное – как же я себя ненавижу) и иду в кровать. Завтра всё будет болеть – давно я так много не двигалась, даже от физ-ры освобождена подготовкой к олимпиаде. Чёрт, олимпиада! Я же готовиться должна…

Обычно математика для меня – путь к эскапизму, способ хоть как-то убежать от этого мира. Я с удовольствием берусь за него, и ещё попробуй-ка меня оттуда вытащить! Обычно – но почему-то не сейчас. Я отвлекаюсь – зачем-то прислушиваюсь, что делает Антон за стеной (стены тут слишком толстые, чтобы я что-то услышала), оглядываюсь на алтарь, которым как следует так и не занялась, пытаюсь выбросить из головы ту дурацкую статью и комментарии к ней. Грязно, как же грязно от них!

Буквы расплываются, и на задачах я никак не могу сосредоточиться. Ладно, оставлю на завтра. Завтра – точно, кровь из носу всё сделаю. Не хватало ещё вдобавок ко всему проиграть на олимпиаде. Олега Николаевича подведу – как я вообще ему в глаза теперь посмотрю?

Он же мне звонил несколько раз, но я струсила и не взяла трубку…

Грустные мысли прерывает внезапно открывшаяся дверь. Я вздрагиваю под одеялом, но это всего лишь кошка. Она деловито обходит комнату, потом останавливается перед кроватью, пару секунд раздумывает, но всё-таки прыгает на одеяло и принимается утаптывать меня лапами.

Я глажу её, смотрю, как она довольно жмурится – в сумерках это выглядит несколько сюрреалистично. Потом вздыхает и укладывается на меня. Килограмма три в ней, наверное, есть…

Я закрываю глаза и думаю, что такие, как я никогда не получат то, что хотят. Даже с помощью магии. Иногда мне даже жаль, что я не такая, как Ира. Стерва, зато её любят.

Я не хочу, чтобы меня жалели. А тут даже кошка мне явно сочувствует!

Засыпаю я с мыслью, что справлюсь со своими эмоциями. Завтра. Пока буду решать математику – обязательно возьму и справлюсь! Об Антоне больше думать не буду, смотреть на него тоже, и вообще: Оля, нужно знать своё место. Твоё – за учебником алгебры. Вот и не забывай про него.

***

Больше всего это похоже на английский паб – такие появляются иногда в фильмах. Старинный английский паб. Или американский трактир? В вестернах типа «Человек с бульвара Капуцинов» из таких люди вперёд ногами вылетают.

Сейчас здесь вполне пристойно – если можно считать пристойным сидящую за столиками нежить. Всё, что могло породить моё воображение (или не моё?): ходячие мертвецы, скелеты, оборотни и вампиры, ещё какие-то монстры… Всё это реалистично донельзя и кажется удивительно к месту: например, скелет в вечернем платье и меховой накидке распивает что-то шипуче-зелёное с обряженным в радужные перья полуволком-получеловеком.

На мне маленькое чёрное платье и длинные перчатки в тон. На столике бутылка рома, бокал и семь красных перчиков на блюдце. Скелет в переднике останавливается передо мной, предупредительно раскупоривает бутылку, наливает полстакана и бросает в него перец. Я машинально благодарю и пью – жгучий ром.

На сцене скелеты вопреки законам физики (серьёзно, кости же лёгкие, как они могут что-то там носить?) устанавливают оборудование для певца. Наверное, рока – электрогитара уже готова, огромные колонки подключают, посреди торчит стойка для микрофона. Самого исполнителя ещё нет, но я подозреваю, кто это будет.

Я пью ром и оглядываюсь, потому что делать больше нечего. Проснуться не выйдет, пока сон сам меня не вытолкнет… Да и сон ли? Я даже жёсткий стул чувствую очень и очень хорошо. Подложили бы на сидение какую-нибудь подушечку…

- Мадам скучает одна? – басит вдруг голос где-то высоко надо мной.

Я поднимаю голову. Зомби-пират улыбается мне половиной лица. Другой у него просто нет.

- Мадам пьёт ром? – подмигивает он. – Мадам знает толк в выпивке.

«Отвали», - думаю я, отворачиваясь.

Пират, не дожидаясь приглашения, бухается на свободный стул и тянется к моей руке – надеюсь, не собираясь её облобызать. Серьёзно, у него черви вместо языка!

- Мадам ждёт меня, - говорит Антон, возникая за спиной пирата. Потом легко, как котёнка, поднимает его за шкирку-воротник и освобождает себе место. – Ещё всякие зомбяки девушек у меня не уводили.

Я откидываюсь на спинку стула и выпиваю сразу полбокала. Чёрт возьми, нигде от него покоя нет!

Пират – высокий, огромный, как Антон вообще смог его поднять? – поправляет воротник, потом хватает со стола бутылку и, поигрывая ею, тянет:

- Крошка, он тебе докучает?

Антон запрокидывает голову и насмешливо смотрит на него.

Блин, да ладно! Это классика жанра всех мелодрам – и я не хочу в ней участвовать. Поэтому я кладу руки на стол, привстаю и громко приказываю: