ЭТНОС. Часть третья — "Стигма" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 17

* * *

— Пап, что это? — дочь подняла голову, прислушиваясь.

Я помогаю Нагме с Корнеем, который засопливил, — тяжёлая влажная дневная жара сменяется здесь холодным ночным ветром с моря, и с непривычки легко простудиться. Ничего страшного, ерунда, но она довольно тревожная мать.

— Стреляют, — ответил я удивлённо. — Может, туземцы решили нас пощупать?

Однако пальба в ночи нарастает, явно превышая по интенсивности отражение единичной диверсионной вылазки, которые тут случаются. В коридоре броневагона затопали, и я выглянул. В дверь моего походного кабинета уже колотит вестовой, но, замечая меня, поворачивается и кричит: «Киндурцы нас предали!»

По бронепоезду разносятся колокола громкого боя, грохочут сапоги разбегающихся по местам боевых расчетов, мигает и переходит в тревожный режим освещение — электричество переключили на прожектора, кочегары разводят пары. Наша «Катрин» готовится драться или драпать, по обстановке.

— Что происходит, пап?

— Пока не понял, но зря ты не уехала в столицу, как собиралась.

— Я чувствую себя в большей безопасности под обстрелом с тобой, чем во дворце без тебя, — отмахивается Нагма. — Ты нас вытащишь, я знаю.

В артиллерийском вагоне выстрелили пушки, загрохотали пулемёты с платформ, и Корней испуганно заревел.

— Иди, пап, спасай нас, я справлюсь, — поворачивается к нему дочь. — А ну, кто тут у нас такой горластый? Кто успел позабыть звук прогресса?

* * *

Ни тогда, ни потом мы не смогли понять, какая вожжа попала под хвост киндурцам. Порток высказывал гипотезу, что их разведке вбросили дезинформацию, будто мы хотим захватить весь юго-восток и ни с кем не делиться. Но это ничего, на самом деле, не объяснило. Разведка у них, и правда, была «детский сад, штаны на лямках», и скормить ей любое фуфло проблемы не составляло, мы и сами тут не без греха, признаться. Но чего они хотели добиться, атаковав в ночи наш гарнизон? Силы на суше были примерно равны, и за счёт внезапности нападения у них были шансы нас разгромить… Допустим. А потом-то что? Киндур располагал лишь десантом, подкрепление к нему пришлось бы везти морем под огнём нарнийских канонерок, а у нас была двупутная железка, по которой мы за три дня могли забросить целый ударный корпус. Может быть, они рассчитывали, что туземцы поддержат бывшую метрополию, спеша упасть обратно в её отеческие объятия? Понятия не имею. Потом стало как-то не до выяснений. Но тогда они даже первоначальной задачи не потянули — гарнизон поднялся по тревоге моментально, бронепоезд накрыл наступающих огнём, сбив первоначальный порыв. А потом с моря поддержали пушки канонерок, и когда завели и раскочегарили танки, шансов у них не осталось вовсе. Десантная бригада Киндура была уничтожена почти полностью, выжившие сбежали в джунгли, где их, надо полагать, дорезали местные. Среди немногих пленных не оказалось ни одного офицера, так что никаких объяснений мы не получили.

Отбив длинную шифрованную телеграмму в столицу, я успел получить в ответ два сообщения. Первое гласило, что Киндур и Багратия официально объявили войну не только Меровии (что было понятно), но и друг другу, что отдавало уже полным безумием. Где они воевать-то собрались? Второе было несколько менее шокирующим — Калания напала на Лоэцию. Это тоже было фантастически глупо — имея сто метров границы по высокогорному перевалу, воевать невозможно чисто геометрически, но от Калании никто вменяемого поведения и не ожидал.

— Может, они сразу в плен сдадутся? — растерянно ржёт Порток. — В надежде, что в плену лучше кормят?

Мы переглядываемся и видим друг у друга в глазах одинаковое непонимание происходящего. Еще вчера всё шло по нашему плану, и мы наконец-то изящно вращали этот мир на чём могли, а теперь творится какая-то непонятная хрень, и мы понятия не имеем, что с этим делать.

Мы ждали ответа на наши депеши, но телеграф молчал,

— Надо разбегаться по столицам, — предложил Порток. — Ты в свою, я в свою. Хрен с ним, с юго-востоком, потом дозавоюем. Сейчас на тебя Багратия попрёт, да и мой Кэр-Паравэль могут опять попробовать сжечь, флот-то весь тут.

— Согласен, — кивнул я, — надо разбираться, что происходит. А то отсюда ни черта непонятно.

Телеграфный аппарат в штабном вагоне застрекотал, выплёвывая ленту. Телеграфист быстро пишет расшифровку, и я вижу, как поднимаются его брови, сдвигая на затылок фуражку.

— Из Претории, Ваше Высочество! — подает он мне с поклоном листок.

— Там-то что стряслось? — удивляется Порток. — Самый же центр страны…

«Тоннель взорван тчк диверсия тчк предпл калания тчк связи севером нет».

— Да какого хрена! — взрываюсь я, и побледневший телеграфист пытается спрятаться за своим аппаратом.

А в голове только одно: «Катрин! Моя Катрин осталась с той стороны!»

* * *

В тоннеле, как выяснилось позже, когда мы с Нагмой прибыли на бронепоезде в Преторию, взорвали поезд. Он вёз снаряды и хорошо охранялся, но в ущелье его атаковал невесть как пробравшийся туда отряд каланийских диверсантов. Они загнали состав в северную часть тоннеля и подорвали, причём, похоже, вместе с собой. Это рассказал успевший незаметно спрыгнуть в кусты помощник машиниста.

Тоннель был под надёжной охраной, но никто не ожидал атаки изнутри, на перегоне между его частями. Считалось, что в ущелье никак иначе не попасть, но, видимо, как-то исхитрились. Теперь между Югом и Севером нет ни сообщения, ни связи, а значит, Катрин осталась там одна с двумя детьми и войной на два фронта.

— Не бойся за неё, — утешает меня Нагма. — Катька шесть лет без тебя страной рулила. Сейчас расслабилась, конечно, но ничего, вспомнит молодость. Верь в неё, она справится.

— Я верю, но…

— Брось, пап, не изводись. У тебя такой вид, как будто ты сам сейчас с лопатой побежишь. Оставь их, люди работают. Твоя жена, она же моя мачеха, — крутая умная тётка. Не даст в обиду ни себя, ни детей.

Больше всего угнетала неизвестность — связи с Севером не было никакой. Было тревожно за Катрин, которая точно так же не знает, что с нами. Порток обещал отправить депешу с вермельским капитаном, который ему должен, но, пока она дойдёт, пройдут месяцы.

Я привёз из шахт проходчиков и горных инженеров, и они заверили, что основной свод удержался. Хорошо при Мейсере строили. Но тоннель завален каменными обломками, каждый весом по несколько тонн. Подогнать туда паровые краны не даёт узость прохода, так что придётся подрывать их и вытаскивать вручную, рискуя нарваться на детонацию, если под завалами неразорвавшиеся снаряды.

Я обещал щедрые премии всем и ещё более щедрые компенсации семьям, если кто-то погибнет, и разрешил остаться только добровольцам. Впрочем, недостатка в них не было — все понимали значимость тоннеля для Меровии, у многих были с той стороны друзья и родственники. Работа кипела круглосуточно, но не надо думать, что я сидел рядом на камушке, сверля завал тоскливым взглядом. Организовав процесс и убедившись, что задействованы все доступные ресурсы, мы с Нагмой погрузились в бронепоезд и отправились готовить Юг к большой войне.

Я обычно наступаю на те же грабли не больше трёх-четырёх раз, так что необходимость промышленной автономии Юга мне была давно очевидна. Просто не было лишних ресурсов дублировать северные заводы здесь. На них производилось оружие, боеприпасы, техника, электрические компоненты и сложные инструменты… У нас не хватало рабочих и инженеров, чтобы обеспечить такое же производство. Но это пока не припёрло.

Заложили корпуса, поставили в приоритетную очередь станки для них, а я занялся нудной, неприятной, выматывающей но такой необходимой кадровой работой. Искал на предприятиях достаточно грамотных и амбициозных, при этом не незаменимых специалистов на новые заводы. Где-то через два месяца начало что-то получаться, и тут наконец подоспела весть — тоннель освободили достаточно, чтобы худой отчаянный подросток прополз поверх завала под самым сводом, зажав в зубах телеграфный провод. На мой стол в штабном вагоне рухнул ворох расшифрованных депеш, и ни одна из них не порадовала.