Аламазон и его пехота - Абиджан Анвар - Страница 18

— Его светлость Грязнуля Первый не дает нам голодать, — после долгих размышлений смущенно промямлил один из них, Джума-стражник.

— А если мы рады и довольны тем, что сыты, то чем мы отличаемся от баранов? — пылко возразил ему товарищ, которого звали Хабаром. — Сытое животное молчит, даже лежа на влажном навозе. Так и мы будем всю оставшуюся жизнь жить в таком же навозе?

И все промолчали. Но молчание лучше всяких слов говорило, о чем думают лучники. Что же говорить о простых людях, которые открыто высказывались о том, что дальше так жить невозможно?

В Алтынсарае тоже царил разброд и неуверенность.

Носились слухи, что вскоре и дворец, и все, кто в нем, будут сметены с лица Вселенной. Некоторые придворные утешали себя тем, что, если они не тронут тень пророка Мадумара, то, может быть, останутся в живых. Сыщики сбивались с ног, хватая одного за другим тех, кто высказывал подобные мысли. Но таких было очень много. Да что говорить о сомневающихся, если сам главный сыщик Исам Итту Искабтопар сомневался — а может быть, тень пророка все-таки настоящая?

Главный казий Хашим Хезиддин Хум тайком приготовил себе одежду крестьянина, чтобы вовремя убежать из дворца, если события примут неблагоприятный для нынешнего падишаха поворот.

Начальник тайной службы Фискиддин Фискал, приготовившись к сражению, тем не менее на всякий случай объявил себя больным. А поэт Дутари, закрывшись в своей комнате, рифмовал новую газель о пользе чистоты. — Она начиналась следующими строками:

Только главный визирь Бурбулит Идрис Ибрагим выглядел таким, как всегда — хладнокровным и рассудительным. По всем дорогам были расставлены посты, чтобы предупредить появление призрака. Стражники получили новую одежду и вознаграждение — для поднятия боевого духа, Бурбулит Идрнс Ибрагим понимал, что завтра — именно такой срок указал призрак — наступит решающий день, от которого зависит его власть и жизнь. Поэтому он отправился утешить своего слабовольного, ленивого племянника и сестру, которая совсем расхворалась и не могла подняться с постели, только стонала и ехала.

Впервые в жизни ловкая и хитрая Мастан-ханум ничем не могла помочь своему сыну.

ЗАВОЕВАНИЕ ПРОВИНЦИИ «ПЛАМЕННАЯ ПЕЩЕРА»?!

Наступила ночь. Лучники, дежурившие возле Чёрной дыры, воины, охраняющие дворец, придворные — все были в напряжении, ожидая, когда наступит обещанное пророком возмездие. Кандыр-коротыш сам стоял в карауле. В начале ночи он, храбро потрясая саблей, заявил;

— Пусть только появится этот самый призрак — изрублю его на самсу!

Но к ночи, особенно, когда все погрузилось в темно-фиолетовую мглу и на деревьях заухали филины, решимость его стала быстро исчезать. Только успел он из своей узорчатой тыквушки высыпать на ладонь очередную порцию наса, как за холмом послышался шум и гам, потом раздались скорбные звуки зурны и гром бубна. Стрелки, дрожа, стали оглядываться друг на друга. Кандыр-коротышка, залпом высыпав нас в рот, приготовил саблю, несмотря на то, что колени у него начали мелко дрожать.

И вот из-за холма стала медленно выплывать уже знакомая всем фигура привидения, сидящего на осле. За ним показались ряды последователей — все они, как и пророк, были с рогами, и все сидели на священных животных. Именно то, что создания сидели на ослах, и повергло стражников в ужас: все знали, что обуздать священное животное невозможно!

— Это настоящий пророк! — первым не выдержал Хабар и бросил лук на землю. За ним — остальные.

— Кто поднимает вас против меня? — раздался голос привидения. — Кто восстает против пророка Мадумара?

Взоры всех обратились к Кандыр-коротышке. И тут Хабар бросился к своему бывшему начальнику и повалил его на землю. Стрелки-лучники гурьбой бросились за ним, Через мгновение Кандыр-коротышка был обезоружен я крепко связан.

— Кто идет за мной? — опять заговорил призрак Мадумара. — Кто хочет принять участие в священном походе против нечестивца, нарушившего все законы нашего народа? Поднимите оружие и следуйте за мной!

Войско двинулось к столице. Оглядываясь назад и видя вооруженных людей за собой, Аламазон весело повторял про себя: «Священный поход продолжается! Впереди — бой!».

Первыми встретили войско пророка жители Джанджалмахалли, то есть махалли Драчунов, живущие в пригороде. Махалля эта издавна славилась тем, что жители ее были известные драчуны и задиры. Не было, наверно, ни одного дня, чтобы здесь кто-нибудь не повздорил между собой. Правая сторона улицы уже многие годы враждовала с левой, и в перепалках принимали участие все от малых до стариков. Иногда драка продолжалась до глубокой ночи, ее сопровождали истошные крики женщин. Если победители не уставали, то начинали сражаться между собой. А иногда можно было видеть, как в пылу кто-нибудь принимался колотить самого себя!

С самого утра жители махалли, позабыв раздоры, ждали появления пророка. Еще бы — побоище, которое ожидалось, могло дать им отличную возможность показать себя! — И все, кто мог двигаться, приготовив палки, ждали событий.

Несмотря на ночь, жители Джанджалмахалли немедленно присоединились к войску пророка. И шествие отправилось дальше, все разрастаясь и разрастаясь, потому что по дороге к нему присоединялось много вооруженных чем попало людей. В их руках были палки, дубины, луки и стрелы. В общем, все это теперь представляло довольно грозную силу.

Когда толпа высыпала на улицу, ведущую ко дворцу, главный казий Хашим Хезиддин Хум, переодетый крестьянином, стоял у ворот одного из домов. Здесь жили его родственники, и он намеревался в случае чего спрятаться у них. Но, может быть, было гораздо безопаснее присоединиться к шествию, раствориться в нем? Кто бы сейчас узнал в жалком крестьянине, дрожащем от страха, горделивого придворного?

Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Обернувшись и увидев ухмыляющегося Бурбулита, главный казий оцепенел от страха и неожиданности.

— Поздравляю с новым нарядом! — зловеще заговорил Бурбулит. — Мы, оказывается, единомышленники. Что вы здесь делаете, уважаемый?

— Я… я хотел, если удастся, убить мнимого пророка, пробормотал, не зная, как оправдаться, Хашим Хезиддин Хум.

— Да? И забыли дома свое оружие? — насмешливо улыбался главный визирь. — Я вам помогу. Я случайно прихватил с собой не только нож и кинжал, но еще и лук.

— Что… что вы хотите сказать?

— Только то, что у вас есть блестящая возможность доказать свою преданность. Вот, возьмите лук… Да берите, берите, не бойтесь! Вот так! А теперь забирайтесь повыше — вон туда, на крышу, и, когда пророк будет проезжать мимо, выстрелите. Понял меня, негодный?!

И так велик был страх главного казия перед жестоким, властным Бурбулитом, что он только молча кивнул головой и дрожащей рукой принял тяжелый лук.

— Когда будете целиться, руки ваши не должны дрожать, — как ни в чем не бывало, снова перейдя на «вы», наставлял его Бурбулит. — Прицел возьмите чуть вперед. А я…

Он помедлил, зловеще глядя на Хашим а Хезиддина Хума.

— В это время я буду под куполом соседнего дома и буду за вас молиться. А так как оттуда до вас совсем близко, то думлю, что вы не рискнете промахнуться. Иначе…

Он вынул из ножен изукрашенный драгоценными камнями кинжал. Главный казий знал, что Бурбулит Идрис Ибрагим действительно мастерски владеет кинжалом, умеет метнуть его, если понадобится, без промаха… Он словно почувствовал холод стали у себя между лопатками, поежился. Потом беспрекословно стал карабкаться на крышу.

Чем ближе подходили люди, тем большая тревога охватывала трусливого казия. Он то и дело косился на противоположную крышу, где, казалось ему, белеет фигура Бурбулита. Он и не знал, что тот давно исчез.

Вот белый призрак пророка поравнялся с ним. Стал виден и Осел-Создатель, который бодро стучал копытами по мраморным плитам, Казий: натянул тетиву, прицелился во всадника. Он чувствовал себя как человек, которого заживо поджаривают в кипящем масле, — страх терзал его, сводил дрожью руки. Когда стрела, пущенная им, вонзилась в голову пророка, он в ужасе закрыл глаза, и тут же, оступившись, полетел с крыши… С ужасным воплем свалился он в горячий родник, который кипел во дворе, огражденный каменной кладкой.