Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 45

Но я отвлёкся на ерунду, простите. Потому как все эти кинематографические страсти — сущая ерунда, по сравнению со свалившейся нам на головы — с размаха, как пыльным мешком — новости: «Станция «Лагранж» уже пять часов не выходит на связь! Многовато, чтобы списать на задержку радиосигнала, который, как известно, составляет около шестнадцати минут, даже с учётом того, что он идёт через спутник-ретранслятор, висящий где-то между орбитами Земли и Марса. Сколько-то времени ушло на ожидание — мало ли, какие технические проблемы могли возникнуть при передаче сигнала? — но когда все лихорадочно предпринятые усилия не дали результата, о ЧП решено было сообщить, для начала — всему персоналу внеземных объектов.

Нас это известие застало в коридоре орбитальной гостиницы — мы шли в ресторан, чтобы отпраздновать победу команды «Гагарина» на турнире, и когда зазвучало по внутренней трансляции «Внимание! Передаём экстренное сообщение…» — замерли в недобром предчувствии.

Мы — это я, Юлька и Нина, супруга Димы Ветрова. Главный инженер-кулинар «Джемини-Хилтона». Нина обещала нам поистине королевский ужин: «сегодня будет парадный ужин для бизнесменов из Калифорнии, они решили пустить пыль в глаза конкурентам и устроили ежегодный конгресс на орбите — попробуете, что мы для них наготовили!» Услышав, что речь пойдёт о «Лагранже», она побледнела, как бумага, а когда прозвучали роковые слова «связь со станцией потеряна, все попытки восстановить её к успеху не привели…» пошатнулась и обеими руками схватилась за стену. Я же переглянулся с Юлькой — и прочёл в её перепуганных глазах ответ на незаданный вопрос. Не далее, как пару часов назад, ожидая начала турнира, мы обсуждали перспективы затеянного Леднёвым эксперимента, и Юлька предвкушала данные наблюдений, которые перешлёт (конечно, перешлёт, а как же иначе?) ей астрофизик.

Всё было ясно без слов: ведь именно семь часов назад, не раньше и не позже, с «Лагранжа» к «Гагарину» должен был отправиться через «космический батут» первый грузовой контейнер, и именно в это самое время пропала связь со станцией. Совпадение? Не бывает таких совпадений… Я оставил Нину, вознамерившуюся, кажется, лишиться чувств, на попечение Юльки и со всех ног припустил к отсеку дальней связи, на бегу тыча пальцем в персональный браслет…»

— Я не верю, что он погиб, Лёш! Не верю!

Это фразу она повторяла, наверное, в пятый раз. А может, и в десятый, я не считал.

— Я тоже не верю, Нин. И Юлька не верит, скажи?

Она кивнула. Мы стояли в причальном отсеке орбитальной гостиницы; я, как и положено опытному обитателю Внеземелья, облачился в «Скворец». Шлем лежал тут же, на банкетке, рядом с серебристым чемоданчикомжизнеобеспечения. Мои попутчики, туристы, облачённые в салатово-зелёные гермокостюмы «Воробей» облегчённого типа поглядывали на меня с уважением.

— И вообще, с чего ты взяла, что кто-то там погиб? Ну, буря какая-нибудь на Солнце, протуберанцы там, вот связь и прервалась! Вспомни, с самого начала ведь тоже её еле-еле установили!

— Нету никакой бури. — тихо, как-то обречённопроизнесла Нина. — Я специально узнавала: в обсерватории говорят, период спокойного Солнца.

…Ну конечно, на «Джемини-Хилтоне», как и на любом внеземном объекте, есть научники. И обсерватория тоже имеется, куда ж без неё?..

Тогда ещё что-нибудь — антенна у них, скажем, вышла из строя, тот же «Эндевор» маневрировал и случайно зацепил… Может ведь такое быть?

Она беспомощно пожала плесами.

— Ну, не знаю…

— Вот и никто не знает. Так что отставить уныние, вернётся твой ненаглядный Дима, весёлый и здоровый. И остальные вернутся, вот увидишь!

Я понимал, что слова мои звучат не слишком-то убедительно. За девять часов, прошедших с момента сообщения о потере связи со станцией «Лагранж», ничего нового выяснить не удалось — ни обрывка радиопередачи, пустота. Даже телеметрия, поступающая через зонд-ретранслятор в автоматическом режиме пропала, а этого на моей памяти не случалось ещё ни разу. И, конечно, радио— и телекомментаторы по всему миру смаковали эти подробности и строили предположения, одно страшнее другого. Языки бы им всем повырывать…

— Ладно, я пойду тогда. — Нина вытерла слёзы. — У меня ещё дела… много.

— Иди, конечно. Если что, сразу тебе сообщим. И не вешай нос, всё будет хорошо. Запомнила?

Она часто закивала головой. Юлька, громко всхлипнув, бросилась ей на шею, и я отвернулся. Не выношу женских слёз, никогда не выносил — особенно по таким вот безнадёжным поводам. Любому ведь мало-мальски разбирающемуся в делах Внеземелья ясно, что на «Лагранже» случилось что-то по настоящему серьёзное, и вспышки на Солнце (которых, к тому же, нет и в помине) не имеют к этому отношения.

Объятия, наконец, закончились, я проводил Нину взглядом. Юлька стояла, утирая покрасневшие глаза, по щекам к скулам блестели влажные дорожки.

— Ты куда теперь, вернёшься на Луну? — спросил я. Она пожала плечами.

— Смысл? Данные с «Лагранжа» мы теперь нескоро получим…

— …если вообще получим.

— Думай, что говоришь, накракаешь! — Она сердито сверкнула на меня глазами. — Что до Луны, то я вообще-то на Землю собиралась, в отпуск, но теперь даже и не знаю…

— Мой тебе совет: окажешься на «Гагарине», найди, кто там занимается «Лагранжем» и изложи свои соображения, в том числе и по поводу лунного «обруча». И обязательно о том, что это была первая отправка серьёзного груза через их «батут». По-моему, это особенно важно…

Она пожала плечами.

— Ну, не знаю… может, подождать Гарнье?

Я хмыкнул.

— Он, насколько я понял, сидит на Луне и на «Гагарин» не собирается. А информация вполне эта может оказаться критически важной.

Юлька упрямо тряхнула головой.

— С чего бы это? В любом случае, пока связь не установят, мы можем только гадать.

— Это верно, конечно… но ведь и варианты прикинуть не помешает?

Она помолчала, потом кивнула, соглашаясь.

— Ну, хорошо. А ты сейчас куда? Назад, на верфь?

— Да. Видишь, повезло, что у них тут запланирована экскурсия на «Китти Хок». Эта публика, — я кивнул на кучку туристов в «Воробьях» — большие деньги за такой полёт платит, ну и меня подбросить согласились, задаром. А задерживаться мне тут не с руки, есть подозрение, что «Резолюшн» сейчас понадобится.

Она сощурилась, как делала каждый раз, когда ей приходила в голову какая-то мысль.

— Думаешь, корабль пошлют на помощь, к «Лагранжу», и рассчитываешь лететь с ними?

— Загадывать не хочу, но… почему бы и нет?

Я не кривил душой: шанс, и правда, был, особенно после тех бесчисленных часов, что я провёл, монтируя на «Резолюшне» пусковые трубы «тахионных торпед», и теперь всерьёз рассчитывал попасть на борт в качестве техника-стажёра.

— А зачем именно корабль? Не проще просто забросить туда через «батут» лихтер, чтобы осмотрелись и всё выяснили?

— Посылать лихтер, не зная, что там случилось — значит рисковать людьми. Не факт, что «батут» на «Лагранже» действует, не факт, что он вообще цел — и как они тогда вернутся? А если там вообще реактор вышел из строя? «Резолюшн» хотя бы сам долететь до Земли сможет и сообщить, что случилось…

Над люком загорелось зелёное табло с предупреждением на трёх языках. Туристы встревоженно загалдели.

— Ещё пять минут, торопиться некуда… — сказала девушка. — А «Резолюшн» прямо к «Лагранжу» прыгнет?

Я покачал головой.

— Вряд ли. Думаю, рассчитают прыжок так, чтобы выйти из него, скажем, в четверти астрономической единицы от станции, а там уже попробуют установить связь. Да и в оптику что-нибудь разглядят, хотя бы — на месте станция, или её уже нет вовсе?

— Опять каркаешь? — она покосилась на меня с осуждением. — А обратно как пойдут, на тахионном приводе?

— Если придётся. Осталась всё же надежда, что на «Лагранже» какие-то капитальные неполадки с энергией, тогда можно будет наладить «обруч», запитав его от реактора корабля. Моща, конечно, не так, что у «Теслы», но хоть что-то…