Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 31

Фёдором Валентиновичем звали начальника медико-биологической группы базы «Ловелл», профессора Кононенко, который и рассказывал о результатах предварительного исследования олгой-хорхоев. Название это с моей лёгкой руки было принято всеми.

Юлька, наконец, ковырнула вилкой омлет, проглотила кусочек, и отодвинула тарелку.

— Совсем что-то есть не хочется. — пожаловалась она. — До сих пор трясёт, как услышала, что ты там с этими червяками воюешь. И охота тебе, Лёш, каждый раз попадать в какую-нибудь историю…

— Это куда, скажи на милость? — возмутился я. — Живу себе тихо-мирно, никого не трогаю…

— А кто самолёт в Королёве разбил? — Юлькин указательный пальчик уткнулся в меня обвинительным жестом. — Или, может, про историю в Артеке напомнить, когда вы в тот идиотский грот полезли? Или как ты от хулиганов в Москве палкой отбивался? Вот почему с другими ничего такого не случается, а с тобой вечно что-то не слава богу?

Мира, понял я. Не удержалась всё-таки, поделилась с подругой. Приеду — убью, и на Юрку-Кащея не посмотрю, даром, что он по ней уже год, как сохнет. Впрочем, нет, не верно, процесс там вполне взаимный…

— Вы собираетесь сообщать о нашем происшествии на «Лагранж»? — спросил я, чтобы сменить тему.

Юлька пожала плечами. –

— Ну… наверное, когда сами во всём разберёмся. Куда торопиться-то? Тот «обруч», даже если они его найдут, висит в пустоте, кто из него вылезет?

Так ты что же, не полетишь на «Лагранж»? — удивился я. — Собиралась ведь завтра лететь на «Тихо Браге», и даже с начальником «Лагранжа» договорилась. Как же теперь?

Корабль прибыл точно по графику, в разгар суеты, охватившей станцию из-за явления олгой-хорхоев. Интересно, капитану уже успели рассказать, что именно они, их прохождение через «батут» стало тому причиной?

— Пока не могу. Меня временно включили в группу Гарнье, работы выше головы. Завтра с утра поедем устанавливать новое оборудование возле «обруча». Кстати, он просил узнать — не согласишься отправиться с нами, водителем?

А ведь она нисколько не огорчена тем, что долгожданный полёт на «Лагнаж» пришлось отложить, отметил я. А а ведь как ждала…

— Соглашусь, отчего же нет? Только по-моему, это вы напрасно. В смысле — зря не хотите сообщить о том, что у нас тут творится, на «Лагранж». Мало ли что может случиться и помимо олгой-хорхоев?

Юлька вздохнула.

— Я тоже так сказала Гарнье. Но он категорически запретил — заявил, что сначала сам должен всё изучить, и только потом…

— А самой дать радиограмму Леднёву?

— Я думала об этом. Но радист наверняка доложит начальнику станции — это ж не частная переписка, которую он обязан хранить в секрете, а служебное сообщение. Гречко-то ладно, он поймёт, а вот Гарнье мне такого самоуправства не простит. Он очень самолюбив и, кажется, затаил обиду за то, что я его выставила дураком на совещании.

— Так уж и дураком… — я злорадно ухмыльнулся. — Хотя да, ты права: именно дураком, и именно выставила. Не будет нос задирать, лягушатник хренов!

— Вот ты опять… — возмутилась Юлька. — Не можешь нормально да? Обязательно надо позлорадствовать?

Девушка нахмурилась.

— Так он же тебя слушать не хотел? Сам и виноват!

— Его понять можно. Прибегает какая-то соплячка и начинает объяснять ему, старшему астроному базы и профессору, как устроен мир. Я бы на его месте тоже разозлилась бы, и ещё как!

А ведь мне всё это не нравится, понял я. Совсем даже не нравится, вот нисколечко! Гарнье — мужчина достаточно молодой, несмотря на своё профессорство, всего тридцать четыре года, галантный, как и все французы — помню, как он целовал Юльке ручку, когда нас ему представляли, — да и внешностью бог не обидел. То-то мне показалось, что она каждый раз, заговаривая с ним, теряется, и прячет глаза — а когда Гречко распорядился, чтобы они занялись расследованием вместе, обрадовалась, даже особо не скрывая своих эмоций.

…Стоп, это я что, ревную? Ну вот, приехали — не забыл, сколько тебе лет на самом деле? А с другой стороны — я что, разве не живой человек?..

— Знаешь, я всё же пошлю радиограмму Леднёву. — сказала Юлька. — ты прав, надо предупредить, мало ли что?

— А как же Гарнье?

— А я не отсюда. Завтра утром «Тихо Браге» уходит к «Гагарину», а там наши, Андрей Поляков и Середа. Попрошу кого-нибудь из команды передать им письмо — обычное, бумажное — и в него вложу точный текст радиограммы, кто адресат, ну и всё такое. Чтобы чего не напутали.

— Ну, прямо шпионские игры! — хмыкнул я. — А вообще ты молодчина, Юль, мне бы такое и в голову не пришло.

— Неудивительно. — губы её тронула улыбка — как мне показалось, не слишком весёлая. — Ты сам всё привык делать, особенно что-то важное. Нет, чтобы подойти, попросить помощи. Я иногда думаю: может, ты нам попросту не доверяешь? Мне, ребятам? А, Лёш? Признайся, не доверяешь ведь?

…Ну что тут ответишь? Я пробормотал «да нет, что за глупости, как я могу…» в два глотка выхлебал какао, сунул недогрызенный крекер собаке и позорно сбежал.

VIII

Помидоры были тёмно-красные, вытянутые, как сливы — и маленькие. В описи продуктов, присланных с грузовым контейнером (Дима битых семь часов ловил его на «попрошайке» — на этот раз непостижимая магия «батута» дала промах на полторы тысячи километров) они значились как «томаты, сорт «Черри». Поначалу диковинные плоды хотели попросту раздать вместе с обедом, но Леднёв влез с предложением соорудить из них салат, а Дима имел неосторожность припомнить, что Нина как-то объясняла, как делать это в отсутствии тяготения. Кулинарные таланты Диминой супруги на «Лагранже» были известны многим (почти все, так или иначе, прошли через станцию «Гагарин» и приобщились к тамошней кухне), и начальник станции, обдумав предложение, дал «добро». А ещё — назначил исполнителей в лице автора идеи (инициатива, как известно, наказуема) и единственного «специалиста» по приготовлению данного блюда. Вот Дима и маялся теперь: он засунул руки по локоть в большой полиэтиленовый пакет он, подобно химику, работающему с опасными веществами продев руки в прорезиненных перчатках внутрь изолированной камеры, и резал там помидорчики, смешивал их с сухим укропом, майонезом и прочими приправами, которые тоже нашлись в «продуктовой посылке». И, конечно, не забывал проклинать длинный язык Леднёва, который тот не умеет держать за зубами. Участие же астрофизика в процессе приготовления салата сводилось к старой, как само кулинарное искусство, формуле «подай, принеси, пошёл вон!», а всё остальное время Валера взахлёб рассуждал о предстоящей охоте на «звёздный обруч» — и ещё о кое-каких обстоятельствах.

— …я тут с «Гагарина» получил радиограмму. Ты ведь знаешь такого, Виктора Середу? Забавно, прямо как в «Москве-Кассиопее» там мальчика, капитана «Зари», так звали…

Дима от удивления упустил пакетик с тёртым чесноком, который как раз собирался ввести внутрь своей «кулинарной камеры» — желательно, не расплескав при этом её содержимого по всему камбузу. Скорее бы уж запускали вращение «жилого» бублика станции — сил больше нет терпеть эту невесомость…

— Он что, пишет тебе?

Зачем Середе понадобилось связываться с астрофизиком, Дима не мог даже вообразить.

— Ну, не совсем он… — Леднёв извернулся и поймал упаковку чеснока, успевшую уплыть под потолок. — Это от той девушки, Лиды Травкиной, которую я пригласил к нам, на «Лагранж». Уж не знаю, почему она не сама прислала радиограмму, а передала через этого Середу — но сообщает она о весьма тревожных вещах. Вот, послушай…

На то, чтобы изложить обстоятельства лунного ЧП астрофизику понадобилось минут пять. Получив радиограмму, он не поленился связаться со своими коллегами, работающими на «Циолковском», и получил от них подтверждение: да, и «Звезда КЭЦ» и «Ловелл» уже второй день стоят на ушах из-за нападения каких-то инопланетных тварей, чуть ли не кремнийорганических, хлынувших из внезапно ожившего «звёздного обруча». Да, один человек сильно пострадал и сейчас врачиборются за его жизнь, и да, самое загадочное, самое пугающее в этой истории — то, что возникновение «тахионного зеркала» в лунном артефакте до микросекунды совпадает со срабатыванием «батута» на «Звезде КЭЦ». И объяснений этому тамошние астрофизики, как и созданная на «Ловелле» научная группа под руководством знаменитого Гарнье, пока отыскать не могут…