Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 26

На этот раз веер разлетающихся искр был куда более впечатляющим и напоминал электросварку, а малиновое пятно в том месте, куда угодил лазерный луч, было, скорее, ярко красным. Но мне не пришлось дожидаться, когда оно остынет — и так было хорошо видно, что алюминий прожжён насквозь, и в получившееся отверстие пролезет, пожалуй, кончик карандаша. А что, неплохо — толщина листа два с четвертью миллиметра, значит, панцирь скафандра или кожух лунного багги такой выстрел прожжёт без проблем — если, конечно, допустить, что кому-нибудь понадобится стрелять из лазерного револьвера в людей или лунный транспорт.

Тем не менее — испытание проведено, данные получены и будут соответствующим образом зафиксированы в отчёте. А теперь надо снова подождать, когда револьвер остынет — и вернуться, наконец, к безответным лунным булыжникам…

Эфир неожиданно взорвался помехами — вой, треск, свист хлестнули по барабанным перепонкам так, что я невольно вскинул ладони к ушам, едва не уронив при этом револьвер. Краем глаза я заметил, как дёрнулся и тоже схватился руками за шлем Пьер — и в этот момент вся электроника, которая была в поле моего зрения, умерла. Приборный щиток лунного багги, маленький выносной пульт на боку спектрометра, даже пластинка-экран на левом рукаве «Мун хауберга», на котором отражались текущие параметры вроде температуры поверхности скафандра, запаса воздуха, давления и уровень СО2 — вырубилось всё. А секундой позже замолчал и эфир, словно в уши мне кто-то очень старательный запихал ватные тампоны — и поглубже, поглубже, чтобы ни единого звука не проникло снаружи…

Я перевернул револьвер затыльником рукоятки к себе — из трёх лампочек, показывающих уровень заряда батареи, горят только две. Так, собственно, и должно быть, сколько там раз я стрелял — три, четыре? А вот огонёк, сигнализирующий об уровне нагрева, не горит, значит термореле тоже сдохло.

Пьер спрыгнул с подножки багги и подошёл ко мне. Физиономия его за забралом была крайне озадаченной. Рукой он сделал призывный жест — я понял, что затеял француз и наклонился чуть вперёд, давая ему прижаться стеклом своего шлема к моему.

— Что это былль, Алекксис? У меня в скафандр вся электроника не работайт, свьязь нет…

Голос его, проникающий через двойной слой закалённого кварцевого стекла звучал тихо, но достаточно разборчиво. Я сделал попытку пожать недоумённо плечами — безуспешную, такие фокусы в вакуум скафандрах, не проходят, — после чего просто покачал головой.

— У меня то же самое, Шарль. Всё вырубилось — и связь, и датчики. Обогрев, правда, работает, и вот ещё…

Я продемонстрировал ему револьвер с двумя светящимися точками.

— Это есть плёхо… — глубокомысленно прокомментировал француз. — Что мы теперь делайт?

Вопрос закономерный — раз я назначен старшим группы, то мне и решать, как вести себя в этой явно нештатной ситуации. Я повернулся в сторону «Ловелла» — до них по прямой было около полутора тысяч метров, и верхушка самого большого з трёх куполов станции хорошо была видна над каменистым гребнем. А вот это уже скверно: белый «бумеранг» антенны обзорного кругового радара не вращается, как он делал это всегда, не замирая ни на минуту. Ну, хоть прожектора на макушке купола горят, и на том спасибо…

«Шёлк-щёлк! Шёлк-щёлк! Шёлк-щёлк!» — три подряд нажатия на клавишу экстренной связи на левом запястье. Тишина, нет даже треска помех.

— По ходу, Пьер, на «Ловелле» тоже проблемы. Багги завести пробовал?

— Уи, дажье два раз. — француз по-прежнему не отрывался от моего шлема. Со стороны это, наверное, выглядит весьма забавно, мелькнуло у меня ы голове — двое космонавтов стоят, обнявшись, посреди лунной равнины и стараются обменяться поцелуями. — Ничьего не действовалль, совсьем!

— Ясно. Тогда — вариантов нет, пошли пешком. — ответил я. За полчаса доберёмся.

— Этот брать? — он ткнул перчаткой в спектрограф.

— Пусть остаётся, что с ним сделается? Вот разберёмся, что стряслось — вернёмся и заберём, и его, и багги.

— Уи, мсье! — Пьер в шутливом жесте вздёрнул перчатку, словно отдавая честь. — Я есть готовый. Идьёмм?

Эфир по-прежнему был мёртв, приборный щиток багги тоже не отзывался на нажатия кнопок и рычажков. Что ж, значит — придётся идти. Я хотел, было, прежде чем направиться в сторону станции, сунуть револьвер в ящик на багажнике — но передумал. Мало того — похлопал себя по набедренному карману, убедившись, что остальные взятые с собой «гильзы-вспышки» там, и никуда не делись. Глупо, скажете? Сам знаю, но ничего поделать с собой не могу. Древний, как этот мир инстинкт: когда случается что-то непонятное, потенциально опасное — убедись, что оружие под рукой…

Мы успели отойти не более, чем на три десятка шагов — вернее, не шагов, а длинных «кенгуриных» прыжков, когда отталкиваешься по очереди обеими ногами — когда справа, над гребнем кратера, что-то мелькнуло. Я остановился — слишком резко, едва удержав равновесие, — и повернулся в сторону подозрительной вспышки. И вовремя: над гребнем одна за другой взлетали сигнальные ракеты, вперемешку, красные, белые, зелёные, будто кто-то решил ни с того ни с сего устроить салют. И находился этот «кто-то» не возле куполов «Ловелла», а в той стороне, где в пологой стенке кратера, в каверне, в глубокой тени прячется таинственный «звёздный обруч».

VI

Я не сразу заметил, как ожили системы скафандра. Сначала зашуршали в наушниках помехи, потом начали прорываться сквозь них обрывки фраз — по большей части, недоумённых, а то и испуганных. Быстрый взгляд на запястье — ага, датчики действуют, но всматриваться в их показания некогда. Ракеты продолжают взлетать над гребнем, но уже гораздо реже — видимо, устроители фейерверка, кто бы они ни были, извели запасы потешных огней. Так, стоп, горячку в сторону, надо остановиться и, наконец, подумать, а не продолжать этот бег двух тараканов по раскалённой сковороде…

Что я и сделал. Пьер последовал моему примеру — до него было метров десять, и он принялся размахивать обеими руками. Я постучал пальцем по правому запястью, где у «Мун хауберга» располагалась панель управления связью, француз хлопнул себя перчаткой по шлему и принялся тыкать пальцем в рукав. Почти сразу сквозь эфирную трескотню прорвалось сначала его прерывистое дыхание, а потом и голос:

— Алексис, слышалль мень-я?

— Слышу, слышу… — отозвался я. — С воздухом как, порядок?

Система жизнеобеспечения моего скафандра ожила вместе с радио, и теперь я с удовольствием ощущал струйки тёплого воздуха, обтекающие тело. Сколько она не действовала — три минуты, пять? Ещё примерно столько, и это могло бы стать проблемой.

— Хорошоь-ё вё-оздухх, порьядок. Что тьеперь делайтт?

— Если системы скафандра действуют, то и багги тоже должен заработать. Возвращайся скорее, попробуй завести — и, если получится, сразу догоняй меня.

— А ты есть… идти дальщье, уи?

— Уи. Поднимусь на гребень, может удастся связаться с куполом. А то у меня сплошной треск.

Так оно и было — из того, что удалось расслышать в дикой мешанине помех я разобрал лишь, что на «Ловелле» изрядно перепуганы и не очень понимают, что происходит. А значит, на помощь их рассчитывать пока не стоит — ни нам с Дюбуа, ни тому, что продолжает подавать сигналы из-за гребня. Вот ещё две ракеты — красная и белая, взвились с трёхсекундным интервалом и рассыпались удивительно красивыми искристыми вспышками. Салют в честь Первомая — только вот, боюсь, праздником там и не пахнет…

Пьер тем временем приступил к исполнению полученного приказа — повернулся и длинными прыжками направился к багги. Как бы он не споткнулся, забеспокоился я, это ведь только кажется, что вниз по склону бежать легче, кем вверх. На самом деле, всё ровно наоборот. А если упасть — запросто можно приложиться выпуклым забралом о камень — тот самый, с повышенным содержанием анорита, вон из сколько под ногами — хлопот потом не оберёшься. Нет, конечно, закалённое, особо прочное стекло не расколется — а вот микротрещина вполне возможна, и придётся тогда нашлёпывать на забрало липкую герметизирующую заплатку, после чего ни о каком продолжении поиска речи уже не будет, успеть бы доставить пострадавшего назад, на «Ловелл» до того, как потеря воздуха приобретёт опасные масштабы…