Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 11

— Сзади!!!

Вырвав клинок из тела рухнувшего вперед противника, я начал оборачиваться, одновременно с тем вскидывая шашку для нового удара… Вовремя! Уже спрыгнувший в окоп турок рванулся ко мне, нацелив ножевой штык в мою спину; чтобы успеть парировать его выпад, я присел, одновременно с тем разгоняя правую руку для удара… Лезвие шашки, рухнувшее сверху вниз, врубилось в ствол винтовки уже у самого дула — отклонив в сторону и длинный штык-нож, практически дотянувшийся до моей головы! Следом я пружинисто распрямился, всадив клинок в грудь врага встречным выпадом; шашка погрузилась в тело закатившего глаза и разом обмякшего турка не менее, чем на треть своей длинны — и не сразу пошла назад..

А затем меня просто сбил с ног прыгнувший сверху турок, сжимающий обратным хватом короткий ятаган, нацеленный мне в лицо! Упав в снег, я едва успел перехватить вооруженную руку оскалившегося, хрипящего османа, чьи глаза показались мне пугающе бешенными, даже безумными…

Глава 5

Несмотря на мое отчаянное сопротивление, клинок продолжает двигаться к моему лицу — турок давит сверху со страшной силой! Но срабатывают рефлексы, полученнные на тренировках по хапкидо: прогнувшись в спине, словно пытаясь встать на мостик, я одновременно с тем скручиваюсь набок, отклонив голову назад — и отпускаю руку османа. Ятаган вонзается глубоко в снег рядом с моим носом — а противник теряет равновесие, и мне удается сбросить его с себя, оказавшись уже сверху!

Враг, яростно скалясь, не сдается — он потянулся к моего горлу, силясь меня задушить. И ведь в первую секунду он сумел стиснуть мою гортань железной хваткой ледяных пальцев! А за спиной в это же время простучали сразу несколько сухих винтовочных выстрелов — один из которых принадлежал «мосинке» Прохора; кто-то вскрикивает, а одна пуля бьет рядом со мной… Спеша как можно быстрее включиться в общую схватку, я прихватываю левой одноименную кисть противника с внешней стороны — и начинаю выкручивать ее на залом. Одновременно с тем скручиваюсь и корпусом, сбрасывая с горла душащий захват — и разгоняя правую руку для удара! Осознание происходящего и страх промелькнули в глазах османа за мгновение до того, как мой кулак врезался уже в его горло, вгоняя кадык внутрь…

Я вскочил с забившегося в агонии турка, вырвав из снега его же ятаган, спеша быстрее развернуться лицом к врагу. Развернулся — и на миг замер; на моих глазах Прохор, подцепивший ствол вражеской винтовки креплением игольчатого штыка, рванул ее в сторону, обезоружив спрыгнувшего в окоп противника! А резко дернув «мосинку» на себя, обратным движением он вогнал игольчатый штык в живот очередного османа… От противоположной стенки ячейки грохнул револьверный выстрел — и уже было вскинувший карабин турок, целившийся в спину третьего номера, замер на краю окопа, вздрогнул с исказившимся от боли лицом, после чего начал оседать на колени… А снявший его Василий, с совершенно белым, словно бескровным лицом, но одновременно с тем горящими глазами, привалился спиной к снегу — и, подняв мой наган, выстрелил повторно! Теперь уже в спину перепрыгнувшего ячейку врага…

— УРРРА-А-А-А!!!

— ИМШИ ЯЛЛА!!!

Дружинники из числа армян, осетин и русских кинулись в штыки на прорвавшихся на моем участке осман, одновременно с резервным взводом Букретова. Полковник сам повел подмогу в контратаку, надеясь отчаянным ударом опрокинуть врага — и на моих глазах он застрелил двух турок в упор… Обе стороны сошлись в яростной схватке вокруг нашей ячейки, словно бы позабыв о моем расчете — сжавшемся у ее передней стенки, рядом с неисправным пулеметом. Отбросив ятаган, я подхватил выроненную Василием трехлинейку, спешно заряжая ее новой обоймой, моему примеру последовал и Прохор. А вот второму номеру, чья левая рука особо не работает из-за раны, я оставил наган, приказав не спешить выдавать нас выстрелами, пока мы хотя бы не зарядим винтовки…

Со звериной, пугающей яростью сошлись турки с нашими солдатами и ополченцами в рукопашной; в ход пошли маузеровские штык-ножи, русские игольчатые штыки, шашки, сабли, кинжалы и ятаганы… Штыковому бою кадровые солдаты — и тем более прапорщики, в большинстве своем отставные унтера! — обучены на совесть, это сразу бросилось в глаза. И, несмотря на то, что в контратаку пошел взвод выпускников Тифлисского училища, большинство их помимо штатного оружия взяли в руки и родные «мосинки»…

Парируя вражеские выпады то стволом винтовки, то ложем, новоиспеченные офицеры умело контратакуют, пронзая тела врагов короткими, точно рассчитанными уколами — или сшибая их с ног тяжелыми ударами прикладов, летящими в голову, в челюсть! Иные же умело используют самое эффективное в рукопашной оружие — револьвер! — и опустошают барабаны наганов до последнего патрона, после чего порой сходятся с османами на клинках… Правда, фехтовать шашкой четырехмесячный офицерский выпуск толком не учили — и на моих глазах одного из прапорщиков закололи штыком. Другого же играюче обезоружил османский офицер, выбив шашку точным ударом сабли, пришедшимся чуть повыше рукояти! В следующий миг отрубленную голову неудачливого фехтовальщика подкинуло вверх — но и сразивший его турок прожил не сильно дольше, застреленный Букретовым…

На самом краю нашего окопа уже османский воин сильным ударом по стволу винтовки отклонил нацеленный ему в грудь игольчатый штык, выбив трехлинейку из руки молодого армянского парня — после чего коротко, без замаха уколол в ответ. Но дружинник успел припасть на колени, пропуская вражеский выпад над пригнутой головой — и тут же пружинисто распрямился, врезавшись в турка плечом и сбив его на дно нашего окопа! Его противник от сильного толчка и неожиданности также выпустил маузер из рук — и оба рухнули на тела уже легших в ячейку турков…

— Уйди!

Я хотел было помочь сарыкамышскому ополченцу и заколоть его врага — но молодой, горячий парень толи не расслышал меня, толи не понял, толи слишком увлекся схваткой. Несколько раз ударив головой в лицо турка, вскрикнувшего от боли в сломанном носе и рефлекторно потянувшего руки к голове, армянин подхватил оброненный мной ятаган с характерными «ушами» на рукояти — и несколько раз вогнал клинок в грудь тонко, протяжно завизжавшего османа…

Тем самым вновь обратив на нас внимание нескольких неприятельских солдат, только что обежавших ячейку.

— Давай!

Вскинув винтовку и плотно уперев приклад в плечо, я сделал первый выстрел; мгновением спустя ко мне присоединились и Василий с Прохором. Я с пяти шагов не промахнулся — и лихорадочно дернув затвор, досылая новый патрон, вновь выстрелил, едва сместив планку целика и мушки на животе очередного противника…

Но и турки также начали стрелять в ответ — и, увы, все также с пяти шагов.

Вскрикнул раненый в ногу Прохор, дважды дернулся от ударивших в грудь пуль Василь. Сам мастеровой успел до того трижды нажать на тугой спуск нагана, ослабевшей рукой попав только один раз… А меня спас от неминуемой смерти армянский боец, резко выпрямившийся с окровавленным ятаганом в руках именно в тот момент, когда турецкие пули полетели в мою сторону!

Вражеский выстрел опрокинул безмолвно умершего ополченца прямо на меня; оказавшийся довольно тяжелым, крепкий парень упал спиной вперед — и невольно сбил меня с ног. Но придавленный телом дружинника — и прикрытый им, словно щитом! — я нашарил выпавший из разжатой ладони Василий наган, и разрядил в османов остаток барабана, свалив еще двух османов! А третьего, последнего вступившего с нами в бой врага снял Прохор, более проворно перезарядивший свой винтарь…

Трясущимися от страха и напряжения пальцами я откинул защелку барабана и попытался вручную извлечь стрелянные гильзы. Но раздувшаяся после выстрелов мягкая латунь так просто наружу не пошла — пришлось орудовать шомполам нагана, и только затем вновь по одной заряжать каморы патронами.

Какая удача, что безвременно почивший второй номер где-то успел изучить наган и умел им владеть… Кто знает — быть может, мастеровой состоял в одном из многочисленных революционных кружков или организациях, и уже получил какую-то боевую подготовку? Как бы то ни было, отчаянно боявшийся своего первого боя (и, увы, последнего) Василий принял его с честью — и погиб достойно русского солдата…