Венский вальс (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 16

Ишь, правильно он дозы распределяет. Бьюсь об заклад, что Орлов уже стал законченным наркоманом. Но мое-то какое дело? Главное, чтобы сердце выдержало.

— Матросами на суда мы собирались устроиться по матросским книжкам. Немецкие товарищи нам их достали.

Матросская книжка, это очень хорошо. А то, что немецкая — ничего страшного. Команды судов почти всегда интернациональные, никого бы не удивил и негр, имеющий документы Финляндии. Пожалуй, придется вывозить эту гоп-компанию морем, включив их всех в экипаж какого-нибудь корабля. Настоящим матросам придется работать чуть больше, зато и жалованье им положим раза в два, а лучше в три больше. Ну, и капитану за молчание придется платить. И как их лучше отправить? Оптимально от Бреста до Риги, а там корабль сменит флаг и — в Россию. Авось за две недели Орлов не умрет, как это случится с генералом Миллером. А, нет, это Кутепов умер от передоза, а Миллера украли и привезли в Москву. Кстати, по Кутепову и Миллеру работала группа «Яши», Якова Серебрянского, но Шпигельглас должен быть в курсе. Правда, в этой истории Миллера красть уже не придется, потому что по милости архангельских подпольщиков он уже третий год пребывает на дне морском.

Жаль, что придется ускорить выход «Королевы Моб», которая еще и наполовину не загружена. Что же, придется понести кое-какие убытки, но отправить парней побыстрее. Нет, если бы их переподчинили мне, то дело бы я для них быстро нашел, а «свободные» художники, подчиняющиеся лишь Дзержинскому и Коминтерну — нафиг мне тут не нужны.

Глава восьмая. Охотники за эсерами

Парижские голуби еще бесцеремоннее московских. Около нашей скамейки проковыляло несколько особо отвязных птичек, но поняв, что кормить их не станут, обиделись, взмыли в воздух и принялись выражать свое недовольство доступным способом. Когда первая жидкая «бомбочка» упала между нами, а вторая испачкала рукав Шпигельгласа, я понял, что пора уходить. Тем более, что уже все сказано.

Расставшись с «ликвидаторами», договорившись «быть на связи», заверив Сергея Михайловича, что приложу все усилия для ускорения их отъезда, я встал со скамьи и вышел на широкую дорожку. Скользнув взглядом по скульптурной композиции «Каин и сыновья», обсиженной голубями, подумал, что так толком и не осмотрел все статуи в саду Тюильри. Впрочем, я и в нашем Летнем саду не осмотрел все скульптуры, так к чему на французские тратить время?

Неподалеку от выхода увидел печального Исакова, переминавшегося с ноги на ногу и смолившего сигарету.

— А где ваша лучшая половина? — поинтересовался я.

— Пошла за объектом, — грустно сообщил Александр Петрович, затушив окурок о край урны и, немедленно вытащивший новую сигаретку.

— А что за объект?

Исаков пожал плечами.

— Она еще на входе в парк сказала — мол, надо разделиться. Дескать, я буду наблюдать за начальником, высматривать подозрительных, если что увижу — стрелять на поражение, без соплей, а она станет круги нарезать. Потом подскочила — вроде как невзначай, сказала — пошла, не мешай. И вот, исчезла.

Я глянул на часы (не наградные от Дзержинского, а здешние, приобретенные в престижном магазине). А ведь я еще успеваю в посольство. Впрочем, уж коль скоро Наташа сообщила, что товарищ начальник сам явиться не сможет, глупо срываться и мчаться на аудиенцию к одному из ренегатов, пусть он и бывший (а потом и будущий) канцлер Австрии.

Исаков хотел остаться, вдруг де, супруга сейчас прямо и подойдет, но я ухватил бывшего сапера под локоток и увлек его за собой. Правильно сделал, потому что из-за угла вышла сама Светлана Николаевна.

— Ушел гад, — с досадой вымолвила бывшая подпольщица, встречаясь взглядом с укоризненным взглядом мужа.

Оглянувшись на меня (а я только отмахнулся, давая понять, что о делах сейчас говорить не станем), виновато пожала плечами и, взяв супруга под ручку, повела вперед, о чем-то вполголоса втолковывая — возможно, оправдывалась, а может разъясняла, почему она так поступила.

Я шел, радуясь, что два уже не очень молодых человека, нашли друг друга. А то, что в прошлом она подпольщица, воевавшая против Колчака, а он — бывший белый офицер, так ничего страшного.

Явившись в торгпредство, первым делом озадачил Никиту Кузьменко. Он у меня не только правая, но и левая рука, а иной раз и голова. В будущем, когда мы передадим торговое представительство во Франции и наши филиалы в других странах профессиональным торговцам (слово не нравится, но другого не подберу), а базами для агентуры станут посольства, ему предстоит возглавить Западноевропейский сектор ИНО ВЧК (или ОГПУ, это уж как пойдет), пусть тренируется. Главное, чтобы коллега не повторял моих ошибок, а каких именно, я пока не скажу.

Но пока у нас задачи поскромнее, но все-таки, немаловажные. А Никита отвечает за самое главное — морские перевозки, что означает и наем кораблей, и взаимоотношения с хозяевами судов, страховщиками, а порой и с полицией, таможенниками.

Стало быть, ему и придется отправлять на родину трех чекистов и одного врага народа. Такого термина еще нет, зато враги есть.

Никиту новое задание в восторг не привело, но, если сказано надо, значит надо. И я не стану ссылаться, что это приказ Дзержинского. Для моих подчиненных — это мой приказ.

Кузьменко уже собирался уходить, потом остановился:

— Чуть не забыл. Предлагают недорого взять десять тысяч комплектов английской военной формы. Если брать оптом, получается по двадцать франков за комплект. Берем?

Я не стал спрашивать — откуда во Франции английская военная форма, скорее всего, какие-то «неликвиды», оставшиеся на складах, когда англичане квартировали у союзников.

— А что в комплект входит?

— Штаны с френчем, а еще фуражка.

— Берем, — кивнул я.

Отказываться от такой сделки было бы глупо. Двести тысяч франков, можно считать, что даром.

— Но придется на лапу в военном министерстве кое-кому дать. Немного, пять тысяч франков, но иначе всю форму в Британию отправят. У них сто тысяч комплектов на складе.

Двести пять тысяч тоже не деньги, а военная форма, при нашей нынешней нищете, хоть для армии пригодится, хоть для гражданского населения. Подозреваю, что штаны и френчи до трудящихся масс вообще не дойдут — их с удовольствием растащат партийные и советские чиновники. Даже английские фуражки станут носить.

— А больше не получить? Не десять тысяч, а все сто тысяч комплектов?

— Тогда придется и на лапу больше давать. Я с одним чиновником из министерства говорил — Жуаезом. Он уверял, что десять тысяч спишут — мол, моль поела, пришлось пришедшие в негодность комплекты уничтожить, чтобы на остальную форму не перекинулось, акты предъявят, а сто тысяч? Сто тысяч — могут и не поверить

— Где десять, там и сто можно списать, — резонно заявил я. — Тем более, что и стоимость обмундирования не во французскую или аглицкую казну пойдут, а кому-то в карман. — Подумав, предложил. — Пусть на том складе пожар случится, какие проблемы? А мы им за сто тысяч комплектов еще и премию выпишем, тысяч на пятьдесят. Нет, на двадцать.

— Пожар, это неплохо придумано, — уважительно кивнул Никита. — Так и скажу Жуаезу. Вот только, — ехидно хмыкнул мой заместитель, — на это дело опять наличка нужна. Чеки чиновники не берут.

Никита еще не забыл, как я ворчал, обнаружив растрату всех наличных денег, что я копил.

— Кровопивцы вы все, — вздохнул я, представляя, как мне опять придется идти в банк, обналичивать чеки, чего банковские служащие страшно не любят. Да и мне не очень нравится таскать с собой чемодан денег. А снимать-то придется много. И на обмундирование, и на взятки, да и на непредвиденные расходы, вроде отправки Шпигельгласа с его командой. В триста тысяч уложусь? Нет, лучше с запасом, сразу снимать четыреста тысяч франков.

— Только с Барминовым реши — как мы груз оформлять станем, чтобы таможня вопросов не задавала.

— А таможня в последнее время вопросов не задает, — улыбнулся Никита. — Я думаю, они и на этих, товарищей, которых нужно вывезти, глаза закроют. Дадим не по тысяче франков, а по две.