Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 14

Купец сразу же принялся выжимать из машины максимальную скорость. Он будто боялся, что полёвки и кроты своруют краски и начнут живописью заниматься. Поэтому мы довольно быстро домчались до предместий Петрограда, а ещё чуть погодя остановились на окраине столицы. Тут купец быстро нас высадил, развернул тачку и помчался обратно. А нам повезло практически сразу поймать извозчика в картузе с треснутым лакированным козырьком. Он за двугривенник согласился довезти наш квартет до нужного адреса, то бишь до дома Кантовых. Решено было ехать именно туда.

Мы загрузились в покачнувшуюся карету, после чего раздался сорванный голос извозчика:

— Но-о! Пошли, родимые!

Понурые кони зачавкали копытами по раскисшей грунтовке, а я протёр ладонью мутное стекло и принялся с любопытством смотреть на город. Окраина мало чем отличалась от Гати — те же свечки за окнами и бревенчатые дома, только многоквартирные, трёхэтажные. А вот потом грунтовка сменилась брусчаткой и появились кованные уличные фонари, похожие на перевёрнутую буквой «J». Тут электрический свет падал на изысканные особняки со стрельчатыми окнами, срывал покров тьмы с восседающих на карнизах горгулий и терялся среди витых колонн.

Центральная же часть Петрограда была создана из узких улочек, порой переходящих в набережные с балюстрадами, а те, в свою очередь, тянулись вдоль нешироких речушек с каменными арочными мостиками. Здесь мимо панорамных окон увеселительных заведений ходили немногочисленные люди в старомодных одеждах, ездили глазастые автомобили и цокали копытами лошади, запряжённые в экипажи. А однажды из-за угла с грохотом выбрался деревянный трамвай, выкрашенный красной облупившейся краской.

Дом семейства Кантовых обнаружился недалеко от центра города, на засаженной клёнами улице. И выглядело их семейное гнездышко, как покрытый черепицей двухэтажный особняк с кое-где отвалившейся штукатурной лимонного цвета. Кажись, дела у Кантовых нынче шли не очень хорошо. Вон и трещина в стене, а один из кованных балкончиков выглядел весьма ненадёжно. Выйдешь на такой — и он превратится в одноразовый лифт. Но судя по высоте особняка, потолки в нём ого-го какие, метра четыре! И я в этом убедился, когда оказался в тёмном холле вместе с Астафьевыми и семинаристом. Последний открыл украшенные резьбой входные двери своим ключом, а уже внутри произнёс:

— Слуги ушли, а сестрица моя и папенька, наверное, уже ко сну отошли, потому и темнота в доме царит.

— Наверное, лучше не шуметь, сударь? Или, наоборот, шуметь — мол, гости явились? — спросил я и заметил краем глаза колышущийся тюль. Кажется, кто-то забыл закрыть форточку, из-за этого тюль и трепетал, словно в испуге. А ещё от окна тянуло запахами города: мокрой побелкой, выхлопными газами, мусором, конскими каштанами и клёнами.

Кантов не успел мне ответить, поскольку до холла внезапно долетел пронзительный женский визг.

— Кто это?! Что случилось?! — тревожно выдохнул Лаврентий, округлив глаза.

— Вор забрался? Или лиходей какой? — яростно выпалил Всеволод и со стоном добавил: — Петровы!

Старший Астафьев сразу же помчался в ту сторону, откуда донёсся крик. А вопль повторился, придав нам всем ускорение. И буквально через десяток секунд мы домчались до высоких двустворчатых межкомнатных дверей, украшенных гербами. Всеволод толкнул их, но они оказались запертыми изнутри. Тогда он плечом ударил в двери, а те с жалобным хрустом распахнулись.

— Господи! — в ужасе выдохнул семинарист, узрев открывшуюся нам в свете двух керосинок картину.

В просторной гостиной с зашторенными окнами обнаружился абсолютно голый, худощавый шатен лет сорока пяти с сединой в волосах. Он застыл на четвереньках на пошарканном дубовом паркете, а на нём верхом восседала обнажённая девица с раскрасневшимся лицом, пьяно блестящими глазами и всклокоченными волосами. И ещё одна обнажённая дама в обнимку с пустой бутылкой возлежала на низенькой кушетке. Девица пребывала в полудрёме, бесстыдно разведя полные дебелые ляжки, демонстрируя не то, что ёжика, а настоящего дикобраза.

— Добрый вечер, ик… хоспода, — не смутился мужчина, глянув на нас весёлыми синими зенками под изломанными бровями.

Да, это же батя семинариста! Те же черты лица, только у старшего Кантова они изрядно обрюзгли, как у знатного выпивохи: под глазами залегли чёрные мешки в три ряда, а вокруг серых губ и на подбородке топорщилась недельная щетина.

— Добрый вечер, Анатолий Юльевич, — сипло выдавил Всеволод, заливаясь краской.

— Вечер добрый, дядюшка, — задорно прострекотал Лаврентий, улыбаясь до ушей. — А вы какого коня изображаете? Ломового или скакового?

— Клячу он бессовестную изображает! — прорычал семинарист. — Отец, немедленно оденься! У тебя разве нет одежды?

— Напротив, у меня её много: имеется костюм… ик… императора, священника, лекаря, кучера… — принялся перечислять старший Кантов.

— …Что б через пять минут и духа не было в нашем доме этих развратниц. И завтра же покайтесь все втроём! — воскликнул Лука, с трудом закрыл сломанные двери и сказал нам, пытаясь унять частое дыхание: — Прощу прощения за то непотребство, что вам пришлось лицезреть. Мой отец, как вам известно, человек слабый. Порой вино и распутные женщины берут над ним верх. Раньше, как вы помните, он таким не был.

— Я бы, ежели честно, сейчас и сам выпил, — проговорил я, нисколько не шокированный тем, что увидел. Даже больше скажу — конь из меня явно лучше.

— Да, наверное, после всех этих событий не грех и выпить по стаканчику, — согласился семинарист. — Но прежде нам стоит посетить ванные комнаты и привести себя в порядок.

Глава 6

В особняке Кантовых прописались аж три ванные комнаты, благодаря чему время купания четырёх людей сократилось до вполне приемлемых величин. Я буквально четверть часа поплескался в бронзовой ванне на изогнутых ножках, а затем надел чистый халат, напялил тапки и спустился в столовую.

Хрустальная люстра электрическим светом освещала вылинявшие голубые обои, резные стулья с потёртыми красными сиденьями и длинный лакированный стол. На последнем уже красовались две бутылочки красного вина и четыре фужера. Три оказались наполнены и стояли перед посвежевшими братьями Астафьевыми и мрачным семинаристом.

— Присаживайтесь, Андрей, — хмуро произнёс Лука. — Ещё раз извините, что приходится выпивать в столовой. Вы сами видели, что гостиная превращена в обитель греха и порока.

— Ничего страшного, сударь, — проговорил я, уселся на стул и плеснул себе вина. Пригубил. Хм, а оно весьма чудное. Ежели тут всё вино такое, то неудивительно, что люди спиваются.

Внезапно скрипнули двери столовой, и на пороге появился довольно бодрый Анатолий Юльевич. Его волосы влажно блестели, а на плечах обнаружился женский халат, который не скрывал серые кудряшки на груди и волосатые ноги ниже колен.

— Отец! Хватит меня позорить! — гневно выдохнул Лука и неожиданно ударил кулаком по столу. Аж фужеры подпрыгнули.

— Дык, мужские халаты закончились. Вы их все и расхватали. Вот я и надел что под руку попалось. Чего стесняться-то? Мы же одна семья… — тут его взор упал на меня, и он выдохнул: — Ого, мастер смерти!

— Знакомься, папенька, это Андрей, — представил меня семинарист, попутно виновато глянув на потолок, украшенный потрескавшейся лепниной. Парень будто мысленно просил прощения у бога за то, что поддался гневу.

— Анатолий Юльевич Кантов, маг девятой ступени, — по всей форме отрекомендовался мужчина и уселся за стол. — А вы ведь тот самый Андрей, что у Ильи Макаровича проживает? Доводилось мне о вас слышать. Воспоминания к вам так и не вернулись?

— К сожалению, нет, сударь.

— Папенька, а где сестрица моя? — спросил Лука, хмуря брови.

— У сударыни де Анжуй. Акулина обещалась вернуться поздно, но нет причин для волнения. Кучер семьи де Анжуй доставит её прямо к дверям нашего дома, — беззаботно проговорил Анатолий Юльевич, довольно умело ухнул в транс, создал на ладошке магический туман и швырнул его в бутылку с вином. Магия окружила стеклянную тару и послушно, будто собачонка, потащила её по столу к хозяину. Телекинез? Да, что-то вроде него.