Доброволец - Марчук Николай Петрович - Страница 35

Вот так я был на Войне! Шесть дней длилась моя Война.

Я вяло мешал жидкую похлебку в слабой надежде, что она загустеет, станет наваристой и вкусной. Трудно приготовить что-нибудь стоящее, когда в наборе ингредиентов одна банка консервированной фасоли, пара жменей крупы булгур и два зубчика чеснока. Чеснок мелко накрошил, свалил все в один котелок и варил в течение получаса на слабом огне. Вот и вся кулинария!

– Короче, пацаны, я вам так скажу. Керчь – уникальный город, можно сказать, он единственный такой на нашей планете, второго нет. – Болтун сидел на камне и с важным видом ездил по ушам свежим слушателям. – Во-первых, Керчь – самый древний город в Российской Федерации, и у нас самый древний работающий православный храм в Европе. Во-вторых, самое большое количество одновременно награжденных Звездами Героев СССР было тоже в Керчи за высадку Эльтигенского десанта, в-третьих…

– Ванек, а ты вообще кроме своей Керчи где-то еще был? – перебил я рассказчика.

– Конечно. Практически во всех городах Крыма был. А что?

– А за пределами Крыма где успел побывать?

– Ну в Краснодаре, и чего? – непонимающе уставился на меня паренек.

– А того, что ты нигде не был, но утверждаешь, что твой затрапезный городишко уникальный. Блин, да ты дальше, чем на триста километров, от него и не отъезжал!

– Конечно, не отъезжал. Триста километров! Это ж какая глухомань! На фиг мне в такие трущобы ездить?

– Капец! – бессильно развел я руками. – Ладно, садитесь жрать, пожалуйста. Кстати, Ванек, все забываю тебе рассказать, что древние греки считали, что Керченский пролив – это река Стикс, которая отделяла мир живых от мира мертвых, – хитро улыбнулся я, а потом продекламировал по памяти: – «Стикс был далеко, на крайнем западе, где начинается царство ночи, в роскошном дворце, серебряные колонны которого упирались в небо. Это место было отдалено от обители богов, лишь изредка залетала сюда Ирида за священной водой, когда боги в спорах клялись водами Стикс. Клятва считалась священной, и за нарушение ее даже богов постигала страшная кара: клятвоотступники лежали год без признаков жизни и затем на девять лет изгонялись из сонма небожителей. Под серебряными колоннами дворца подразумеваются падающие с высоты струи источника; местопребывание богини – там, где из струй образовывался поток. Отсюда воды уходили под землю, в темноту глубокой ночи, ужас которой выражался в ужасе клятвы».

– Офигеть! – шепотом произнес Ванек. – Иваныч, и ты молчал все это время! Потом, как достану ручку и какой-нибудь блокнот, продиктуешь еще раз, чтобы я записал слова и запомнил. Охренеть, древние греки! – потрясенно произнес керчанин. – Крутотень!

– Керчь, я не понял, чему ты радуешься? Древние греки считали, что в тех местах, где сейчас располагается твой родной город, были дичайшие места и полная жопа, – объяснил я свою мысль.

– Ни фига подобного! – возразил мне Ванек. – Тут самое главное, что древние греки уже тогда, в древние времена уважали керчан!

– Ты неисправим, – отмахнулся я, уже пожалев, что неосознанно подкинул дров в топку керченского тщеславия. – Все не съедайте, оставьте немного Гарику. Вон, он уже чешет.

Подросток быстро шел через заросшее бурьяном поле в сторону разрушенной хибары, где мы уже третий день прятались. Я, Керчь, Могила, Петрович, Исмаил и еще двое бойцов из нашего отряда, Паша Косой и Витя Женева, остались куковать в заброшенной овчарне.

Во время очередного перехода дозор разведчиков нарвался на застрявшую на дороге машину, водитель которой менял колесо. Пожилого турка тут же допросили, а потом застрелили. Машину привели в рабочее состояние и, погрузив на нее генерала Корнилова и наиболее боеспособную часть отряда, укатили в неизвестном направлении, а нас семерых оставили в заброшенной овчарне ждать их возвращения. Предполагалось, что уехавшие найдут безопасное место и тут же вернутся за нами, чтобы перевезти нас второй ходкой.

По самым стремным подсчетам, на все должно было уйти не больше пары часов. Прошли уже вторые сутки и даже самому оптимистически настроенному из нас, Ваньку, и то стало понятно, что свита генерала Корнилова то ли забила на нас, элементарно бросив на произвол судьбы, то ли попала под раздачу, и их косточки гниют теперь где-то в турецком овраге.

Поскольку вечно в этой халупе нельзя было ныкаться, я принял решение выбраться отсюда самим. Первым делом отправили Гарика на разведку местности. Паренек отсутствовал около часа и вот сейчас возвращался назад, явно что-то неся с собой в руках.

Исмаил снял с себя куртку и завернул в нее что-то живое и небольшое по размерам. Спер что ли где-то курицу? Хотя нет, для курицы размер явно маловат. Тогда, что?

Подросток, смешно поднимая ноги, подбежал к нашему схрону и под внимательные взгляды всех присутствующих бросил к моим ногам свою куртку. Из нее тут же выбрался… Попугай?!

– Негодяи! Я вас пор-рву, как тузик гр-релку! Я тебя по айпи вычислю!!! – изрекла птица. – Свободу попугаям! Пусть всегда будет солнце. Солнечный кр-руг, небо вокр-руг! Твар-ри! Кто тут самый сильный? Кир-рюша самый сильный!

– Это что? – скривившись от громкого крика птицы, спросил я у турчонка. – На фига ты его притащил и где ты его взял?

– Эфенди, это шайтан, а не птица. Я нашел ее в домике на берегу моря, там есть причальный стенка, ну вроде мостка. – От волнения турчонок путал склонения русских слов. – Я внутрь пролез через окно, а там склад. Много ковров, тряпки какие-то, ткани в рулонах. На меня эта птица как налетит и давай орать, как безумный ишак, я испугаться, что он может своими криками привлечь хозяев склада, схватил этого петуха и сюда прибежать.

– Может, сварим его? – задумчиво глядя на вылизанную до блеска тарелку, спросил Петрович. – Вин хоть и тощий, а все одно птах. Куриный бульон получится.

– Пор-рву, как тузик гр-релку! – неожиданно закричал попугай и прыгнул в сторону Петровича. – Я тебя по айпи вычислю, кур-рва!

– Блин! – Петрович от неожиданности подскочил и шарахнулся в сторону. – Точно я из него сейчас бульон сварю!

– Стоять! Никто из него суп варить не будет! – остановил я намечающуюся расправу над экзотической птицей. – Гарик, там на складе точно никого не было?

– Точно. Там всего одно здание. Прятаться негде, да и если бы кто-нибудь был, то он бы обязательно себя выдал.

– Значит так, бойцы, удача вновь повернулась к нам лицом, собираемся и бегом дуем в сторону моря. Гарик поешь на ходу, – приказал я.

– А как же Корнилов и его люди? – подал свой голос Серега. – Мы что, их не будем ждать?

– Есть два варианта, – ответил я. – Первый: кто-то остается здесь и дожидается возвращения Корнилова со товарищи, а остальные уходят чистить сарай у моря. Вариант второй: двигаем всей кодлой к морю, а на стене овчарни напишем, куда ушли. Они вернутся, прочитают и найдут нас.

– Я останусь, – тут же предложил пулеметчик. – А вы уходите.

– Нет, – строго отрезал я. – Уходим все!

– Нет, – набычился Серега. – Я останусь! Дождусь Корнилова, его бросать нельзя!

– Дебил! Толстый дебил-л-л! – неожиданно каркнул попугай.

– Сто процентов согласен с птицей, – буркнул я. – Могли бы они вернуться, давно были бы здесь.

За те два дня, что мы провели в овчарне, дожидаясь возвращения Корнилова, я вдоволь наслушался рассказов про то, какой Олег Михайлович Корнилов хороший, какой он пригожий и вообще спаситель рода человеческого. Нет, я не спорю, возможно, так оно и есть, но что-то мне подсказывало, что в этих рассказах про доблестного и непобедимого генерала Корнилова было больше вымысла, основанного на желании рассказчиков верить во все доброе и хорошее. Времена сейчас такие, что вокруг одна грязь, разруха и беспроглядная мгла. Человеку просто надо придумать себе какой-то идеал, какую-то сказку, в которой супергерой побеждает всех злодеев.

– Иваныч, вы идите к морю, разведайте, что там да как, а я тут подежурю, вдруг вам оттуда придется убираться по-быстрому, я тогда ваш отход прикрою.