Наш дом – СССР - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 42

— Хм, так сразу и не скажешь, пожалуй. А в те времена, думаю, меня бы просто хлопнули на месте, да и разговаривать не стали. Времена были суровые.

— Как вариант, — кивнул я. — Во время выноса тела вождя из Мавзолея его несли чуть приподняв голову, а не как обычно на похоронах. — Напряжение Шелепина увеличилось в разы, а я добавил: — Вам казалось тогда, что он встанет и спросит: «Что ж вы, суки такие, делаете со мной?» — Я внимательно наблюдал за каждой морщинкой на лице этого умного человека. И он не выдержал. Вскочил, открыл рот и застыл. А я продолжал: — И вам до сих пор это вспоминается, и вы вздрагиваете при этой мысли. Как вы думаете, о таком мне мог кто-нибудь рассказать? Ведь об этом вы никому и никогда не говорили.

— Может, поднимемся ко мне?

Да ладно, зацепил все же? Подействовало, а я все думал, правда это или нет. Об этих своих чувствах и страхах этот «железный» человек расскажет в интервью через двадцать два года. Тогда его, сильно постаревшего и с неважным здоровьем, будут еще и по Катыни допрашивать. Суки дерьмократские!

— Вы уверены, что у вас нет прослушки?

Об этом он в будущем не говорил, но Брежнев, трус, всегда и всех подозревал.

— Нет, пожалуй, вы правы. Не уверен.

— Найдите место и время, я в Москве буду недолго, но, если вы решите действовать, окажу всю поддержку, на которую только способен.

— Вы не понимаете, никто меня уже не поддержит, Брежнева скинуть нереально. — Он точно уже во все поверил, а я сомневался, дурак. Никогда бы человек не сказал таких слов чужому, если бы не верил ему.

— А вы спросите у вашего хорошего товарища, что предлагал ему Брежнев, когда собирался скинуть Никиту? — посоветовал я. Ильич тогда всерьез рассматривал убийство Хруща.

— Вы серьезно? — Шелепин начал озираться.

— Я же говорю, с вами пойду на всё. И чтобы не озираться, предлагаю такой вариант, это далековато отсюда, но… — я чуть задумался, — зато отдохнете отлично.

— И куда вы меня приглашаете? — улыбнулся Шелепин.

— К себе на дачу. Всего-то километров четыреста отсюда, на север.

— Что там у нас? — задумался «Железный Шурик». — Вологда? Череповец? Рыбинск?

— Недалеко от Рыбинска. На Волге.

— Я как-то проплывал на теплоходе из Москвы в Казань, красоты на Волге знатные! — даже заулыбался собеседник.

— А чтобы вам было спокойнее, можете заодно позвать и вашего друга с Украины. Это чтобы мне два раза не рассказывать.

— Вы о Володе?

— Ну, а о ком же еще? — кивнул я.

— Это надо отпуск брать.

— Что, не сможете?

— Да нет, почему? Возьму. Погода пока стоит хорошая, можно и отдохнуть.

— Добирайтесь до города Углича, это мой совет и предложение. Если вас вести будут, там и потеряют. Договоримся о времени, и я буду вас ждать на лодке, дальше пойдем водой, и никто нас не отследит, разве что с вертолета.

— Легких путей вы не ищете? Вы знаете о слежке за мной из будущего?

— Знаю, что после ухода наблюдали, распоряжение Леонида было, негласное. Учтите, Александр Николаевич, о вашем друге я сказал, но только вы сами можете решить, привлекать его или нет. Позже я расскажу о многом, в том числе посоветую вам людей, которые не запятнали свою честь.

— Стало быть, в будущем считают, что я не запятнал? — улыбнулся «Шурик». Улыбка у него приятная, не лживая.

— Вы сами себя лучше знаете, чего мне говорить. А насчет того, что не ищу легких путей… Я вообще не очень открытый человек, вот, например, в Москве я себя вообще чувствую очень неуютно. Открыт я только для тех, кому доверяю, и когда вижу, что доверяют мне.

— Ну, пока я ничего вам не скажу о доверии, но то, что вы на самом деле смогли меня заинтересовать, факт. Не буду скрывать, пока мне интересно послушать о будущем, а уж все остальное, что вы хотите предложить, надо хорошенько обдумать.

— Постарайтесь не думать там, где могут прослушать. Брежнев не Хрущёв, который знал, что его снимут, и ничего не сделал, то ли не верил, то ли махнул рукой, неважно.

— Там скорее было нежелание верить. Да и многое другое.

— Хорошо, товарищ Шелепин, я уезжаю из этого неуютного города с надеждой, что хоть что-то, но у меня тут получится. А то как-то не задалось, почти с самого начала. Столько можно изменить в стране к лучшему, а возможности нет.

— Может, о себе вы расскажете все же здесь? Или тоже тайна?

— Конечно, тайна. Если вы о моей личности. А если о жизни? С декабря прошлого года я и дворником был, и убийцей, и изобретателем, теперь вот пытался протолкнуть книгу в издательстве, но на комиссии мне ясно дали понять, что не хотят ее печатать.

— Если в книге есть хоть что-то плохое о нашем строе, коммунистах или партии, то это товарищ Суслов вас бракует. Он читает практически все, что приносят в издательства. Сначала рецензии, если тема интересует, то и книги.

— Почему-то так и думал, что этот старый маразматик-марксист имеет отношение к неодобрению моей книги. Не думаю все же, что сам он слышал что-либо о моей книге, но вот в комиссии вполне могут работать по его методичкам.

— Уж это наверняка. А что за история с убийством?

— О, это я попал под каток нашего несовершенного законодательства.

— А поточнее?

— Не буду начинать с самого начала, в этом нет необходимости, расскажу лишь основное. Мою жену и дочь…

— Вы уже и жениться, и ребенка родить успели тут? — перебил меня восторженным возгласом Шелепин.

— Мы оказались здесь все вместе, — пояснил я, — так вот, мою семью взяли в заложники. Это была группа бандитов, девочек хотели изнасиловать и убить, меня чуть позже, но также хотели убить. Не получилось. Я убил их. Всех.

— И много их было?

— Там так сложились обстоятельства, что следствие могло мне инкриминировать лишь троих. За них я получил условный срок, как превышение обороны.

— Ну да, могли так сделать. А что, разве не было возможности избежать убийства?

— Всегда можно избежать чего-либо, вопрос — какой ценой. Ценой своей жизни и жизни своих любимых — это не ко мне.

— Так сколько было бандитов на самом деле?

— Больше двух десятков. Заметьте, я не скрываю от вас, когда-то комитетчика, такие подробности своей жизни именно потому, что доказать не сможете. Милиция же не смогла повесить их на меня.

— Интересный случай. Запрошу в МВД дело, почитаю на досуге.

— Александр Николаевич!

— Ну, вы обо мне знаете такие потаенные подробности, а я о вас?

— Да уж знаю. Хозяин перед тем, как вы ушли, попрощался с вами?

— Кто?

— Кого звали настоящим хозяином? Когда вы дважды повторили: «До свидания», он лишь…

— Пальцами шевельнул… невероятно! Вы даже это знаете, ведь кроме него и меня там никого не было!

— Я же объяснил, знаю это лишь потому, как вы сами об этом расскажете в далеком будущем.

— Да-да. Знаете, Саша, могу я вас так называть? — А вот теперь я видел в его глазах… нет, не интерес. НАДЕЖДУ!

— Конечно, — кивнул я, соглашаясь.

— Я уже очень хочу в отпуск. Когда вы будете дома?

— Побуду все же пару дней, подожду официального заключения по книгам, и уедем.

— Вы и здесь всей семьей?

— Так точно, мы всегда вместе.

— Давайте так. У вас есть ручка?

— Карандаш.

— Запишите номер телефона. Позвоните, когда будете дома, я прибуду в Углич на следующий день. Как мне дать знать вам, что я приехал?

— Я буду встречать. Если мне память не изменяет, там всего два рейса в день из столицы. Приезжайте первым, как раз к обеду дойдем до нашей деревни. Ухой накормлю, там один местный фронтовик такую варит! Пальчики съешь вместе с ухой. И меня научил. Рыбу сами и ловим, Волга все же, прокормит всегда, если наше родное государство не запретит.

— Как это?

— А это в будущем у нас такие власти и депутаты, запретили людям бесплатно рыбу ловить. Не берите в голову, потом, если захотите, я вам столько всего расскажу, голова опухнет, не поверите.

Пожав друг другу руки, мы попрощались, и я ушел, а будущий, я на это надеюсь, генсек, еще стоял некоторое время и смотрел мне вслед.